Потерянные имена, чужие тени - Осокина Ярослава - Страница 7

– А ты кто таков, господин?.. – капитан насупился, а Стан подошел ближе, прихватив из чулана крепкую дубину.

Гончар успел вперед Раду:

– Уж не ты ли тот заезжий парень, который Тибу перед гостиницей порезал? – спросил он.

– Я, – коротко ответил тот, и Стан смерил его взглядом от сапог до встрепанной макушки.

– Приходи послезавтрева, – сказал гончар, – забирать заказ.

Потом, помолчав, добавил, когда они уже шагали вслед за капитаном стражи:

– Бедовый ты парень, лезешь, куда ни глядя. Гляди, как бы не нарваться в дурной час. Осторожней надо быть.

Раду только пожал плечами.

А потом скривился, дернув подбородком на прощание, когда уже понятно стало, что заварушки не будет.

Восемь стрелков – что бы ни говорил хозяин гостиницы о «всего лишь полудюжине» солдат, ошибаясь как в количестве, так и в оценке, – довольно быстро приструнили и взбудораженных горожан и разбойников, вооруженных рогатинами и самострелами.

Разбойников вынудили оставить домовину с телом Тибы, а горожан расступиться, чтобы служки храма могли внести гроб и приготовить к погребению.

– Разбойник аль не разбойник, – негромко сказал капитан стражи, – а чтоб похоронен был как положено. Мне тут ни зараза, ни бродячие покойники не нужны.

Говорил он тихо, но люди на небольшой площади у собора молчали, слушая его.

И неудивительно: по левую руку от него замерли солдаты с прикладами ружей у плеч, в любой момент готовые вскинуть их и пальнуть. Полная тишина наступила как раз после того, как, поравнявшись со своими бойцами в переулке, капитан коротко рявкнул: «Стройсь! Заряжай!», а потом – «К плечу!». Гончар Стан и еще несколько вооруженных дубинами мужиков встали плотным рядом по правую руку капитана. Раду сноровисто и тихо вынул из поясной сумки складную балестру и зарядил ее. Гончар одобрительно хмыкнул, а остальные покосились – что еще за чужак.

Постояли-постояли, глядя, как расходятся недовольные, да и тоже разбрелись, отпущенные капитаном.

***

А больше всего в Тичанах и имении Раду нравилась оранжерея – там господин Тенда устроил свою лабораторию.

Застекленная сверху донизу веранда позади дома, обращенная к горам и сама по себе была привлекательным местом. Одичавшие гвоздичные деревья пряно пахли, померанцы, правда, засохли, а розы буйно заплели резные перегородки. За этими перегородками скрывался уютный уголок, вымощенный каменной плиткой, с парой кресел и столиком. Тию приходила сюда с шитьем, пока Раду помогал господину Тенде.

Вся глухая стена оранжереи, примыкавшая к дому, была занята длинным столом и стеллажами, весьма безыскусно и грубо сколоченными. На них теснились разнообразные колбы, реторты и перегонные аппараты. Их надежно укрывала тень гвоздичных деревьев и разросшихся за окнами оранжереи кустов.

Оранжерея тянулась вдоль всего дома, и прежде войти в нее можно было с двух концов, но теперь Корнелий приказал заложить дальний вход, и там, в образовавшейся темной комнате он проводил эксперименты, которым нельзя было попадать на солнечный свет.

Входить туда можно было только Корнелию – а после его продолжительных наставлений – и Раду. Через две тяжелых дубовых двери – сначала одну захлопнуть, потом можно открывать следующую – при свете специальной масляной лампы с окрашенным в красный цвет колпаком, можно было попасть в самое настоящее алхимическое царство. Правда, Корнелий сердился, когда Раду называл это алхимией, и еще больше – когда помощник «чуял магию».

Несмотря ни на что, Корнелий крайне отрицательно относился даже к упоминанию чародейств и заклинаний. В качестве наказания он заставлял Раду читать главы из толстой книги прошлого века – «Математические корни мироздания». Раду потом пересказывал прочитанное, Тию покачивала головой, прислушиваясь, а Корнелий сердился, не чувствуя в словах помощника ни должного пиетета, ни понимания.

– Это же цифирь, – с презрением говорил Раду. – Она неживая, и никак с миром не связана.

Сад тоже был в запустении. Корнелий не интересовался деревьями, и прежний слуга не занимался ими вовсе. Тию сначала выходила туда погулять, потом стала брать с собой найденные Раду садовые ножницы и одну из служанок помоложе, чтобы обрезать мертвые ветви.

– Сад был очень красивый, – с сожалением говорила она. – Но за то время, что осталось до отъезда, ничего существенного сделать не получится.

Они уже начинали собирать вещи, а Раду готовил к выезду старую карету прежних хозяев имения. Корнелий относился к этому скептически – слишком уж вычурно и неудобно выглядела эта карета.

За день до отъезда, когда в холле уже стояли ровными рядами баулы и ящики, ожидая погрузки, служанка принесла Корнелию визитку – у них был неожиданный гость. Корнелий сидел у себя в кабинете, добавлял в дневник утренние наблюдения.

Недоуменно повертел визитку в руках, вглядываясь в многочисленные каллиграфические росчерки.

– Князь Воскову-Гроза, – прочел он. – Ну… проводи его в угловую гостиную, что ли. Раду еще позови туда, сейчас спущусь…

Служанка торопливо кивнула, спрятала выскочивший из-под чепца черный локон и убежала.

Корнелий покачал головой. Князь, владетель этих земель, прежде разве что присылал вежливые приветствия, да раз-два раскланялся, встретив Корнелия в городе. Неожиданный визит, да еще накануне отъезда… Корнелий поморщился: верно, ничего хорошего ждать не стоит.

Ион Воскову-Гроза был толст, лыс и обманчиво простоват. Смуглая кожа, черные густые брови, лицо ремесленника. Корнелий, однако, знал, что из себя представляет этот человек и как его побаиваются в городе. Даже обычные люди, не нарушающие закон.

Князь прохаживался по гостиной, изучая развешанные по стенам гербарии – прежние хозяева весьма увлекались ботаникой и оставили после себя такое наследство. Посеревшие от времени листья, выцветшая вязь подписей – малоинтересное зрелище. Тию, однако, попросила не выбрасывать, и Корнелий, пожав плечами, не стал спорить.

– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо отозвался князь на приветствие Корнелия. – Тут у вас любопытные вещи на стене… пригляделись бы. Во времена моего деда за такое и на костер можно было попасть.

Он передернул плечами, потом резко развернулся и сел в кресло. Корнелий, прищурившись, попытался разглядеть среди пыльных высушенных листьев какую-либо крамолу.

– Времени мало, деликатничать некогда, – начал было князь… и прервался, в комнату вошел Раду.

Мгновение, когда напрягшийся в кресле князь и застывший Раду мерились взглядами, показался Корнелию бесконечным.

– Это мой помощник, секретарь и ученик, – наконец произнес Корнелий. – Раду Матей.

Фамилию он сам придумал давно и просто сообщил ее Раду и Тию. Это, может быть, раньше они могли обходиться только своими вымышленными именами, но теперь нужно было соответствовать.

Князь откашлялся, а Раду коротко поклонился и отошел к окну.

– Так вот, – продолжил князь,– видел я, у вас вещи собраны? Никак едете дальше? Уж простите за прямоту и грубость, но не располагаю временем для церемоний.

– Да, – кратко отозвался Корнелий. – В ближайшие дни… Необходимо посетить столицу, у меня там…

– Ясно, – прервал его князь. – Боюсь, мне придется просить вас задержаться у нас.

Тон его был вовсе не просительный. Скорее, недовольный – от того ли, что князю приходилось не приказывать, а кое-как вежливо изъясняться?

– Супруга моя обеспокоена весьма. Вопрос скользкий, совсем чужих людей привлекать не хочется. А вы, господин Тенда, как говорят, сведущи в делах таких.

– Каких… «таких»? – осторожно спросил Корнелий.

– Упырь у нас объявился, – брезгливо пояснил князь. – Девицу одну сегодня утром нашли мертвой, из горничных нашего имения. Так вот… опасение имеется. У нас гости как раз, да все свои, дальние родственники. Не могу я по-привычному разбираться-то с ними. Нужно… деликатнее. Да не ждать же кого чужого из столицы…