От плоти и крови - Робертс Нора - Страница 15

Вокруг все дышало жизнью. И Фэллон чувствовала эту жизнь внутри себя. Перед мысленным взором она видела пролетавшую в небе птицу, сердце которой колотилось быстро и часто. А в глубине леса сова дремала в дупле, ожидая наступления ночи, чтобы начать охоту.

Став единым существом с лесом, девочка еще сильнее зажмурилась и поняла, что больше не хочет просто уйти и вечно жить в лесу. Она хотела ощутить спокойное дыхание родных: матери, отца, братьев. Но они были слишком далеко.

– Это всего лишь первый день, – напомнила она себе. – Уж один-то день я в состоянии выдержать. А потом могу передумать и отправиться домой в любой момент. Хоть завтра.

Немного успокоенная этой мыслью, Фэллон открыла глаза, развернулась и зашагала обратно в сторону хижины.

Сквозь стволы деревьев на западе пылало заходящее солнце. Этот свет отражался в ее душе. Когда последние лучи заката догорели, Фэллон зашла в дом, неся охапку дров.

Подростки, даже если они произошли от богов, отлично умеют дуться. К возвращению подопечной Маллик уже накрыл на стол, но ела она молча, сохраняя враждебный вид. Даже пирог, испеченный матерью, лишь расстроил Фэллон. Лакомство напоминало, что она находится вдали от семьи и не увидит родных еще два года.

Если бы Маллик сделал хоть одну попытку развеселить спутницу, то печаль немедленно обернулась бы вспышкой ярости. Скорее всего, он это знал, поэтому тоже сохранял молчание, не сказав ни слова за весь ужин.

Получив приказ помыть посуду, Фэллон без возражений прибралась, сложила остатки продуктов и навела порядок. Все это время Маллик сидел возле камина и читал. Несмотря на любопытство, она не спросила названия книги, а ушла в спальню, заперла дверь и из чувства противоречия наложила на замок защитные чары.

Несмотря на то что волшебная свеча и хрустальный шар всегда дарили утешение в минуты печали, Фэллон не стала их доставать из-за того, что они были получены от Маллика. В эту минуту ей казалось, что он, и только он, в ответе за все ее несчастья.

Она забралась под одеяло с любимым «Королем чародеев», подсвечивая страницы магией. Но знакомые с детства слова лишь разбередили душевную рану.

Отложив в сторону книгу, Фэллон лежала в темноте и жалела, что не додумалась поискать в хижине еще что-нибудь почитать. Старые журналы и газеты всегда будили интерес жадной до новых знаний девочки. Она не думала, что сумеет заснуть этой ночью, и планировала провести время, припоминая малейшие проступки Маллика. И даже предвкушала это.

Но провалилась в глубокий сон, даже не почувствовав его приближения, и не пробудилась ни когда лунный свет упал на лицо, ни когда крошечные феи принялись танцевать за окном.

Очнулась Фэллон перед самым рассветом, когда первые лучи солнца уже позолотили небо. Первой ее реакцией стал стыд за такой глубокий и долгий отдых. А потом вспомнились слова матери о том, что раненному сердцу нужен целительный сон для восстановления после потрясений.

Не поднимаясь с постели, девочка потянулась к подвеске, провела пальцем по кольцу и медальону и представила, как дома в это время отец уже встает и спускается на кухню, чтобы сделать кофе из зерен, выращенных на тропической половине фермы. А мама уже суетится, готовя завтрак.

Вся семья Свифт к рассвету уже просыпалась. Дела не ждали. Нужно было кормить животных, собирать яйца и делать множество других вещей.

Хлопоты по хозяйству, уроки, запах свежей выпечки, поездки в поселение или на соседние фермы для обмена товарами. И даже свободное время, чтобы почитать, покататься на лошади или поиграть. Все это осталось далеко позади.

Где будет находиться сама Фэллон, пока ее родные занимаются домашними делами?

Она поднялась, следуя въевшейся привычке вставать рано, натянула ботинки, вышла в общую комнату. Подбросила дров в камин, где едва заметно тлели угли, и отправилась задать корм лошадям.

Фэллон наблюдала за восходом солнца, как вчера наблюдала за закатом.

К ее возвращению Маллик уже вскипятил воду, разлил по кружкам крепкий чай и по-походному, на сковороде над огнем, пожарил яйца с беконом.

– Доброе утро, – поприветствовал он подопечную. – Выезжаем сразу после завтрака.

– Хорошо, – скупо кивнула она, взяла чай, заваренный крепче, чем ей нравилось, и горьковатый без меда, который она любила.

Фэллон сразу же пожалела, что не сообразила взять в дорогу баночку меда, но смирилась с этим и приступила к еде, придвинув тарелку, поставленную на стол Малликом.

Тот устроился рядом, не пытаясь больше заговорить. Угасшая за ночь неприязнь к будущему наставнику и порядком надоевшая тишина подтолкнули Фэллон к тому, чтобы начать беседу самой.

– У тебя нет ни жены, ни детей?

– Все верно.

– Из-за того, что ты предпочитаешь компанию мужчин?

– Нет. – Маллик отвечал, не отрываясь от завтрака. – Мой долг, мое предназначение, моя судьба – вот моя супруга.

– Кому какое дело, если во время исполнения долга кто-то согреет тебе постель?

– От меня требуется безоглядная преданность Избранной. – Мужчина перестал есть и прямо посмотрел на Фэллон. – Однако супруги и возлюбленные тоже заслуживают преданности. И эти чувства могут вступить в противоречие.

– Родители могут быть преданны друг другу и в то же время – своим детям, – опровергла она его объяснение. – Как в нашей семье.

– Такова природа любви. Она гораздо сильнее, чем долг или присяга.

– Разве ты никогда никого не любил?

– Была одна девушка с яркими глазами и волосами, подобными языкам пламени. Не знаю, можно ли назвать это любовью, но я испытывал к ней тягу. Мое сердце колотилось, как безумное, стоило мне лишь посмотреть на нее. Если же удавалось вызвать ее улыбку, то я чувствовал себя самым богатым парнем на свете. И точно знал: если она когда-нибудь коснется моей щеки, я умру абсолютно счастливым.

– Никто не умирает от любви, – рассмеялась Фэллон.

– Это не так, дитя. Иногда сильные чувства приводят к страшным последствиям. Поэтому я так и не ощутил ее прикосновения. Я сделал свой выбор.

– Пожалуй, ты действительно любил ее, раз помнишь даже тогда, когда стал старым, – глубокомысленно заключила девочка, пережевывая последний кусок. – Кстати, а сколько тебе лет?

– Я родился в третий день третьего месяца шестьсот семьдесят первого года, – ответил Маллик, откидываясь назад и заглядывая в глаза Фэллон.

– Да ладно! – снова рассмеялась она и по привычке потянулась к чужой тарелке, чтобы убрать ее. – Если не хочешь говорить, просто…

– Меня произвела на свет ведьма, а зачал солдат, в венах которого текла эльфийская кровь, – схватив собеседницу за руку, отчеканил Маллик. – Отца я не помню, ибо он погиб в бою, едва меня отняли от груди. Я был единственным сыном, и моя мать рыдала, как и твоя, когда узнала о грядущем служении. Мы провели вместе немногим больше десяти лет. Еще десять лет наставник обучал меня, тренировал, показывал мне мир. И еще десять лет заняли отработка навыков и отшельничество.

– Что… – начала было Фэллон, но Маллик прервал ее, подняв ладонь и призывая к молчанию.

– Позволь закончить. После этого я погрузился в сон. Годы шли, мир менялся, магия угасала либо исчезала вовсе из-за гонителей, хулителей и неверующих. Однажды меня пробудил звук единственной капли крови, прорвавшей первую завесу. Преграда разрушилась от принесенной жертвы. И мое время потечет снова, когда ты примешь свое предназначение.

– Хочешь сказать, ты бессмертный? – спросила Фэллон, понимая, что верит Маллику, и эта вера заставила сердце биться быстрее.

– Нет. Нет, отнюдь. У меня идет кровь. И моей жизни положен предел, как жизни любого человека. Однако я был призван, чтобы учить, тренировать и защищать Избранную, которая возьмет меч и щит, которая принесет с собой свет и восстановит равновесие. Я согласился. Принес обет. Сделал свой выбор. И никогда не нарушу данную клятву. Никогда не предам тебя.

Маллик встал из-за стола и сам принялся мыть тарелки.