Могильный червь (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 58

- У меня есть кое-что для тебя, плохой человек, и теперь ты это получишь!

Ее позеленевшие ногти впились ему в лицо, но настоящий ущерб нанесла другая рука – та, что держала окровавленный топор. Она опустилась на его предплечье, врезавшись в кость.

- Вот так! - завопила она, когда топор отрубил ему три пальца на правой руке.

Он закричал, бешено извиваясь под ней, и этот звук, казалось, взбодрил и возбудил ее. Она издала высокий пронзительный вопль и вцепилась ему в глаза, царапая их ногтями, и снова и снова опускала топор.

- И вот! И вот! И вот! - завопила она, рассекая его перегородку, почти рассекая пополам его лицо.

Бад плевался желчью и зубами, дрожа и замирая, когда его сердце взорвалось в кармане крови. Топор продолжал опускаться с глухими, мясистыми звуками, пока его лицо не превратилось в неузнаваемую массу красной волокнистой ткани. Его череп раскололся, выплеснув лаву крови и мозгового вещества.

Девушка перестала рубить.

Ее обнаженное тело скользило в красном супе, она прыгала на нем снова и снова, каждый раз, когда из него брызгала жидкость, а его язык непристойно высовывался с пятном темной желчи.

Она продолжала это делать в течение некоторого времени, забавляясь и хихикая.

73

Это был дом, здесь, в конце неправильно названной Саммер-Лейн: несколько унылый участок гниющих старых домов. Тара специально проехала мимо, припарковавшись на некотором расстоянии от ворот кладбища Хиллсайд.

Тихо, крадучись, но зная, что ее ждут, она открыла багажник, а затем закрыла его. Он не получит останков, пока у меня не будет сестры. Вытащив пистолет Бугимена из-под пальто, она пересекла поросший травой пустырь к дому, который был темным и угрюмым, высоким и узким, квадратным. Это напомнило ей перевернутый гроб.

А вот и я.

Оказавшись в тени, отбрасываемой домом, она достала маленький фонарик, но не включила его. Ее разум внезапно наполнился образами ее сестры, играющей на заднем дворе в детстве, делающей пироги из грязи в песочнице и танцующей по двору с палкой, утверждая, что она колдует. Лиза. Боже милостивый, Лиза. Но нет. Тара не позволит себе сейчас ослабеть.

Она обошла дом сбоку.

Она сжала пистолет.

Она поднялась по ступенькам, зная, что идет в ловушку, но зная, что другого выхода действительно не было.

74

Как оказалось, Стив и Фрэнк не пошли прямо к Таре, чтобы подождать ее. Вместо этого они поехали по окрестностям, купили немного черного кофе в круглосуточном магазине. И пока они пили, они разговаривали. Они пытались пораскинуть своими мозгами о том, что они знали, и каким-то образом связать это с теми вещами, которые они чувствовали, которые были почти неопределимы.

Конечно, это было нелегко.

К тому моменту у Фрэнка не было проблем с тем, чтобы поверить, что Тара Кумбс, его давно потерянная любовь, стала маньяком, нуждающимся в четырех мягких стенах. Но для Стива все было по-другому. Интуиция подсказывала ему, что да, она опасна, неуравновешенна, отчаянно нуждается в профессиональном вмешательстве. Но в то же время... признать то же самое было почти равносильно нарушению некоторого доверия между ними. И все же, не признаться в этом - значило нарушить его дружбу с Фрэнком. Если только Фрэнк не был действительно хорошим актером, Тара напала на него, как какой-то зверь.

- Что ж, пойдем заплатим дудочнику, - сказал Фрэнк, когда Стив свернул на улицу Тары.

Фары внедорожника освещали спящие дома и припаркованные машины... в конце квартала стояла полицейская машина. Нет, Стив видел две из них. Это заставило что-то подняться к горлу.

- Во всяком случае, не в доме Тары, - сказал Фрэнк.

Стив подъехал к обочине.

- Это дом Бада Стэплтона.

- Парень, чья жена куда-то пропала?

- Да. Она присматривала за Лизой, когда Тара работала.

Фрэнк некоторое время обдумывал это, глядя на темную громаду дома Кумбcов.

- Забавно, как все, кажется, возвращается к Таре в эти дни.

Инсинуация в этом заявлении была густой, но он не стал вдаваться в подробности, да в этом и не было необходимости.

- Полагаю, это не наше дело, - сказал Стив.

- Думаю, что нет. Пойдем посмотрим, вернулась ли она.

Вместе они подошли к дому, и они были похожи на двух детей, приближающихся к печально известному дому с привидениями на тупиковой улице: нервные, ожидающие, наполненные необъяснимым холодом.

Стив постучал в дверь. Он подождал минуту или две и постучал снова.

- Думаю, нужно войти, - сказал он.

75

Когда Тара вошла в дом, она почувствовала, как ее охватывает острый, безжалостный страх, потому что в ее сознании она входила в пещеру людоеда, она тащилась в логово Бугимена, бледнолицего, призрачного, с рубиновыми глазами ночного охотника, который захватил не только ее сестру, но и саму ее жизнь... сжал ее в холодных, как могила, руках и выжал чистоту, порядочность и оптимизм, стирая их, как теплую воду с губки.

Ты боишься. Ты чертовски напугана. Это нормально – быть такой. Используй это. Сделай это частью себя.

Да, она знала, что должна это сделать. Но пока она стояла в дверях, дыша, ожидая, собирая то, что было внутри нее, заточая свой гнев, как лезвие на точильном камне, была неопределенность... и ясность. Она видела жизнь в ее самом утилитарном и пессимистическом состоянии: как серию уз, которые удерживают тебя, связывают, сжимают, никогда по-настоящему не отпускают. Твоими первыми оковами были твои родители, и как только ты освободился от них – если когда-либо действительно освободился – тогда появилось больше цепей – работа, отношения, брак, дети, любовь, ненависть, вина, желание, взаимные обвинения – обвивающихся вокруг тебя, сковывающих, удерживающих тебя, никогда по-настоящему не позволяющих тебе дышать свободно ни на мгновение. Кто-то всегда владел тобой так или иначе. И на конце каждой цепи был кто-то мстительный, жаждущий власти, тянущий их, тащащий тебя в нужном направлении, заставляющий тебя танцевать, корчиться, смеяться, плакать... И в этот момент, с ее ясным зрением, она увидела Бугимена как воплощение всех ее хранителей и повелителей.

Больше никаких колебаний не было.

Она прошла через прихожую в холл. В лунном свете, проникающем в окно, она увидела старомодный, но неухоженный дом, лестницу, поднимающуюся на второй этаж, коробки, сумки и стопки газет, наваленные вокруг. Запах был затхлый, заброшенный, червивый библиотечный запах... вещи гниют под тяжестью собственного возраста.

Она сделала еще шаг и услышала, как что-то шевельнулось в темноте. Может быть, расшатанная доска. Но, возможно, что-то гораздо худшее. Инстинктивный, парализующий страх прыгнул в ее живот и горло, почти удушая. Темнота, расстилавшаяся вокруг нее, была обитаемой. В этом не могло быть никаких сомнений. В этом ее убедила память миллионов поколений предков.

Я не одна. Он ждет.

Она почувствовала, что почти вынуждена избегать лестницы, и вместо этого свернула в короткий, полный теней коридор, который вел в комнату. Вонь здесь была химической вонью забальзамированных и чем-то еще хуже: просачивающейся чернотой склепа.

Она включила фонарик.

Столовая. Стены были завешены тяжелыми велюровыми шторами, вроде тех, что закрывают окна в мавзолее. И это было довольно уместно – за обеденным столом сидели фигуры, разинутые челюсти, мумии в полых носках, одетые в официальные наряды, вытянутые лица, похожие на тающий воск и осыпающуюся штукатурку, продырявленные червями и опустошенные насекомыми, губы сморщились и откинулись, как оконные шторы, обнажая зубы, торчащие из сморщенных десен, иссохшие руки, похожие на иссохших пауков, и скрюченные птичьи когти, сложенные на груди или разложенные на столе, собираясь рассыпаться. И все они были вплетены в толстую сеть паутины, которая тянулась от восьмирукой люстры наверху к мумиям и самому столу, тянулась от разрушенных мраморных лиц, от глазниц и искаженных смертью ртов к мраморным рукам, покрытым пылью столовым приборам, сервизу и лепной льняной скатерти. Извилистый лист филиграни склепа, похожий на миллион миллиардов пауков, пожирал ярды за ярдами погребений, перерабатывая их в тончайшие нити из гробового шелка, оплетая гостей за этим столом и удерживая их в вертикальном положении.