Непослушный мальчик Икар - Яковлев Юрий Яковлевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая

– Это не сказки, это – Павел. Мой друг… Он летает на вертолете.

Глаза девочки загорелись и погасли.

– Он не полетит.

– Если я попрошу, полетит. Вот увидишь – полетит. Бежим вниз!

Шуренция стояла в нерешительности. В ее памяти почему-то возникла первая встреча с Микошей: «Знаешь, какой у меня палец?» – «Какой?» – «Железный. Как гвоздь. Не веришь?» Но то был совсем другой Микоша, не тот, что стоит рядом с ней на седле и, криво улыбаясь, говорит черным пилоткам: «Держите свои веточки. Идите с заткнутыми ртами». Она подняла на Микошу глаза и сказала:

– Бежим.

И они побежали. Вернее, побрели вниз. Они не могли бежать. Не было сил. Ноги скользили по крутой тропе, покрытой ржавыми пятнами мха. Хотелось пить, есть, спать, и от всего этого в голове стояло какое-то мутное гудение.

Вскоре они миновали Степу. Он спокойно спал в траве неподалеку от тропки, свернувшись калачиком, вернее – большим пышным калачом. Ребята решили его не будить.

– А если с вертолетом ничего не выйдет? – спросила Шуренция.

– Выйдет!

Качаясь от усталости, ребята спустились в виноградную долину.

…В это время к сараю, где поначалу был заключен взятый в плен разведотряд, подошло несколько ребят в черных пилотках. Часовой стоял, прислонясь к стене, и грелся на солнце.

– Как дела? – спросил черноволосый с нашивками на рукаве.

– Все в порядке. Сидят тихо, – доложил часовой.

– Поели?

– Ложки не звенят. Голодают.

– Ты бы их уговорил.

– Сами уговаривайте! Я часовой. Мое дело охранять.

– А если они умрут с голоду? – спросил черноволосый. – Открывай сарай!

Часовой открыл сарай. Ребята зашли внутрь, а часовой остался на солнце.

Через некоторое время ребята вернулись.

– Где пленные?

– В сарае.

– Нет их в сарае.

– Поищите… Может быть, спрятались…

Ребята молча смотрели на часового. Тогда тот сам зашел в сарай и, убедившись, что никого нет, растерянно сказал:

– Наверное, подкоп сделали. Я за подкоп не отвечаю…

– Спал?! – в упор спросил черноволосый.

– Не спал… Я вообще плохо сплю… ворочаюсь.

– Доворочался! Сдай пилотку и автомат, тебя будет судить военный трибунал.

С этими словами черноволосый затолкал часового в сарай и закрыл ворота на засов.

– Ребят, а ребят!.. Я больше не буду… спать… – донесся из сарая жалобный голос часового.

Вертолет стоял на взлетной площадке. Он походил на большого железного кузнечика, который способен совершить прыжок через горы. Сверкающая на солнце застекленная кабина напоминала выпуклый глаз насекомого.

В этот ранний час Павла на месте не оказалось.

– Жди меня здесь! – скомандовал Микоша своей спутнице. – Я пойду за Павлом.

Шуренция кивнула головой. Ей мучительно захотелось сесть, но она удержалась, потому что чувствовала: стоит опуститься на землю, и глаза сами закроются. Лучше стоять из последних сил. Девочка стала рассматривать вертолет. Он был тяжелым и неповоротливым. Краска выгорела, облупилась, на пыльном борту застыли потеки масла. И вообще вблизи вертолет был похож на кабину простого самосвала, что с утра до вечера колесит по кривым горным дорогам, а в кузове с грохотом перекатываются камни. Трудно поверить, что тяжелая земная машина может совершить прыжок через горы… Только большие лопасти подъемного винта свидетельствовали, что вертолет имеет дело с небом, с ветром.

«У нас в Колодулихе нет вертолетов, и нет тореадоров, и в сельпо не торгуют арникой – мазью Дон Кихота», – с грустью подумала Шуренция и провела рукой по прохладной металлической обшивке тем привычным деревенским движением, каким гладят коров, похлопывают лошадей.

Микоша долго не появлялся. И Шуренции начало казаться, что он вообще не придет. Может быть, его запер дома дед, а может быть, отвлекло новое приключение… Она ходила между бочками с ядохимикатами, и на нее зловеще скалились красные черепа. Начинало припекать солнце. С моря тянул сверлящий сквознячок.

Наконец появился Микоша. Пот струился по его лицу и пятнами проступал на рубахе. Глаза горели каким-то отчаянным огнем. Он подошел к Шуренции и тихо произнес:

– Уехал в райцентр… Павел…

– Все пропало? – спросила печальная рыба-солнце.

«Сейчас она вспомнит о сухом дубе», – подумал Микоша и отвернулся к морю. Оно было не синим и не зеленым, а серебристо-молочным. И по его парной глади, глухо постукивая двигателем, плыл морской буксир. Тот самый буксир, который вчера на исходе дня вел за собой в море корабль без мачт, без надстроек, без оружия, без флага. Сейчас буксир шел один, и за ним широким клином расходились спокойные волны.

Микоша сразу понял, что произошло: бывший эсминец «Бдительный» отстоял этой ночью свою последнюю огненную вахту и погрузился в глубины моря, пробитый снарядами. Или ракетами. Мальчик оглянулся в надежде увидеть бородатого моряка на белом коне. Но Ивана Васильевича не было. Может быть, командор «Бдительного» не вернулся этой ночью вместе со своим кораблем? И они оба погибли в той мужественной военной игре, в которую играют взрослые люди, солдаты и моряки, для того чтобы суметь принять настоящий бой? Микоша почувствовал себя причастным к этой грозной игре. Он тоже должен сделать что-то настоящее, отчаянное, чтобы чувствовать себя человеком!

– Погиб «Бдительный», – сказал Микоша. – Затонул.

– Мы проиграли? – одними губами спросила рыба-солнце.

– Мы сделаем прыжок… сами, – отрубил Микоша.

Буксир все стучал двигателем, и за ним расходился молочный клин. Микоша отвернулся от моря и зашагал к вертолету. Он подставил к машине небольшую лесенку, сваренную из железных прутьев, и скомандовал Шуренции:

– Лезь за мной!

– Что ты хочешь делать? – спросила девочка, и бугорки-брови смешно поднялись над глазами.

– Лезь, тебе говорят! Или боишься?!

– Нет, не боюсь, – отозвалась рыба-солнце и полезла за Микошей.

В кабине было прохладно. Раннее солнце не успело накалить алюминиевые стенки, а сквозь прозрачный плексиглас в лицо били прямые слепящие лучи. Микоша занял место пилота. Шуренция уселась рядом, аккуратно поправив платье. Микоша выкатил на нее глазищи и прикрикнул:

– Закрой дверцу… на запор!

Где-то в глубине души он надеялся, что Шуренция не выдержит и в последнюю минуту скажет: «Не надо!» Но Шуренция молчала, и Микоше некуда было отступать. Он двигался вперед, борясь со страхом. И чтобы не дать страху окрепнуть, разлиться по телу, сломить его дерзкий замысел, Микоша крикнул:

– Зашприцевать смесь!..

Он сам себе подавал команды и тут же выполнял их.

– Открыть вентиль!

Лопасти дрогнули. Медленно повернулись.

И сразу послышался грохот, тело вертолета ожило, затряслось, и огромные лопасти горизонтального винта начали брать карусельный разбег. Микоша покосился на Шуренцию: она была бледной, и губы ее завязались узелком, изо всех сил удерживали слова «не надо».

Нет, Микошины глазенапы не только замечали все, что попадало в их поле зрения, они обладали точной памятью. Теперь эта память, сохранившая все движения Павла в полете, оказалась как нельзя более кстати. Памятливые глаза Микоши командовали – цепкие руки выполняли команду.

Микоша тронул сектор газа. Рев усилился. Вертолет сильно вздрогнул, подпрыгнул и оторвался от земли. Шуренцию качнуло, она уткнулась лбом в плечо Микоши. Он грубо оттолкнул ее. А лопасти уже загребали воздух. Гудящий водоворот затягивал, увлекал Микошу и Шуренцию в бездонную глубину голубого пространства.

Радостный озноб охватил Микошу. У него застучали зубы. Это был не страх, а какое-то непонятное, ошеломляющее чувство, которое холодило грудь, учащало удары сердца, наполняло сознанием своей силы. Вокруг все грохотало, жило летучей неземной жизнью. Земля проваливалась. Горы качались.

Эге-ге, «пещерный житель», как тебе удалось превратиться в птицу? Страх, радость, смятение, восторг заглушили боль, поднимали его все выше и выше. А внизу, наверное, желтела полоска пляжа с маленькими фигурками загорающих и разноцветными кружками зонтов. И мальчишки бегут за тенью вертолета. И никому из них не приходит в голову, что машину ведет не настоящий пилот, а «пещерный житель», Микоша.

• Предыдущая
• 5/7
• Следующая