Разбуди меня (СИ) - Литвинова Анна - Страница 25

— За городом с однокурсниками со вчерашнего утра, а сегодня весь день с Леной провела — все-таки ответила я, слегка пожав плечом. Голос меня не подвел, прозвучав ровно, хотя внутри неприятно покалывали иголочки страха.

— А ты когда приехал? Ты же говорил, что только через неделю освободишься, — продолжила, подходя и усаживаясь в кресло напротив. Кожаная поверхность стильного, но абсолютно неудобного предмета мебели холодила спину и руки, которые я положила на подлокотники.

— Верно, говорил. Только как я мог спокойно работать, когда моя дочь ушла в загул, видимо, чересчур обрадованная отсутствием присмотра? Прискорбно, что мои попытки воспитать из тебя достойного человека прошли впустую, — едкие слова отец медленно выговаривал сквозь зубы, что наглядно демонстрировало его крайнее недовольство.

— Какой загул? Что за бред? — я искренне не понимала причину такой реакции отца, — насчет турслета мы, если мне не изменяет память, договорились уже давно, а болтовня с подругой в выходной и так не считалась никогда преступлением.

Еще в прошлом учебном году, когда мы в очередной раз поругались с отцом по поводу его вечных запретов, мы пришли к компромиссу. Учитывая, что это мой последний год в университете, мне разрешалось посещать все официальные студенческие мероприятия. Правда отдельно указывалось, что употребление алкоголя, ночные клубы и прочие излишества в этот список не входят, но я и этому была очень рада. Поэтому насчет турслета я отцу сказала вскользь еще в конце лета, посчитав этого достаточным. Но, видимо, отец считал иначе.

— Верно, — отец сощурил глаза, а в голосе прорезалась злость, — только мы не договаривались, что при этом мне будет звонить Артем и выговаривать, что моя дочь, как последняя кошка задрала хвост и помчалась развлекаться, наплевав на его мнение. Твой молодой человек работает изо всех сил, зарабатывая на ваше будущее, а тебе лишь бы задом вертеть?

— А с каких это пор мнение Артема стало определяющим в моей жизни? — я чувствовала подступающий гнев, который мелкими язычками пламени потихоньку слизывал остатки страха, — почему он считает, что вообще может мне что-либо запретить?

Отец не выдержал и вскочил с кресла, сжав кулаки и откинув книгу в сторону. Она с глухим шлепком приземлилась на пол, пролетев пару метров.

— С тех пор, когда вы решились на совместное будущее! А нормальная женщина в семье всегда подчиняется своему мужчине, а не творит все, что ей взбредет в голову!

— Какая семья, ты о чем? — я была ошарашена до обалдения, широко распахнув глаза. Об этом даже речи никогда не заходило…

— Такая семья, — передразнил отец, остановившись передо мной и сложив руки на груди, — когда вы с Артемом поженитесь, я не хочу краснеть за твое поведение. Так что будь добра позвонить ему, извиниться за свою кошмарную выходку и впредь вести себя соответственно!

— А ты не считаешь, что еще рано делать выводы о будущем наших с Артемом отношений? Тем более, что я еще ни на что не соглашалась! — попробовала я возразить, сбитая с толку отцовским напором. Не могла же обычная размолвка вызвать такую реакцию родителя? Или дело вовсе не в ней?

Закралось мерзкое ощущение, что все давно решили за меня, не посчитав нужным поставить в известность.

— Не рано. Я с Артемом давно уже все обговорил. Он надежный парень, умный, перспективный, сможет с умом управлять моим бизнесом, когда станет моим преемником. Я долго присматривался и остановил свой выбор именно на нем. Не переживай, ты спокойно доучишься, а потом вы поженитесь. Он будет работать, а ты станешь прекрасной хозяйкой и матерью его детям и моим внукам.

Что?

Я не верила своим ушам. Мои самые худшие опасения, которые я упорно гнала от себя и считала плодом своей буйной фантазии, подтвердились. Меня продали, как дорогую племенную лошадь, выбрав наиболее перспективного жеребца.

Меня бросило в жар, затем в холод. Я чувствовала, как заалели щеки ярким румянцем подступающего гнева. Отец часто не считался с моим мнением, но чтобы так открыто решить за меня всю дальнейшую судьбу… Это было уже слишком!

Я вскочила с кресла, подойдя к отцу вплотную. Предательские слезы подступили к глазам, угрожая превратить скандал в истерику, поэтому я несколько раз сморгнула, прогоняя их. Поплакать я еще успею. Потом.

— А меня ты спросить не хочешь, папочка? — я практически шипела ему в лицо, сжимая кулаки до боли, — хочу ли я быть с Артемом? Хочу ли я вообще замуж? И вообще, чего именно я хочу от жизни, поинтересоваться не хочешь?

Мне на миг даже показалось, что отец слегка растерялся от моего напора, впервые в жизни. Никогда я еще не была в таком бешенстве, от которого шумело в голове, и лопались последние оковы моего вечного «должна» и «надо». Мне казалось, что еще немного и я наброшусь на него с кулаками.

Но он быстро взял себя в руки, вернув твердость в выражение лица, показывая, что давно уже все обдумал и его решения не обсуждаются.

— А зачем? Я лучше разбираюсь в жизни и поверь, потом ты будешь мне благодарна. Или для тебя важнее шляться ночи напролет неизвестно где и неизвестно с кем? Вести себя как большинство этих богатеньких дур, разбазаривая родительские деньги? Я не позволю тебе стать такой же шалавой, какой была… — отец резко оборвал свою речь, шумно дыша и сжимая кулаки. Он тоже был чертовски зол.

— Кто?

— Не важно! Я все сказал! И пересматривать свои решения не собираюсь!

Он стоял, нависнув надо мной так, что я видела свое отражение в его зрачках. Красивый, высокий, сейчас абсолютно чужой мне человек. Он и раньше не был образцом отеческой любви и заботы, но сейчас я не чувствовала от него совершенно ничего, кроме раздражения и злости. За что он так со мной? Я ведь так старалась…так верила…

Комок встал у меня в горле, мешая дышать и говорить. С болью и немалым усилием я сглотнула его, решаясь сделать следующий шаг. Я чувствовала, что от сегодняшнего разговора зависит очень многое, если не сказать — все. Одно малейшее проявление слабости с моей стороны и мне больше никогда не вернуть контроль над собственной жизнью, собственными желаниями и мечтами. Меня используют в своих целях, как простую вещь, с перспективой быть выкинутой на обочину жизни после того, как я выполню свое предназначение и стану не нужна.

Голова стала ясной, а я вдруг поняла, почему мне было так душно в собственном доме. Почему я чувствовала себя в болоте, не в силах вдохнуть полной грудью. Всегда, с самого моего детства меня растили, прививая нужные навыки и умения, для того, чтобы в нужный момент разыграть, как козырь в своей карточной игре. Сделать дочь разменной монетой, преумножив свои богатства и укрепив свой статус в этом мире. Не умея любить, но считая, что в силах играть судьбами других людей.

Я чувствовала, как в душе умирают и без того очень тонкие побеги моей любви к отцу, выжженные его поступками и словами, как ядом. Я не могла, не хотела больше играть по его правилам. Иначе мне предстояло окончательно потерять саму себя.

— Нет. — Мой тихий голос прозвучал неожиданно твердо, вспоров тяжелую тишину.

— Что? — Голос отца все еще звучал иронично. Он не верил, что на этот раз я не собираюсь отступать. Интересно, ему вообще знакомо такое понятие, как отказ?

— Я сказала — нет, — повторила я так же тихо, глядя ему прямо в глаза, — я не выйду за Артема, даже если ты силой приведешь меня к алтарю. Никогда. И я больше не позволю тебе ничего за меня решать. Я больше не хочу быть послушной игрушкой в твоих руках, — по мере того, как я высказывала эти такие простые, но так тяжело дававшиеся слова, я чувствовала, как мне становится легче дышать, как неведомая тяжесть соскальзывает с меня, осыпаясь к ногам. Как спина выпрямляется, позволяя расправить плечи.

— Никогда, говоришь? — отец отступил от меня, подойдя к бару и достав бутылку с коллекционным бренди. Слишком спокойно…

Плеснув себе в стакан и сделав большой глоток, он скривил губы в усмешке, — тогда, моя милая, хочу тебе напомнить, что ты живешь в моем доме и на мои деньги. Хорошо быть смелой за мой счет, правда, девочка? Не хочешь жить по моим правилам — убирайся и живи самостоятельно. А когда, наконец, поймешь, что без денег ты ничего не стоишь, и приползешь на коленях просить прощения, постарайся быть оригинальной. И, может, тогда я позволю тебе вернуться.