Обратно в ад (СИ) - "Amazerak" - Страница 51

Выглядел Лёха не лучше, чем Николай, хотя Николай провёл два месяца за решёткой, а Лёха — на воле, ведя праздную жизнь. Николай и сам во время учёбы в академии любил развлечься, но потом детство закончилось, появилась ответственная работа, пришлось браться за ум и готовиться унаследовать отцовские дела. А Лёха как будто даже не собирался менять свои привычки, намереваясь и дальше гулять и пьянствовать.

— И какие же дела тебя тут держат? — спросил Николай.

— Да вот, в Турцию летал, теперь с друзьями встретились. А что? — Лёха уставился на Николая пропитым взглядом. — Тебя что-то не устраивает?

— Я тут старший, и мне небезразлично, что творится в моей семье.

— Но ты ведь уже не глава семьи.

— А это имеет значение?

— Я — взрослый человек и делаю, что хочу, — резко вспылил Лёха. — Не понимаю, что ко мне все пристали? То секретарь отца мне мозг бороздит своими нравоучениями, теперь ты приехал…

— Я вернулся в собственный дом, — повысил тон Николай, — и что вижу? Бордель? Наркопритон? Вы загадили всю набережную. После того, как ты «встретился с друзьями», дому требуется ремонт.

— Ты про замок и выбитое окно? Да это пустяки. Нашёл из-за чего бучу устраивать. Вообще-то, это и мой дом тоже. Мне по закону принадлежит часть поместья, я имею полное право делать тут всё, что захочу.

Николай с удивлением смотрел на брата, не понимая, что с ним случилось. Алексей всегда вёл себя распущенно и нагло, но прежде он хотя бы делал вид, что слушается. Теперь же парень почувствовал вкус свободы, теперь ему — никто не указ.

— Мы ещё не поделили имущество, — напомнил Николай.

— Да всё мы поделили. Тебя только ждали. Осталось подписать какие-то бумаги и всё. Мне принадлежит десятая часть поместья, и ты не имеешь права тут распоряжаться, как хозяин. Что я друзьям скажу после того, как ты их выгнал?

— А мне всё равно. Пока я тут живу, твоих друзей здесь не будет.

— Ага, конечно! — Алексей кинул вилку на стол, небрежно вытер руки салфеткой, встал и вышел из столовой.

У Николая не было аппетита. Казалось бы, после двух месяцев на тюремных харчах, от домашней еды должны слюнки течь, но когда на душе не спокойно, даже самый сочный кусок мяса в горло не лезет.

Николай ещё немного посидел за столом, а потом поднялся на второй этаж и заперся в кабинете. Первым делом он позвонил супруге в Псков, сообщил, что уже дома и что она может возвращаться. А потом шлёпнулся во вращающееся кожаное кресло, повернулся к окну и стал смотреть на сад возле дома.

Николай не знал, чем заняться. Дел скопилось много, но после двух месяцев полного безделья было тяжело за что-то взяться. Скорее всего, его снова приставят к семейному предприятию. Он больше не управлял бизнесом рода, не состоял в совете, но как член семьи, должен работать в корпорации.

Вот только Николай не желал работать в бизнесе, которым теперь владеют люди, предавшие семью. Он их и семьёй-то больше не считал, а потому и решил, что участвовать в делах рода не станет из принципа. А занятий можно найти массу: развивать ресторанный бизнес отца, расширить портфель ценных бумаг, вложиться в какое-то новое предприятие. На родовой корпорации жизнь не заканчивалась.

А вот что делать с Лёхой — вопрос не из простых. Если он будет и дальше гнуть свою линию, придётся искать возможности прекратить этот произвол.

С Артёмом тоже ситуация была неясна. Николай мучился догадками насчёт того, на кого работает младший брат. Артём сотрудничал с учёными из какого-то секретного отдела, который курирует УВР. Служба безопасности рода тоже подозревала его в сотрудничестве с УВР. И в то же время Артём крайне негативно относился и к УВР, и Голицыным, если судить по его собственным словам.

Вчера вечером Артём позвонил, спросил, как дела, как прошёл суд. Двоюродный брат Валера тоже позвонил. Он сказал, что надо пообщаться наедине. Встретиться с ним предстояло завтра.

Заиграла мелодия на смарте, Николай вызвал экран. Номер был неизвестный.

— Алло, — Николай едва коснулся пальцем голограммы экрана.

— Привет, это Артём, — раздался в гарнитуре знакомый голос. — Ты уже дома? Там всё в порядке?

— Приехал сегодня утром, — ответил Николай. — Ничего хорошего. Лёха бардак развёл. А ты номер сменил, что ли?

— Нет, это мой секретный номер. Тот прослушивают.

— Вон оно что.

— Ага. За каждым шагом следят. Но этот тут у всех так. Секретный проект всё-таки. Но я вот что хотел спросить. Двадцать четвёртого сентября заканчивается мой контракт. Я намерен вернуться в Новгород. Надеюсь, ты не против?

— Да пожалуйста, — хмыкнул Николай. — Но, кажется, ты говорил, тебе угрожает опасность?

— Да, Борецкий хотел меня убить, но с ним я договорюсь. Меня больше интересуют Ярославичи. Что с ними делать будем? Вот это я и хотел с тобой обсудить.

Стоял прохладный осенний вечер, сумерки начинали сгущаться. Солнце надёжно забурилось за свинцовые тучи, и на улице уже было довольно мрачно, несмотря на то, что до заката оставалось ещё более часа. Беспокойные волны шумели у покинутого пляжа, мир казался серым, неуютным и пустым.

Я шагал по песку вдоль берега, вглядываясь в горизонт. Застёгнутый ворот куртки и надвинутая на лоб кепка почти не спасали от промозглого ветра, который то и дело заставлял ёжиться и втягивать голову в плечи. Это было то самое место, где несколько месяцев назад мы гуляли с Вероникой и наткнулись на группу молодёжи, решившей, что общественный пляж — их собственность. Осень разогнала отдыхающих, теперь тут не было ни зонтиков, ни шезлонгов, ни оживлённого гомона — мир замер в ожидании первых заморозков.

Позавчера закончился контракт, а сегодня я уже был в посёлке Борисово близ Старой Руссы, откуда мне предстояло попасть в усадьбу Василия Борецкого, минуя Новгород и дороги общего пользования. Ужасно хотелось снова оказаться дома, за три месяца я соскучился по родным краям, но сейчас имелось дело поважнее.

У причала болтались несколько привязанных лодок. Когда я вышел на пирс, вдали показалась чёрная точка. Она быстро приближалась, и вскоре подплыл уже знакомый катер.

Вероника махнула мне рукой. Она тоже утеплилась: на ней были джинсы и приталенная куртка, подчёркивающая её фигуру.

Я прыгнул в катер и скинул баул с вещами.

— Привет, — я поцеловал Веронику в щёку.

— Привет, — девушка ответила тем же. Она выглядела встревожено. Никогда её такой не видел.

— Волнуешься?

— Немного. Готов? — Вероника дала задний ход.

— Готов.

— Таблетки с собой?

— Разумеется.

— Достал всё-таки? А говорил, сложно.

— Оказалось проще, чем думал. «Потерять» полпачки труда не составило.

Вероника развернула катер, и тот, разрезая носом тяжёлые серые волны, помчал в сторону усадьбы.

— Всё подготовила? — спросил я.

— Разумеется. Шмотки в трюм кинь. Оружие — на кровати.

Спустился в трюм, положил баул на пол. На кровати лежали пистолет в кобуре и шашка. Я выдвинул шашку из ножен до середины, клинок в свете лампочки блеснул полированной сталью. Сосредоточенная в руке энергия передалась оружию, и лезвие едва заметно засияло. Я надел под куртку пояс с ножнами и кобуру с пистолетом. Отрегулировал ремешки, на которых висела шашка, чтобы та не мешала движению.

— Порядок, — я вылез из трюма. — Но пистолет вряд ли пригодится.

— Пусть будет, — произнесла Вероника. Она выглядела очень серьёзной. Сегодняшний день должен был решить мою судьбу. Но если план провалится, Веронике тоже не поздоровится.

Катер мчал по волнам, на побережье горели огни посёлков. Ветер продувал насквозь, не спасало даже лобовое стекло.

— Если не получится, возьмёшь меня с собой? — спросила Вероника.

— Мы же договорились.

— Если предашь меня, пожалеешь, — произнесла она голосом, в котором чувствовался скорее страх, нежели угроза.