Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 34

Аул был окружен со всех сторон. А в качестве "приветствия" на площади взорвали петарду. Боевой заряд Валежному жаба не подписывала расходовать, а фейерверков для торжественных случаев запас был. Пусть и польза будет.

Если кому-то случалось кинуть мышь в комнату с десятком дам… вот, это там и началось.

Беготня, крики… пара выстрелов прозвучала, но как-то вяло и неуверенно. Обычно фереи ходили в набеги. И не привыкли, чтобы приходили К НИМ. Валежный собирался сломать стереотипы… он ведь предлагал! Если бы Петер его послушался… но видите ли – это негуманно!

А своих людей хоронить, понятно, очень гуманно! Мировая общественность одобрит!

И ведь действительно – одобрит! Чем Русине хуже, тем им, сволочам, лучше! Подарить бы им фереев! Вывезти – и высадить в Ламермуре! Вы их хотели?

Расхлебывайте!

Любите, целуйте, цивилизуйте под себя… а куда это вы убегаете? Такое предложение – и вам не нравится? А почему?

Фереи бегали и орали. Солдаты ловили их и сгоняли их в центр аула. Вежливо, никого даже не убили… пара пинков не в счет… и орать тут незачем! А то сейчас еще добавим…. До наступления тишины.

Особого сопротивления не было, все е, молодняк ушел в набег, там и полег. А те, кто постарше… у них другие инстинкты. Не кровь потешить, а семью сберечь. А тут же дети! Старики, женщины, за ними приглядеть надо, чтобы не затоптали в суматохе…

Валежный смотрел.

Да, вот в таком виде фереи ничем не напоминали гордых жителей гор. Скорее курятник, в который от души закинули с десяток хорьков. Конечно, женщин и детей жаль. Но… не он первый начал. Генерал откашлялся и выступил вперед.

– Несколько дней назад ваши люди напали на мое войско. Трусливо и подло, они пришли ночью – и ночь приняла их. Вот их оружие.

Повинуясь взгляду Валежного, два поручика вытащили плащ, развернули… на землю посыпались кинжалы.

Завыли женщины.

Кинжал у горца можно отобрать только вместе с жизнью… они все поняли. Только вот жалко их Валежному не было. Окажись в плену – и местные фурии мигом раздерут тебя на кусочки. Русинские рабы – здесь обычное дело. Только недолгое…

Года два, много – три. Больше эти несчастные не выживают.

– Молчать…

Голос был тихий, но бабы действительно замолчали, не успев загнать себя в истерику. Поняли – могут и огрести. Больно…

– Так будет с каждым, кто придет на нашу землю. А чтобы вы хорошо запомнили… Сидоров, начинай!

Мужчина с неприметным лицом, словно бы со стертыми чертами, кивнул и направился куда-то в сторону домов. Следом за ним несли тяжелый ящик солдаты. Даже покряхтывали от его веса. Но – терпели.

– Даю вам полчаса, чтобы убраться из селения. Любой, кто возьмется за оружие, будет расстрелян на месте. А селение я сейчас снесу с лица земли.

Шум, который поднялся вслед за этими словами…

Фереи выли, кричали, голосили… Валежный даже поверил бы их горю. Если б не знал, что в соседних селениях их примут с радостью. Найдутся родные…

Обязательно найдутся. И перезимуют… ну а кто помрет – судьба. Они русинов не жалели.

Шум не прекратился, но из толпы фереев вышел старейшина. Один из.

Некогда высокий, а сейчас сгорбленный от времени, опирающийся на палку, с длинной белой бородой, с умными и ясными темными глазами.

– Что мы можем сделать, тор, чтобы вы оставили нас в покое?

– Ничего, – отрезал Валежный. – Вы посылали отряды грабить и убивать. Вы жгли и разрушали наши дома, убивали и уводили в плен наших людей. Теперь все вернулось к вам. Творец справедлив.

Старейшина так явно не считал.

– Воин, ты мудр и справедлив. Не надо оставлять без крова детей и женщин. Сколько из них замерзнет? Сколько погибнет зимой без дома?

Валежный едва не расхохотался старому негодяю в лицо.

– Старик, сколько жизней русинов на твоей совести?

– Я стар и готов ответить за свои грехи.

– Да неужели? А за грехи своих внуков? Правнуков? Тех, кого ты послал убивать и грабить? Или ты думаешь, что в предгорьях нет ни детей, ни женщин? Что в наших селениях живут одни мужчины? Что бы сделали твои внуки, услышав твои слова? От русина?

Что-что… да убили бы! Еще бы и помучили. И старейшина это отлично знал.

– Тор, возьми наши жизни, но пощади селение!

Валежный качнул головой.

– Ваши жизни и так принадлежат мне. Слушай мой приговор, старик. Вы приходили на наши земли и убивали.

– Наши женщины…

– Рожали и воспитывали тех, кто грабит и убивает. А значит – виновны. Вы не думали о том, как будут жить наши дети. Вы жгли и резали, вы уводили в рабство и убивали. Теперь мое право и моя воля. Ваши жизни принадлежат мне. И я возьму за них выкуп. Все мужчины вашего селения, от шестнадцати и до пятидесяти будут расстреляны.

Валежный хладнокровно переждал поднявшийся вой. И аккуратно очертил условия.

– Я могу взять выкуп. Скот и золото. Это вы ценили в набегах? Это я возьму за жизни ваших сыновей. И тогда в землю лягут только старейшины родов. А остальные уйдут. Я дам вам теплую одежду, дам ослов, чтобы скорее добраться к родным. Можете взять несколько коз – для детей. Остальное – останется. У тебя двадцать минут, чтобы принять решение, – и Антон Андреевич демонстративно поглядел на часы.

Старейшина оказался далеко не дураком.

Пару минут он колебался, не упасть ли на колени, потом понял, что их селение попросту выбрано наглядным примером, и принялся орать на соплеменников.

Валежный различал отдельные слова.

Взрыв… дети… золото… быстро… скот…

Все же старейшин фереи слушают. Получаса еще не прошло, как площадь опять была полна народом, только уже одетым. И со скотиной, да. Коровы, козы, даже куры…

Еще час потребовался, чтобы отогнать все это человеческое стадо на безопасное расстояние.

Картинка…

На фоне черных гор и белого снега, на снегу, несколько человеческих фигур. Старики, мужчины покрепче…

Отдельно – скотина. Пойдет в котел и на пропитание.

Отдельно, кучкой на снегу – трофеи. И неплохие такие трофеи. И денег приличная сумма, и золото… русины, плюнув на все ферейские обычаи, по которым видеть женщину простоволосой – позор, попросту обыскивали и баб, и детей… что-то, конечно, пропустили, но все равно золота набралось много.

Награбили…

Прозвучал выстрел.

Белый снег окрасился алым, заголосили женщины… тот самый старейшина, оставленный Валежным в живых – пример, торы, только пример для других, только указание на то, что станет с врагами, смотрел на эту картину мертвыми глазами.

Сегодня умер его род.

Останутся осколки, останутся люди, но они войдут в другие кланы. Иначе им не выжить… ядра уже нет. Сегодня Валежный его попросту уничтожил… уж лучше бы убил.

Но даже смерти старик не мог себе позволить – кто будет заботиться об оставшихся в живых? По морщинистому лицу катились слезы, застывали льдинками в бороде, дрожали губы…

Расплата наступает – всегда.

Взрыв селения был первым в этой войне. Но – не последним, далеко не последним…

Солдаты уходили, провождаемые ненавидящими взглядами. Но Валежному было плевать.

Грехом больше, грехом меньше… вот выкинуть их в чем мать родила на снег – это да, это было бы убийством.

Сейчас они тепло одеты, они даже взяли с собой оружие – правда, только холодное, огнестрел Валежный забрал, еще ему не хватало оставить им ружья и ждать выстрела из-за куста… ведь обязательно какой-нибудь герой найдется.

Они забрали с собой скотину. Да, далеко не всю, но осликов, все равно их есть нельзя. И нескольких коз. Будет, чем прокормить детей.

А Валежный выгреб достаточно средств, чтобы какое-то время кормить войско. Скотина на мясо, фураж на прокорм коней, да то же самое оружие! Это уж не говоря про деньги, про снятое с баб золото… надолго не хватит, но война ведь должна быть выгодной? Значит, надо воевать дальше.

Дойти до других селений?

Жить захотят – дойдут. И детей дотащат. Их в рабство не уводят, русинам хуже приходилось. Когда ИХ уводили в рабство.