Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Страница 4

Ну, вот. Вечно меня куда-то в сторону уносит, стоит о родном Томске вспомнить. Я о Барановских - отце с сыном - хотел сказать. А вывернул опять на паровозы. Между тем, пушка, с чертежами которой отпрыск Степана Ивановича, Владимир Степанович ко мне в столицу явился, уж точно не менее, а, быть может, и более важна, чем новейшей системы паровая машина.

Так уж Господом нашим, Иисусом Христом положено, что в пушках я столь же много смыслю, сколь и в металлургии. То есть - по верхам, на уровне слегка просвещенного обывателя. Заметьте - я сказал обывателя, а не пользователя. Потому как, пока на заводе Нобеля первое орудие Бараноского-младшего не выполнили, и на полигон под Ораниенбаумом не привезли, я пушки и видел только в виде медных исторических экспонатов, коими мы китайцев в Чуйской степи пугали.

Размер снаряда ни меня, ни специально приглашенного на демонстрацию новинки герцога Мекленбург-Стрелицкого, не впечатлил. А вот скорострельность - да. Георг-Август вообще большой любитель всего бахающего и взрывающегося. И чем новее, чем современнее бахалка и взрывалка, тем в большем восторге будет этот большой ребенок. В общем, выписали Володе предписание Главного Артиллерийского Управления - довести калибр как минимум до трех дюймов, а при возможности - и более. Разработать удобный лафет и предложить несколько видов зарядов для снарядов. Я еще от себя добавил - чтоб непременно возможность у лафета была - дуло вверх задирать. Хотя бы до сорока пяти градусов. И щиток - в обязательном порядке на пушке должен был появиться щит от пуль и осколков.

И в мае прошлого, семьдесят четвертого, это, по местным меркам пока еще чудо-юдо, упряжка лошадей лихо выкатила на полигон. Под светлы очи похахатывающих генералов. И когда позволили-таки орудию сделать серию выстрелов, улыбки с лиц куда-то подевались. Потому как, чем больше Его Высочество Георг и молодой изобретатель Володя Барановский рассказывали и показывали о новейшей пушке, тем больше воинские начальники хотели заполучить эту игрушку в свои руки.

Больше всего вопросов было о стрельбе с закрытых позиций. В прототипе номер два такой возможности еще предусмотрено не было, но о работах в этом направлении Владимир Степанович молчать не стал.

Так вот. Когда новейший, с подъемным механизмом, лафет был готов, на смотрины чуда невиданного даже Никсу пригласили. А вот о военном министре - забыли. Володя просто не посмел, я не подумал, а Георг и прежде не особо с Милютиным ладил. И о пушке, способной поражать врага с недосягаемой для ответного огня позиции, глава военного ведомства узнал из акта комиссии ГАУ, настоятельно рекомендовавшей скорейшее принятие орудия на вооружение русской армией.

Только была там еще одна закавыка. Пушка у Барановского получилась пусть и не шедевральная, но уж, для нынешнего уровня - прорывная точно. Скорострельное, легкое орудие поддержки. Это значило, что таких в армии должно было быть много! То есть - действительно много. Десятки тысяч. Не меньше чем по батарее при каждом полку. А не по артполку при каждой дивизии, как считал Милютин. Чувствуете разницу? Вместо шестнадцати крупнокалиберных монстров на каждые двадцать тысяч человек, ГАУ рекомендовало - по четыре на каждые две. Или - сорок на дивизию!

Дмитрий Алексеевич конечно же знал, в каких отношениях находимся мы с Георгом Стрелицким. И о том, что Володя Барановский мой, так сказать, протеже - тоже осведомлен. А уж Великий князь Константин, думается мне, не раз высказывался обо всех членах правительства и начальниках Комитета министров в частности, поддержавших введение законов в поддержку отечественных производителей. Не сомневаюсь, что в Мраморном дворце не единожды обсуждалась и моя скромная персона.

Не мудрено, что и до истории с Володиной пушкой, Милютин уже имел обо мне определенное мнение. Потом же, особенно после высочайшего рескрипта, коим Николай повелевал ввести в русской армии батареи артподдержки, как еще один, дополнительный батальон при каждом полку, военный министр и вовсе записал меня в недруги.

Тогда, мне было по большому - счету все равно. Я был рад, что армия станет сильнее. Мы изыскали средства в казне и распределили госзаказ на собственно орудия и боеприпасы по русским заводам. Барановский получил премию в десять тысяч рублей ассигнациями, место в особом Императорском оружейном конструкторском бюро Кронверка Петропавловкой крепости, и заказ на доведение до божеского вида пулеметательной машины. Георг удостоился благожелательного кивка от за что-то невзлюбившей его тещи - Великой княгини Елены Павловны. Никса очередной раз показал дяде из Мраморного дворца - кто в доме хозяин. Правящая партия снова победила.

Потом. После. Возникали еще вопросы касающиеся ручного стрелкового оружия. Револьверов и первых прототипов автоматических пистолетов. Стальных касок, штыков и еще какой-то ерунды вроде обмоток или пряжек для портупей. И каждый раз Милютин занимал позицию прямо противоположную моей.

С министром финансов и морским министром у меня отношения сложились, скажем так: рабочие. А ведь и Михаил Христофорович, и адмирал Николай Карлович Краббе, так же, как и Милютин, числились сторонниками Великого князя Константина. Странно мне это было и непонятно. И я так и пребывал бы в сумерках очевидности, если бы Володя, князь Барятинский - бессменный адъютант, секретарь и доверенное лицо императора, не раскрыл мне глаза.

Одно к одному. События цепляются за личности, которые становятся причиной событий. Кто бы мог подумать, что мой хороший приятель, полковник личного конвоя ЕИВ, князь Барятинский, являющийся дальним родственником генерал-фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского, станет камнем преткновения в наших с Милютиным отношениях. Отчего-то, Дмитрий Алексеевич решил, что мы с обоими Барятинскими подговорили герцога Мекленбург-Стрелецкого интриговать в Комитете министров и Госсовете против проводимых военным министром реформ. Великий князь Константин Николаевич легко мог уверить своего протеже в нашей к нему лояльности, но, из каких-то своих, великокняжеских соображений этого не делал.

К слову сказать, Никсе такой раздрай в его ближайшем окружении, среди людей, коих государь считал своими соратниками, был не по душе. Во время одного из заседаний Комитета, Его Императорское Величество даже изволил, в резких выражениях, прервать наметившуюся было очередную перепалку. А после, когда я провожал Николая галереями из Старого Эрмитажа в Зимний, он порекомендовал мне немедля наладить отношения с Милютиным. Любым способом!

И я этот, едрешкин корень, способ изыскал. Только претворить в жизнь не успел. Наступил этот проклятый январь одна тысяча восемьсот семьдесят пятого года. А теперь вот выходило, что именно от позиции Милютина могло зависеть, как именно воспримет последний Манифест почившего государя Великий князь Константин Николаевич.

- Вам нехорошо, Герман? - по-своему истолковав затянувшуюся паузу, поинтересовалась императрица. - Впрочем, нам всем ныне нехорошо. Присядьте же сюда. И скажите, наконец, каков же мой шанс исполнить волю Николая?!

- Не смею… - пролепетал я, вдруг со всей очевидностью осознав, что этот новый, старый мир настолько сильно впитался в мою кровь, что невозможно было и помыслить плюхнуться в предложенное дамой кресло до того, как она усядется первой.

- Полноте вам, Герман Густавович, - устало отмахнулась Мария Федоровна, тем не менее, устраиваясь на сидении стула с вычурными ножками. - Дозволяю вам, мой верный рыцарь, сидеть в моем присутствии.

- Благодарю, Ваше Императорское Величество, - получалось еще с легкой хрипотцой, но уже куда более уверенно. Тем более что теперь и я мог дать отдых усталым членам. - Позволено ли мне будет спросить, сколь сильно ваше желание, не смотря на возможное противодействие вельмож, все-таки стать полноправной правительницей Державы?!

- Такова была воля моего царственного супруга,- очаровательно поджав нижнюю губу, вскинула подбородок императрица. - Императора Николая, которому вы, сударь, действительный тайный советник, клялись в верности.