Один день Весны Броневой (СИ) - Прибылов Александр Геннадьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/22
- Следующая
Горло свело судорогой.
«Танку страшно только прямое попадание», — все еще звучало. Эхом. Виноватое.
— Грушик, аккуратно! Поднимай! — стоящий на изувеченной надгусеничной полке танкист потянул что-то из башни, — Осторожно тяни! Не за ткань! — прикрикнул на второго, стоящего с другой стороны башни.
— Ремнем надо было! Подмышки продеть…
— Тяни! Умник!
Сначала она увидела плечи. И локти. Черные почему-то…
Ее шатнуло на ослабевших ногах. И пришлось смотреть на землю между носков ботинок. Заставляя ее остановиться. Замереть… Пока пальцы стискивали, мяли саднящее горло…
Потом она что-то делала. Нужное. Вроде бы, помогала опускать и укладывать… Память сохранила только пронзительные в своей противоестественности переживания. То тяжелые ноги в новых ботинках легко гнутся в суставах и норовят выскользнуть из рук. А чуть позже, они же, эти самые ноги, уложенные на землю, выворачиваются носками ботинок наружу. Живому человеку было бы больно…
Когда увидела торчащие из черно-красного месива белые обломки зубов, земля шатнулась опять. Взбрыкнула, кинула на самоходку, больно ушибла плечо. Эта боль и помогла… протрезветь.
Нет, слабость никуда не делась. И тошнота с головокружением тоже. Зато сознание вернулось. Ясное и безжалостное. До слез. До рвоты. Скрутило спазмом, обожгло пустым желудочным соком… Вешка отплевалась густой вязкой слюной и подняла голову к ставшему рядом танкисту. Встретила его взгляд, готовая к осуждению, презрению… чему угодно. А увидела… жалость и боль в глазах мальчишки-линкома. И не удержалась от всхлипа — неожиданная злость на себя прорвалась слезами. Стерла их рукавом.
— Вот… твое.
Парень протянул ей командирскую сумку и пистолет без кобуры. Новенький, маслянисто-черный СС. «Сомов самозарядный»… Такой же как у нее на поясе.
Приняла в дрожащие ладони груз. Опять шатнулась.
— Ты это… в карман его сунь… — парень заговорил торопливо, старательно заглядывая в глаза. — И свою портупею сними, чтоб не цеплялась в танке…
Вешка кивнула — во рту словно пробка из вязкой слюны. Сглотнула трудно. И смогла спросить:
— Остальные… где?
Голос не смог продраться через саднящее, обожженное рвотой горло. Получился сиплый шепот.
— Там, — танкист махнул рукой, и ей представились еще два тела с неестественно развернутыми носками ботинок. Опять накатила слабость. — За машиной. Мехвод цел. А заряжающего комком земли в голову стукнуло — жив, но глаза разбегаются, и… блюет.
Вешка только моргнула, настолько неожиданной и сокрушительной оказалась добрая весть.
— Все… держись, мне к своим пора, — повинился парень.
— Да, — выдохнула она.
Не глядя вслед танкисту, перебросила через голову ремень сумки. Сунула в карман пистолет. И оперлась о покореженную надгусеничную полку. «Собраться. Собраться. Делать то, что положено старшему по званию в случае гибели командира»…
— Бронева!
Комбат Плещев. Уже здесь. Она и не слышала как подошел. Смотрит тяжело, кривится.
— Тащ комбат, — левая ладонь к виску. Качнуло опять, и пришлось схватиться правой рукой за покореженное железо самоходки. — Линком Дивов убит, — голос так и не появился, сип вместо него, — Механик-водитель и связист-заряжающий… живы… Состояние техники выясняю…
Комбат стиснул челюсти. Послышалось — зубы хрустят.
— Вижу… В глаза смотри.
Посмотрела. Мгновений хватило — увидел, что высматривал. Кивнул.
— Ясно… Выясняй, что с техникой… И приведи себя в порядок, пока никто не видит. Не вдова на погосте, а командир. Тебя слушаться должны, а не жалеть… Выполняй. Я к экипажу.
Плещев глянул мельком на лежащее у катков тело и шагнул за самоходку…
«Ушел». Вот и всех мыслей. Зато чувств — лопатой не раскидать. И самые сильные, вернее, самые яркие — стыд и благодарность. Горе сильнее, но затаилось тяжестью где-то там, где зарождается дыхание. Главное, что отступило. «Отпустило».
Вешка нащупала пуговку воротника. Застегнута. Шмыгнула носом, мокро и жалко. Резко и зло стерла слезы, — «и сопли», — рукавом. Как наждаком по и так пылающей коже. «Вот и привела себя в порядок», — усмехнулась сама себе, не сомневаясь — все всё увидят. Даже нарочито отвернутся, но увидят. «Вдова на погосте…»
Впервые прямо и осознанно взглянула на Любека, на то, что с ним стало… Заставила себя смотреть, запомнить. «Такое еще будет. Не раз». Едва сдержала новый поток слез. «Не вдова…». Поймала себя на самооправдании. «Прости, Люб»…
— Встать! — комбат успел обойти покалеченную машину и, судя по голосу, увидел что-то непотребное. — Встать! И доложить!
— Я… — вялое и испуганное, прерванное звонкой оплеухой. Вешка аж вздрогнула. Только сейчас сообразила — пока помогала вытаскивать и опускать тело Дивова, пока приходила в себя и получала нагоняй, мехвод целый и невредимый, был там, с той стороны самоходки. Где его и нашел Плещев, и теперь хрипел что-то яростно и тихо, так что не разобрать было испорченным постоянными шумами слухом. Да и разбирать не хотелось — в мешанину чувств едва толкнулось осуждение, но тут же сбежало, видимо, испугалось.
«Выясняй, что с техникой». Одного взгляда хватило — катки на месте, амортизаторы в тележках целы под коричневой крошкой лесной земли. Только гусеницу перебило, один конец свернулся под ленивцем, а второй свисал со второго поддерживающего катка. Диск заглушки ленивца пересекла глубокая свежая царапина. Бортовая броня выдержала, да и немного ей было выдерживать — центр воронки был скорее сзади, чем сбоку от СУшки. Но даже этого хватило, чтобы частично оторвать и скрутить стальную полосу надгусеничной полки.
Несколько шагов, и виден стал задний броневой лист, и слышнее стала «проповедь» командира.
— …за тебя делает. В глаза смотри, мерин… В глаза, гнида… Вот теперь говори. Говори, а не мекай.
— Есть. Да…
Мехвод что-то еще говорил, тихо и торопливо. А Вешка осторожно трогала кончиками пальцев края пролома в броне, и уже понимала — придется подниматься на моторный отсек и открывать люки обслуживания, но то, что она там увидит, здесь в лесу не исправить.
Когда она полезла на машину, мехвод уже замолчал. Зато комбат буркнул:
— Вот так. На человека стал похож. Выполняй.
Вешка носком ботинка сдвинула ручку замка и ухватилась за скобу люка. Рядом, с другого борта резво вскарабкался красный лицом механик. Пряча взгляд, цапнул ту же скобу и не дожидаясь Вешкиного усилия потянул на себя, вверх.
— Что там, Бронева?
Плещев встал под кормой самоходки. Наверняка успел увидеть пробоину, оттого в голосе его сквозила злая, безнадежная какая-то уверенность. Вешка сглотнула. Описывать все повреждения? Чувствовала — время поджимает.
— Вдребезги. Заводской ремонт нужен, — ответила деловито, хоть и сипло. И тут же закаменела лицом — из зарослей к воронке выбрался Мушков. Увидел комбата и замер. «Гад!»
— Ясно, — кивнул Плещев и обернулся, проследив ее взгляд. — Ясно… — Опять развернулся к ней.
— Времени мало. Подгоняй свою машину и быстро снимай, что успеете. Главное, бронебойные себе перегрузите. Тело в креп заверните, сейчас похоронить не успеем. Сдадим по пути мирянам… И принимай полубат.
— Есть!
— Все. Действуй…
Мушкову за самоуправство она ни словом не попеняла. Раздала скупые указания прячущим глаза бойцам и отправилась выполнять командирские обязанности.
Стоило отойти, оказаться в окружении веток, душу схватило. Не страх даже! Невыразимое! То, что недавно, до бомбежки, целую жизнь назад, встревожило сердце эхом своей неумолимой безмерной силы, а сейчас мимолетно коснулось, тронуло кончиками крыльев.
Жмурясь, закрывая лицо от веток, Вешка вылетела на опушку и слепо ткнулась в кого-то…
— Акх!.. Заши…бла… — Ёнч отступил на шаг, потирая грудь — локтем она попала ощутимо. — Ну ты… за что хоть?
Вешка едва не выпалила слова извинения, но замерла — Ивков, училищная язва и скоморох, растягивал губы улыбкой. Узил глаза смешливо! Здесь, в десяти шагах от смерти!..
- Предыдущая
- 5/22
- Следующая