Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 21

Через пару часов таких экстремальных блужданий даже опытный путешественник Иван сбавил шаг, проверяя рюкзак.

— Ничего не понимаю. Словно камней наложили, — пробормотал он, вытирая пот со лба и тяжко переводя дух.

А ведь я знала, что, когда они с однокурсниками наматывали кольцевые маршруты по болотам и долинам рек, им приходилось нести с собой не только запас еды, но иногда и воду или дрова.

Левушка пока стоически молчал и лишь периодически страховал меня на особенно крутых спусках или подавал руку на подъемах. Хотя совсем на буксире тащиться я не собиралась, что бы этот рыцарь себе ни думал.

Когда же перед нами разверзлась бездонная трещина шириной метров десять, напоминающая не то горное ущелье, не то плотоядно улыбающийся хищный рот, Лель посмотрел на нас, глянул на солнце, а потом приложил руки ко рту рупором и очень натурально зарычал по-медвежьи.

— Дедушка Овтай, кончай озоровать! — сурово пригрозил он кому-то. — Али своих не узнаешь?

И чуть ли не по мановению его руки раззявленный рот неведомого великана, немного пошамкав челюстями, захлопнулся, лес расступился, и перед нами возникла знакомая поляна, посреди которой стояла не замшелая домовина на сваях, а потемневшая, но еще крепкая изба с высоким крыльцом под устланной зеленоватым мхом крышей, увенчанной лосиными рогами.

Единственный обитатель этого незнамо откуда появившегося лесного жилища распахивал для нас покосившуюся дверь, поводя по сторонам внушительных размеров пористым носом, каждая ноздря которого напоминала сопло ракеты, забытой на стартовом столе и поросшей белым мхом. Такое же подобие мха покрывало и пестреющую коричневатыми пятнами морщинистую плешивую голову. Зато длинная седая борода спускалась до самых колен, почти пряча ритуальный узор, украшавший когда-то белое, а ныне полуистлевшее облачение, подпоясанное витым поясом.

«Надо бы, что ли, деду обнову справить, — невпопад подумала я. — Кросна-то до сих пор в моей комнате стоят, и теперь без дела».

— Благодарствую, девица, — явно подслушав мои мысли, кивнул мне хозяин избы, глядя сквозь меня залепленными белесоватыми бельмами слепыми глазами. — Только в этом мире мне уже ничего не надобно. А в том у меня и получше покровы есть. Вот видишь, внучек, — повернувшись к Левушке, продолжал он сварливо. — Девка глупая, в мужские порты обряженная, и то больше радеет о старике, чем ты!

Интересно, каким образом он разглядел мой походный наряд, состоявший из заправленных в кроссовки джинсов, майки и ветровки с капюшоном? Впрочем, я уже понимала, что загадочный дед Овтай смотрит на нас каким-то иным взором.

— Ну что встал пнем? — погрозил он Леве узловатым пальцем. — Так и будешь гостей дорогих на пороге держать, меня, старика, томить? Али внутрь пригласишь? Сам знаешь, мне воздух вашего мира в тягость, и голод запах человечины будит.

Говорил он густым басом, совсем не сочетавшимся с его высохшей, сморщенной скрюченной фигуркой. При этом слова, которые он произносил, не всегда совпадали с артикуляцией беззубого, глубоко запавшего рта, подозрительно напоминавшего недавнюю трещину. Да и двигался он словно марионетка, которую кто-то дергает за ниточки.

— Ну что, братцы, готовы? — пытливо оглядел нас с Иваном стушевавшийся Левушка. — Смотрите не пожалейте.

Мы с Иваном лишь молча кивнули, вслед за ним и стариком поднимаясь по крутым склизким ступенькам, а дед Овтай по-прежнему сварливо прокомментировал:

— Он еще спрашивает, готовы ли они. А сам-то ты готов? Говорил я тебе, нечего связываться с Тумаевым внуком, как там его, Октаваем. Он и свою дочь не уберег, и вашу Василису толком не вытащил. Это кто ж так делает: вывести девку, а шкурку лягушачью оставить. Совсем они в этих Амазонских болотах волхвовать разучились. Да оно и понятно. Тумай-то, у меня не доучившись, как от советской власти на край света убег, так, небось, всю дедову науку и растерял, и детям ничего толком не передал. А тамошние колдуны знаниями с чужеземным зятьком делиться не захотели.

Услышав про деда индейского шамана, ходившего еще до революции у старого Овтая в учениках, я подумала, что ослышалась. Потом вспомнила, что в деревнях рассказывали про могущественного волхва, жившего в конце позапрошлого века и из-за революции так и не сумевшего свое ведовство никому передать. Похоронили его на месте древнего лесного кладбища по старинному обряду, не оскверняя прахом и тленом ни землю, ни воду, ни огонь, ни воздух. Однако, как говорили, покоя до конца он не обрел, пытаясь среди забывших древнюю мудрость потомков отыскать преемника.

Вот только какое отношение к этой истории имел наш Левушка? С другой стороны, тот ведун, сказывали, приручал духов и изгонял хвори при помощи тростниковой флейты нюди. А в коллекции Левушки этот инструмент занимал почетное место, вызывая раздражение тети Веры, утверждавшей, что именно мокшанская дудка сгубила ее мужа.

Хотя из избушки тянуло сырым холодом и уже знакомым тяжелым запахом перегноя и тлена, ни я, ни Иван на пороге не задержались. Когда глаза немного привыкли, оказалось, что внутри не так уж темно и даже не сыро. Да и запах почти исчез, оставшись легким привкусом, как бывает в домах, где в погребе стоит вода. Почерневший, но еще не прогнивший пол и широкие лавки вдоль стен устилали аккуратные домотканые половички и овечьи шкуры, на полках и на беленой русской печи размещались глиняная посуда и различная старинная утварь, которую нынче можно встретить лишь в музеях. А изрядных размеров столешница словно дожидалась скатерти-самобранки.

— Ну что же ты, внучек, не требуешь, чтобы я вас, как положено, накормил, напоил, в баньке выпарил? — суетился дед Овтай, который в избе тоже как-то приосанился и даже сделался выше ростом.

При этом его долгополое одеяние стало белее, чище и даже, кажется, новее. Или это мы, миновав границу, начали все воспринимать иначе.

— Али все еще сумлеваешься, по плечу ли твоим друзьям дорога иного мира?

— Да что мне сомневаться, — сдержанно отозвался Левушка. — Мои друзья — ребята надежные. Трудностей не боятся.

— А вот это мы сейчас посмотрим, — обрадовался дед Овтай. — На баньку дров надо наколоть, воды наносить, в избе прибраться. Заодно поглядим, как твоя девка проворна у печи. Порты мужские надеть — дело нехитрое, а вот с ухватом моим управиться — тут особое разумение надобно. Да и друг твой тоже хорош. Он бы у себя на горбу еще дом притащил. Вот ведь тогда вы дел с ним натворили! Сами не заметили, а оно вона, когда пришлось расхлебывать.

Про какие дела толковал сварливый колдун, я спрашивать не стала, по поводу отсутствия скатерти-самобранки тоже почти не расстроилась. То ли еще время не пришло, то ли она, как и ковер-самолет, просто досужий вымысел.

— Изволь, дедушка, — поясно поклонилась я старому ворчуну, подхватывая два ведра и выбегая на улицу.

Интересно, а есть ли тут колодец? Или придется воду из речки носить? Впрочем, я почти не удивилась, когда, выйдя из той же двери наружу, вместо сумрачного леса увидела окруженный частоколом широкий двор, в глубине которого стояла покосившаяся банька, а на другой стороне примостился колодец. Над верхушками отступивших от избы метров на сто корабельных сосен занимался закат, а на бревнах частокола что-то белело, и я была не уверена, что это старые горшки или тыквы.

Баба Фрося для какого-то очередного выступления научила меня воду коромыслом носить, и тренировалась я не только с пустой бадьей. Поэтому, когда я вплыла в горницу, мерно покачивая бедрами, чтобы под ноги не плескало, дед Овтай одобрительно кивнул, поглаживая долгую бороду:

— Малость откормить да в рубаху с поневой обрядить — совсем выйдет павой.

— Да есть у нее понева, и рубаха покосная имеется, — не выдержав, встал на мою защиту Левушка. — Просто через лес в штанах удобнее. И никакие это не мужские порты. Наши мещерские да мокшанские бабы исстари тоже порты под рубахой носили.

— Смотри как разошелся, — усмехнулся в усы дед Овтай. — Сам вижу, что хороша, а ты такую девку чуть не упустил. Я бы ее не то что в невестки взял, дудочку-нуделку свою вместо тебя, белобрысого, отдал. Только зачем ей дудочка, когда она крылья за спиной чувствует даже в вашем каменном мешке? Это ты, бескрылый, все бредни своей матери слушал, будто я ее мужа сгубил. Она бы, вместо того чтобы мазней заниматься да оклады от патины отчищать, за вами, неслухами, лучше смотрела. Ее муж десять лет потратил, чтобы выползня проклятого пленить, а из-за вашего озорства этот гад не только вырвался, но и силу какую обрел! Да и ты тоже хорош! Имел бы сейчас духов-помощников, не пришлось бы за реку Смородину непосвященных тащить.