Один день Весны Броневой (СИ) - Прибылов Александр Геннадьевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/22
- Следующая
Мехвод прервался, завозился, меняя положение.
— …На всю жизнь тот испуг запомнил. Сидишь в коробке глухой — только перед собой в смотровую щель корму переднего танка и видно. По броне пули барабанят. Руки по рычагам скользят, колотит всего, аж зубы лязгают. А из башни ни словечка, ни команды… Строгов, командир наш, командовать начал, только тогда в себя пришёл…
Радек говорил — Вешка слушала. Он вынимал из своего прошлого, из души опыт недавней, победной, но трудной войны. А она слышала, как он говорил. Без надрыва. Ровно. Мудро. Как старший. И оттого в ней тоже укоренялось, основывалось спокойствие. То извечное бабское спокойствие, что рождается от присутствия рядом надежного мужского плеча. Бабское…
«Радек! Ах ты ж сволочь!»
Она уронила лицо в траву, сквозь зубы вдохнула, почти всхлипнула — в груди теснились гнев на саму себя и смех. И тут же вскинулась, заговорила торопливо, перебив Земелова:
— Так! Радек, слушай меня. Задачу свою ты знаешь. М?
Обернулась, требуя подтверждения. Мехвод скривил губы, кивнул.
— Смотреть подходы к нашим позициям. Огонь открывать только в случае опасности обнаружения наших позиций. После чего, или в случае появления техники противника, занять свое место в самоходке, завести двигатель и ждать приказа… Командир.
— Верно, — кивнула Вешка, улыбнулась уголками губ. — Выполняй.
Вдохнула, собираясь добавить. Но смолчала. Попятилась к проходу в кустах под взглядом механика… И все же не выдержала:
— На смерть я тебя посылать буду, не наоборот. Не забывай… А в школу командиров пойдешь без споров…
Стоило перевалиться через борт башни, как в нос, успевший привыкнуть к запахам леса, шибануло ядреной смесью обычных ароматов обжитой техники (нового человека, особенно городского, оглушить может) и жирным духом копченого сала. Вешка резко выдохнула и только через паузу задышала опять. Под тяжелым взглядом заряжающего взгромоздилась на свой «насест». И яростно растерла скованное напряжением лицо.
— Помник, не отвлекайся, — бросила не открывая глаз. По шороху поняла — отвернулся к полю.
Еще раз растерла лицо. В сознании кричали, толкались, теснились, боролись за внимание и главенство: «В укладке у меня и у Ёнча всего 9 бронебойных! У остальных и того нет!» — «Мушкова надо занять чем-то!» — «У Радека это случайно получилось, или понимал, что делал?» — «Наблюдение! Как мы просмотрели визит к подбитой „шестерке“? Рядом ведь стоит!» — «Как же громко сверчок поёт!» — «Что на полуночи? Что так гремит?!»… Не оглохнуть в этой какофонии помогало еще не оставившее ее состояние, что пришло во время налета в деревне. Мечущиеся вопросы не множили хвостов ассоциаций, логических цепочек — ответы были рядом, стоило только сосредоточиться на проблеме. Но даже на это нужны были силы! А еще вместе с последней мыслью исподволь наползал недавно пережитый страх. Страх маленького человека перед громадой события, перед неспособностью что-то изменить, бессмысленностью усилий. Не в силах убить его, девушка прибегла к испытанному методу — погнала волей, болью сведенных челюстей. До хруста зубов… Аж стон вырвался.
— Ты чего, командир? — вскинулся заряжающий.
— Ых… — Весна выдохнула, заставляя себя расслабить челюсти. Невнятно, спеша, ответила: — Ничего. Все нормально, Помник… Ты кем был до армии?
«С Радеком ведь сработало. А попробует… я сильнее».
Мушков оторопело уставился на нее, забыв про наблюдение. И пришлось привстать, поднять глаза над броней, торопливо оглядывая пространство перед позицией.
— Пильщиком в стройуправлении, — пробормотал заряжающий, но Вешке было уже не до его ответов.
— Смотри, Земелов вон там.
Для наглядности она ткнула пальцем, — за кустами, ему подбитую «шестерку» если и видно, то только силуэт башни… — дождалась, пока подчиненный перестроит внимание с оборванного разговора, и продолжила:
— С нашего места танк видно хорошо. До гусениц…
Помник нахмурился, во внешних углах глаз сформировались напряженные морщины.
— Оцени просматриваемое расстояние между деревьями и танком? — девушка демонстративно отвернулась к полю, последовательно пробегая взглядом от одного ориентира до другого.
— Шагов… пять-шесть…
— Пробежать за мгновение не успеешь. — Уже надорванный, хриплый голос стал каркающим, жестким до скрежета. — Наблюдатель с нашего места должен увидеть хоть краем глаза. Хоть сморгнув… Мы с тобой просмотрели…
Мушков молча развернулся к полю. Грязными пальцами протер глаза. И не выдержал:
— Что там?
— Всех убило, — тихо ответила Вешка, чувствуя тягучесть слюны. Сглотнула.
В лесу за кормой самоходки захрустели шаги.
Время. Редко — нет его, замирает сонным покоем. Бывает идет, шагает мерной поступью пешей колонны. Чаще бежит вприпрыжку, скачет от дела к заботе. Случается летит, сметая потоком событий… А иногда, как теперь, таится хищником. Сжимается перенапряженным клубком тяжелых мгновений, готовится к рывку.
Весна скосила глаза к запястью, на циферблат. До полудня еще два с лишком часа. Сколько всего случилось за утро. И сколько еще случится. Скоро. Почти сейчас — даже кожей это чувствуется.
— Помник, кончайте скорее уже!
Шарканье черпака по баку стихло и тут же возобновилось опять. Да, только Мушкова наблюдавшего за наполнение котелков она и могла понукать. Владелец черпака был вне ее власти. «Зато командиру батареи подчиняется».
Она усмехнулась, вспомнив недовольную физиономию старшего нарядника — целого начальника продуктово-питательной части. Комбат явно не поскупился на выражения, когда ставил задачу накормить бойцов.
Из-за башни донеслось возмущенное перешептывание:
— Эй! Чего так мало?
— Сколько положено.
— Здесь меньше.
— Всем поровну. Вот смотри.
Черпак опять заскреб, на этот раз о тонкую стенку котелка.
— Уговорил. Благодарствую.
— Погоди. Девку вашу кликни… — фразу оборвала короткая возня и стук сдвигаемых котелков.
— Я те щас морду разобью! Еще раз ее девкой назовешь!.. — треск ткани, шлепок. — Ах ты!
— Чё творишь, сученыш!..
— Отставить! Нарядник Мушков! Занять наблюдательный пост!
Едва дождавшись пока заряжающий, позвякивая котелком и флягами, старательно отворачивая лицо, устроится в башне, скользнула через борт.
— Что? — прошипела. Главповар поправлявший ворот войнерки аж назад подался.
— Тащ линком, — торопливо козырнул и тут же расправил плечи, возвращая себе положенную солидность, — Командир батареи приказал изъять у вас хлеб и сало, полученные в деревне. В вашем присутствии поделить на боевые расчеты батареи, включая вас.
«Сволочь наетая». Мысль отразилась в глазах, была прочитана и понята хозяйственником. В спину вонзился невысказанный мат.
— Я сейчас, — Мушков шустро нырнул вниз, в боевое отделение. И вскоре сунул у руки Вешке черное от машинной грязи полотенце. Та только вздохнула, оценив будущий синяк на скуле заряжающего.
— Продолжай наблюдение.
— Есть.
Глядя, как главповар ловко нарезает ровными кусками хлеб, успокоилась. Наверное потому еще, что рассмотрела покалеченную правую кисть и следы ожогов на левой руке. «А ведь он танкист. И успел погореть». Неприязнь ушла.
Пользуясь затишьем взялась за кашу. Странно, голод сводил живот, но первая же ложка перловки, с луком и топленым жиром, пошла трудно, встала колом где-то в районе ключиц. Вешка рефлекторно сглотнула, сморщилась.
— Запейте, — отвлекся от ритуала дележки нарядник. — Сейчас воды налью. — Склонился вниз под корму самоходки. А уши девушки уже уловили накатывающий с полуночи лязг гусениц одинокого танка. Знакомый звон траков «двадцатки».
— Наши… — прошептал давешний нарядник, уцепившийся за борт башни. Внизу завозился Радек.
Первая «двадцатка», облепленная фигурками людей в неразличимого цвета форме, развернув башню в сторону закатного леса, стремительно катилась по тракту к станции. Позади, плохо различимая в поднятой пыли, на перекате замерла вторая.
- Предыдущая
- 11/22
- Следующая