Четыре после полуночи - Кинг Стивен - Страница 13

– И я тоже, поц паршивый, – добавил он, чувствуя себя одним из героев Аламо, переступающим черту, проведенную по песку полковником Трейвисом.

Водолазка огляделся. Верхняя губа опустилась и поднялась вновь, все в том же зверином оскале.

– Я вижу. Вижу. Вы все против меня. Хорошо. – Он сел, бросая на всех злобные взгляды. – Если б вы что-нибудь знали о рынке государственных облигаций Южной Америки… – И осекся.

Рядом с ним, на ручке соседнего кресла, лежала бумажная салфетка. Водолазка взял ее, внимательно оглядел и начал мять.

– Злиться на нас не надо, – заговорил Гаффни. – Не думайте, мистер, что я какой-нибудь громила. – «Он старается разрядить обстановку, – подумала Лорел, – но чувствуется, что здорово злится на Водолазку». – Успокойтесь, расслабьтесь. Постарайтесь увидеть во всем этом светлую сторону. Авиакомпания наверняка возместит вам стоимость билета в оба конца.

Водолазка на мгновение вскинул глаза на Дона Гаффни и вновь посмотрел на салфетку. Теперь он уже не мял ее, а разрывал на длинные полоски.

– Кто-нибудь знает, как пользоваться печкой на камбузе? – спросил Лысый, словно ничего и не произошло. – Есть хочется.

Ему никто не ответил.

– Наверное, никто не знает, – грустно вздохнул Лысый. – Эра специализации. В какое ужасное время мы живем. – С этим философским утверждением он и удалился в салон бизнес-класса.

Лорел посмотрела на девочку и увидела, что из-под черных очков по щекам бегут слезы. Она тут же забыла о собственных страхах и крепко прижала Дайну к себе.

– Не плачь, милая… этот мужчина просто расстроился. Теперь ему лучше.

«Во всяком случае, сидит на месте и как зачарованный рвет салфетку», – подумала Лорел.

– Мне страшно, – прошептала девочка. – Мы все кажемся этому мужчине чудовищами.

– Нет, я так не думаю. – В голосе Лорел слышались нотки удивления. – С чего ты это взяла?

– Не знаю.

Дайне нравилась эта женщина, понравилась, как только услышала ее голос, но девочка не собиралась говорить Лорел, что какое-то мгновение видела их всех, включая себя, глазами мужчины с громким голосом. Она побывала в сознании мужчины с громким голосом, то ли мистера Тумса, то ли мистера Тунни, а может, фамилия у него была и другая, но для него пассажиры представлялись сворой злых, эгоистичных троллей.

Если бы Дайна сказала такое мисс Ли, последняя подумала бы, что она сошла с ума. Почему эта женщина, которую она только что встретила, должна была воспринять такое иначе?

Вот Дайна и промолчала.

Лорел поцеловала девочку в щеку, горевшую огнем.

– Не бойся, милая. У нас есть капитан, он знает, что надо делать, ты это чувствуешь, не так ли, и через несколько часов мы вновь вернемся на землю.

– Это хорошо. Только я хочу, чтобы тетя Викки была со мной. Где она, как вы думаете?

– Не знаю, милая, – ответила Лорел. – Но хотелось бы знать.

Дайна вновь подумала о лицах, которые видели глаза кричавшего мужчины: злых лицах, жестоких. Подумала о своем лице, пухлом детском личике с глазами, спрятавшимися за громадными черными очками. Вот тут мужество покинуло ее, и она разрыдалась, прижимаясь к груди Лорел. Женщина обнимала ее, не зная, что делать, и вскоре сама начала плакать. Так они поплакали минут пять, а потом Дайна начала успокаиваться. Лорел взглянула на худощавого молодого человека, его звали то ли Алберт, то ли Лавин, и увидела, что и у него глаза на мокром месте. Он поймал взгляд Лорел и торопливо уставился на свои руки.

Дайна последний раз всхлипнула и затихла.

– Похоже, слезы не помогают, а? – спросила она после долгой паузы.

– Похоже, что нет, – согласилась Лорел. – Почему бы тебе не поспать, Дайна?

Девочка вздохнула, в горле у нее что-то забулькало.

– Не думаю, что смогу. Я спала.

Я тоже спала, подумала Лорел.

«767» продолжал лететь в восточном направлении на высоте 36 тысяч футов, каждый час оставляя за собой пятьсот миль погруженной в темноту центральной части Америки.

– Час тому назад маленькая девочка высказала очень интересную мысль, – неожиданно нарушил тишину Роберт Дженкинс.

Маленькая девочка уже давно крепко спала, несмотря на свои сомнения в том, что сможет заснуть. Алберт Косснер тоже клевал носом, мечтая вновь вернуться на таинственные улицы Томбстоуна. Он достал скрипку из багажной ячейки над креслом, и теперь она лежала у него на коленях.

– Что? – Он выпрямился.

– Извини. Ты дремал.

– Нет, – ответил Алберт. – Не до сна сейчас, знаете ли. – И повернулся к Дженкинсу, наверное, чтобы это доказать.

Под налитыми кровью глазами темнели мешки. Дженкинс подумал, что чем-то этот юноша напоминает енота, которого спугнули, когда тот шарил по мусорным контейнерам.

– Так какую мысль она высказала?

– Она сказала мисс Стивенсон, что не сможет заснуть, потому что уже спала. Раньше.

Алберт скосился на Дайну.

– Но она спит.

– Я вижу, что спит, дорогой мальчик. Но не в этом дело, совсем не в этом.

Алберт хотел было сказать, что Тузу Косснеру, самому быстрому стрелку-еврею к западу от Миссисипи и единственному техасцу, выжившему в битве при Аламо, не нравится, когда его называют дорогим мальчиком, но решил не придавать этому особого значения… пока.

– Тогда в чем же?

– Я тоже спал. Отключился до того, как капитан, наш первый капитан, погасил табличку с надписью «НЕ КУРИТЬ». Такое со мной случается всегда. Поезда, автобусы, самолеты – я засыпаю, как младенец, как только они заводят двигатель. А как насчет тебя, дорогой мальчик?

– А что насчет меня?

– Ты спал? Спал, не так ли?

– Э… да.

– Мы все спали. А вот люди, которые бодрствовали, исчезли.

Алберт задумался.

– Возможно…

– Никаких возможно, – отмахнулся Дженкинс. – Я пишу детективные романы, зарабатываю этим на жизнь. Можно сказать, дедукция – мои хлеб и масло. Если бы кто-то бодрствовал в момент, когда исчезали все эти люди, неужели ты думаешь, что он не поднял бы крик и не разбудил нас?

– Поднял бы, – согласился Алберт. – Только того парня, что лежит в самом хвосте, он бы не разбудил. Думаю, его не разбудила бы и сирена.

– Возражение принимается. Но никто не кричал, не так ли? И никто не вызвался рассказать нам, что произошло. Поэтому я и предполагаю, что самолет покинули только не спавшие пассажиры. Естественно, вместе с бодрствующим экипажем.

– Да. Похоже на то.

– У тебя в глазах тревога, дорогой мальчик. По выражению лица ясно видно, что моя идея тебе не нравится, несмотря на всю ее привлекательность. Позволь спросить, почему? Я что-то упустил? – По тону Дженкинса было понятно, что он в это не верит, но чувствовалось, что мама привила ему хорошие манеры.

– Не знаю, – честно признался Алберт. – Сколько нас? Одиннадцать?

– Да, считая того парня, что храпит в хвосте, нас одиннадцать.

– Если вы правы, нас не должно быть больше?

– Почему?

Но Алберт не ответил, потому что внезапно перед его мысленным взором возник образ из детства. Теологически его воспитывали в некой буферной зоне, поскольку родители уже не были ортодоксами, но еще не стали агностиками. Он и его братья соблюдали диетологические традиции (или законы, как ни назови), все праздновали бармитцву, все знали, кто они такие, откуда пришли и что сие означает. А то, что он сейчас вспомнил, ему рассказали в храме. Историю о последней казни египетской, о том, что свершил ночью по велению Господа ангел смерти.

Но теперь Алберт видел ангела, идущего не по Египту, а по салонам «767», летящего рейсом 29, прижимая пассажиров к своей ужасной груди… не потому, что они забыли помазать дверные косяки (или спинки кресел) кровью агнца, а потому…