Семь дней до Мегиддо - Лукьяненко Сергей - Страница 12

– Дарина!

Я начал подниматься по лестнице на второй этаж. Миновал пролет – и тут навстречу выбежала Дарина.

Вначале мне показалось, что она изменилась. Ну, раз назвалась хранителем – могла же начать мутировать дальше?

Но она просто была в халате. Самом обычном банном халате, длинном, до пят. Волосы и лицо были мокрые.

– Тебе сюда нельзя… – Она заколебалась. – Ладно. Пошли. Ты под дождь попал, да?

Вслед за Дариной я вошел в ближайшую дверь. Комната, когда-то бывшая рабочим кабинетом, тоже была вся устлана коврами и завалена подушками. Любят же они мягонькое… Окна снаружи затягивала паутина, лампы не горели, в комнате было сумрачно.

От ног Дарины оставались мокрые следы.

– Я отмывалась, – пояснила она, усевшись прямо на пол, на подушки. – Всю ночь не спала.

– Убирала? – Я не стал уточнять, что именно. Сбросил ветровку, расстелил ее на подушке, чтобы впитала влагу.

– Да. У нас есть большая холодильная камера в кафе внизу.

– Хранитель большого Гнезда предложила забрать тела, – сообщил я.

– Нет, это слишком ценный ресурс.

Лицо у меня невольно перекосилось.

Дарина вздохнула:

– Наши ткани и органы устойчивее человеческих и живут несколько часов после смерти тела. При сильном охлаждении – до нескольких месяцев. Всё, кроме мозга, к сожалению. Еще у нас нет взаимного иммунного отторжения. Тела погибших – идеальный материал для трансплантации. Особенно, если надо проводить ускоренные метаморфозы.

– А… – сказал я с облегчением.

– Ну а если их съесть, то это мощнейший стимулятор, – добавила Дарина. И неожиданно улыбнулась.

– Ты издеваешься? – спросил я.

– Не скажу. Что ты узнал?

Я коротко рассказал про разговор с хранителем.

Дарина выслушала, как мне показалось, без особого удивления.

– Я и сама поняла, что наши тут ни при чем, – сказала она. – Мы с Наськой отсутствовали меньше часа. Только большое Гнездо способно выставить достаточно бойцов, чтобы за этот срок сломить сопротивление и уничтожить всех. Но остались бы следы боя, были бы жертвы среди нападавших, тела, пятна биологических жидкостей. А тут всё произошло очень быстро, я полагаю, что за десять-пятнадцать минут.

– Кто это мог сделать?

Дарина вздохнула.

– Может быть – человеческий спецназ. Если очень хорошо подготовились, использовали какие-то газы… не знаю. Но может быть.

– А более вероятно? – не унимался я.

– Как сам думаешь?

Я помолчал.

Ну, конечно, мысль была только одна. И очень неприятная.

– Эти? – Я кивнул вверх.

– Инсеки могли, – согласилась Дарина.

– Тогда с концами.

Я не знал отношений между Гнездами и пришельцами. Какие-то были, конечно, и судя по разговору со стражей, не самые безоблачные.

– Вчера я переоценила себя, – сказала Дарина. – Была в ярости, мечтала отомстить…

Не похожа она была на человека в ярости, ну так она же и не человек.

– Если это и впрямь Инсеки… – Дарина помолчала. – Тогда я стану возрождать Гнездо. Пройду путь к хранителю. Наську придется вести ускоренным циклом к матери. Есть и еще хорошие новости, как ни странно… – Она осеклась. – Но о мести не может быть и речи. Обязанности с тебя я сниму. Не волнуйся.

– Да я и не волнуюсь.

– Я же чувствую… – просто ответила она. Потянулась, из-под халата высунулись голые ноги. Лодыжки были тоненькие, подошвы розовые, как у младенца.

– Ты без комбинезона, – удивился я.

– А ты в штанах и рубашке моешься?

– Нет, но… вы же всегда в своей чешуе, – я попытался улыбнуться. – Не думал, что увижу жницу без одежды.

– Ты еще и не видел, – сказала Дарина.

Повисла неловкая пауза.

– Дарина, извини, это прозвучало двусмысленно, – сказал я.

– Знаю. Я так и хотела.

Она смотрела куда-то мимо меня. Потом опустила взгляд.

– Я пока очень похожа на человека, – сказала Дарина. – Жницы недалеко уходят по пути изменений. Если я стану хранителем, всё будет иначе… Максим, я вызываю у тебя отвращение?

– Нет, – честно сказал я. В горле пересохло.

– Мне вчера показалось, когда ты меня обнимал…

– Тебе не показалось.

– Максим, это у меня первый и последний раз, наверное. Если… если я тебе не противна…

Я встал. Подошел к ней. Дарина тоже поднялась, глядя в пол. Ее пальцы теребили поясок халата.

– Может, меня кто-то посчитает… психом, – сказал я, – но ты мне нравишься.

Она повела плечами, и халат соскользнул к ногам.

Головы она так и не поднимала.

Я осторожно взял ее за подбородок и поцеловал. Она ответила, целуясь жадно, неумело и отчаянно, как бывает только в первый раз.

– Открой глаза, – попросил я.

Дарина замотала головой.

– Не бойся, – сказал я. – Я хочу их видеть.

Она посмотрела на меня – и я утонул в сиреневом сиянии. Тысячу раз я слышал «такая скука, мутантку бы трахнул» или что-то подобное. Десятки раз я слышал похвальбу «а я тут жницу поимел» – с обилием деталей, касающихся в основном скользкой кожи или нестандартного женского органа. Одна девушка всем рассказывала, что у нее был парень-страж, с «вот таким вот огромным и раздвоенным».

Я и раньше-то в эти истории не верил.

Теперь я знал на тысячу процентов, что это вранье.

Потому что никто этого рассказывать не станет.

А если все же станет, то будет говорить про глаза.

Светящиеся жадным сиреневым светом.

Нечеловеческие глаза на человеческом лице.

Мы целовались, глядя друг на друга, в полутемном, заваленном мягкой рухлядью кабинете бывшего Минкульта, я сжимал ее плечи, и не было никакой скользкости из пошлых анекдотов («запрыгнул на нее и проскользнул всё Гнездо»), просто гладкая влажная кожа, словно ты с девушкой в душе. Дарина, путаясь в пряжке, расстегнула мне ремень, я сбросил влажные, липнущие к ногам джинсы и увлек ее на пол. Она совершенно ничего не умела и не знала, у нее действительно всё было в первый раз, и, кажется, Дарина ужасно нервничала, что я сейчас сравниваю ее с другими и сравнение окажется не в ее пользу.

И это было трогательно и смешно, потому что я понимал: все девчонки на свете по сравнению с ней ничего не стоят, у меня никогда такой не было… и скоро снова не будет.

Но сейчас она была рядом, я еще раз шепнул ей «не бойся» и вошел, ловя испуг и восторг в сиреневых глазах. Дарина вцепилась мне в плечи так сильно, что я застонал, и тут же отпустила в испуге – она была куда сильнее, чем человек, и я вдруг понял, что она боится причинить мне вред не меньше, чем я боюсь причинить ей боль.

– Ты мне не навредишь, – прошептал я. – Ты… моя…

И только тогда она расслабилась до конца, и мы вошли в ритм, она не отрывала от меня взгляда, потом зрачки ее расширились, будто глядя куда-то за пределы мироздания, и Дарина застонала, вздрагивая подо мной и цепляясь все сильнее, не желая отпускать, но мы и без того уже были единым целым, когда быть ближе просто невозможно.

А вокруг нас рокотала беззвучная, могучая, будто океанский прибой, песня Гнезда.

Я опустился на пыльные истоптанные ковры, Дарина прижалась ко мне, положила голову на грудь движением, которое любая женщина знает со времен Евы. Прошептала:

– Так… так всегда, да?

– Нет, так не всегда, – ответил я, обнимая ее, и понял, что не вру.

– У тебя же были девчонки.

– Тебя не было…

Дарина тихо, но с гордостью засмеялась. И лизнула меня в плечо.

– Эй, – сказал я. – Надеюсь, у вас не принято после секса откусывать голову?

– Такую пустую? – фыркнула Дарина.

И снова прижалась ко мне. Она подрагивала, будто никак не могла успокоиться, руки скользили по моему телу. Потом Дарина прошептала:

– Помнишь, Наська ляпнула, что я в тебя была влюблена в детстве?

– Ну? – насторожился я.

– Вранье. Я, конечно, на всех одноклассников Роськиных заглядывалась. Как положено младшей сестре. Но мне нравился такой веселый, в очках, на Гарри Поттера похожий, его и звали…

– Гарик! – поразился я. – Да ну, он балабол…