Жестокое счастье - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая

Крыловецкая опять замолчала. Бирюков воспользовался паузой:

— Какие интересы объединяли Ирину с Лелей?

— Точнее сказать: отсутствие интересов. — Алла Константиновна, видимо, стараясь сдержать слезы, потерла переносицу. — Обе девочки хотели жить, не затрачивая ни умственного, ни физического труда.

— Почему Ирина ушла от вас?

— Как-то я пришла с работы в накуренную квартиру и застала дочь у зеркала за раскрашиванием ресниц. Не сдержавшись, назвала Иру тунеядкой и нахлестала по щекам… В этот же день Ира ушла… Поселилась она вместе с Лелей Кудряшкиной на улице Тургенева… Как они там жили и на какие средства, не знаю… Несколько раз я приходила туда, пыталась установить с дочерью контакт — бесполезно. Ира стала высокомерной, дерзкой… Больно говорить такое о своем единственном ребенке, стыдно сознаваться в своей беспомощности, но… так было. Все мои слова и мольбы отскакивали от Ирины, как горох от стенки. Это были самые черные дни в моей жизни… Где, как я упустила из-под контроля дочь — до сих пор не могу понять… Вот уж на самом деле… Малые дети — малое горе, большие дети — большое горе…

Бирюков посмотрел на сутулящегося Фарфорова.

— Вадим Алексеевич, говорят, вы сильно ревновали Ирину…

Фарфоров вздрогнул:

— Кто такую чушь мог сказать?

— Знающий вас человек.

— Наглая ложь! Единственный раз я выставил за дверь полупьяного молодца, который с комфортом разлегся спать в моей квартире.

— Простите, — извинился Антон и снова повернулся к Крыловецкой: — Вы приехали, чтобы забрать… Ирину?

Алла Константиновна утвердительно склонила голову.

— Для этого вам надо зайти в прокуратуру и переговорить со следователем Лимакиным, — сказал Антон.

— Нам разрешат увезти Иру?

— Да, конечно.

— Можно идти?

— Пожалуйста.

Наступило молчание. Крыловецкая, прижимая ладонь к сердцу, с трудом поднялась, тихо попрощалась и медленно пошла к двери. Направившийся следом за ней Фарфоров у самого порога вроде бы остановился. Антон быстро спросил:

— Вадим Алексеевич, хотите что-то сказать?

— Да… собственно, нет, — растерянно буркнул Фарфоров и, словно опасаясь, что его сейчас задержат, торопливо вышел из кабинета.

Бирюков уперся руками в стол, немного подождал. Затем снял телефонную трубку и набрал номер следователя Лимакина. Едва тот ответил, заговорил:

— Петя, только что от меня ушли в прокуратуру мать и муж Ирины Крыловецкой. Допроси-ка обстоятельно мужа. Чувствую, приезжал все-таки Вадим Алексеевич в райцентр и виделся с Ириной накануне смерти.

— Сделаю все, как надо, — ответил следователь. — А с Васей Цветковым ты не передумал встретиться? Знаешь, с ним произошла метаморфоза. Вначале признал себя виновным и в магазинной краже, и в смерти Крыловецкой. Когда же дело коснулось подписания протокола допроса, категорически отказался. Улыбается, мол, понарошке наговорил…

— Направь его ко мне.

— Жди, вызываю конвойного.

В сопровождении сержанта-конвоира Вася Цветков вошел в кабинет Бирюкова с таким видом, с каким провинившийся ученик обычно входит к директору школы, ожидая крепкой взбучки. Антон отпустил козырнувшего у порога сержанта, глянул на потупившегося Васю и миролюбиво сказал:

— Садись, Василий, беседовать будем.

Цветков покосился на стул и присел на самый краешек. Бирюков посоветовал:

— Усаживайся надежней, беседа предстоит долгая.

Вася послушно придвинулся к спинке стула. Насупившись, буркнул:

— Если хотите, признаюсь сразу.

— Мне не признание твое надо, а правда.

— Правды я не знаю.

— В чем же тогда хочешь признаться?

Цветков капризно отвернулся. Бирюков строго заговорил:

— Не буду с тобой заигрывать и обещать помилования. За то, что натворил, ответишь по закону. Однако предупреждаю: чистосердечное признание учитывается судом при вынесении приговора. Так вот…

— В чем хотите меня обвинить?

— Обвинение будет после, а сейчас давай кое-что выясним. Я стану приводить факты. Ты будешь или подтверждать их, или опровергать. Да или нет. Третьего не дано.

Бирюков раскрыл папку и подал Васе протокол с показаниями Борьки Муранкина о проигранном в карты золотом кольце. Вася, словно заучивая наизусть, долго читал написанное. Возвращая протокол, буркнул.

— Это не факт… На днях я отобрал у ребят сигареты, вот Борька по злости и плетет на меня.

— Ты знаешь Борину маму?

— Нет. Кроме тети Маруси, я никого в райцентре не знаю.

— Это тебя и подвело. Выигранное у Бориса колечко ты продал его же маме — она на вокзале мороженым торгует.

Цветков вроде бы растерялся, но упрямо повторил:

— Ничего я не выигрывал и не продавал.

— Откуда, в таком случае, Муранкина узнала, сколько у тебя было денег? — спросил Бирюков и, заметив, как Вася насторожился, пояснил: — Мороженщица говорит, что заплатила тебе за свое же кольцо пятьдесят рублей. Если к тем деньгам, которые обнаружены у тебя при задержании, приплюсовать стоимость купленного тобою билета до Новокузнецка, то как раз пятьдесят рубликов и получается. Чем объяснишь такое совпадение?

— Не знаю. Наверное, случайность…

— Случайных совпадений, Вася, бывает немного. Позавчера на твоем стуле сидела Галина Тюменцева и пыталась доказать, что случайно пошла за огород и обнаружила там угнанный у нее мотоцикл… В действительности, как выяснилось, пошла она туда совсем не случайно, а по записочке, которую ей подсунули. Не ты написал записку?

Цветков натянуто усмехнулся:

— Ничего я не писал.

— Следователь прокуратуры брал у тебя образец почерка?

— Ну… брал.

— Как у тебя в школе с русским языком было?

— Нормально, без ошибок писал.

— А записка, подсунутая Тюменцевой, написана с ошибками. Только вот почерк… — Бирюков умышленно сделал паузу, и Вася не сдержался:

— Какой там почерк…

— Тебе разве известно, что записка написана печатными буквами? — спокойно спросил Антон.

Цветкова словно укололи:

— Я так не говорил!

— Как?

— Что записка печатными буквами написана.

— Но знать-то об этом знаешь.

— Ничего я не знаю! — Вася опустил глаза. — В прокуратуре следователь допытывался, кто Ирку Крыловецкую утопил. Вы начинаете загадывать ребус про мотоцикл Тюменцевой и какую-то записку. Я не отгадчик…

Бирюков взял из подставки карандаш. Рисуя на листке перекидного календаря большой вопросительный знак, заговорил:

— К сожалению, отгадывать приходится нам со следователем, а вот загадали этот «ребус», судя по имеющимся фактам, вы с Воронкиным. Знаешь брата Галины Тюменцевой?

Цветков молчал.

— Повторяю: брата Галины Тюменцевой Валерия Воронкина знаешь? — снова спросил Антон.

Цветков долго хмурился, нервно ерзал на стуле. Наконец сказал:

— Один раз видел у Галки.

— В Заречное за сигаретами «Мальборо» с ним ездил?

— Нет, не с ним. — Вася сказал и осекся. Это был явный промах: он признался, что пользовался мотоциклом Тюменцевой, этого не следовало допускать. Васино лицо сделалось пунцовым. — Кстати, мотоцикл Галка сама разрешила мне взять — сигареты для ее подруги нужны были, для Ирки Крыловецкой. Да и, приехав из Заречного, я сразу поставил мотоцикл на место.

— С кем ты ездил в Заречное?

— Парень какой-то попросил попутно подвезти. — Вася смутился еще больше. — Он мне дорогу показывал.

— Докуда же ты довез того парня?

— До Заречного, там он остался.

— Как его зовут?

— Не спрашивал…

— Жаль!.. А тот парень обворовал в Заречном магазин. В момент кражи было покушение на сторожа. Следы от мотоцикла, на котором умчались преступники, абсолютно схожи с протекторами мотоцикла Тюменцевой. И еще: тот парень говорит, что под крыльцо дома Галины спрятал ворованные запонки… Кто бы, ты думал?.. Вася Цветков! Выходит, он тебя знает, а ты его нет?..

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая