Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Страница 24

И ведь, сугубо нашим, этакой-то поворот не назовешь. Хотя нашему-то юношеству такие порывы, в некотором роде, простительны. Практически бескровные победы русской армии в Туркестанских походах и посыпавшиеся на, в тех компаниях участвовавших, офицеров чины и ордена многим вскружили головы. Труд тысяч рабочих, инженеров и интендантов, снабдивших армию лучшим, самым современным оружием, как всегда остался, так сказать, за кадром.

Современное же общество, я, конечно, имею в виду дворянство, вообще отличается высокой степенью космополитизма. Наиболее известные семьи России, фамилии, давно переженились, перекрестились с аналогичными европейскими родами. По-свойски навещают родственников в имениях от Гибралтара, до Варшавы, а те, соответственно, запросто гостят во дворцах наших вельмож. Посещают салоны и балы, и даже бывают приглашенными ко двору Государя. Не мудрено, что наиболее яркие веяния, идеи и моды легко и невероятно быстро преодолевают государственные границы. Невзирая на запреты и препоны.

Барон фон Радовиц, уж на что с виду умудренный опытом человек и матерый дипломат, способный в любых переговорах «сгладить углы» на благо любимой Империи. Но и он, даже внутренне, отказывался как-то иначе воспринимать боевые действия, что в любой момент могли начаться, стоило бы восточному соседу дать гарантии о собственном невмешательстве. «Настоящее дело для настоящих мужчин», и все тут! На ряду с охотой и разведением породистых лошадей, только чуточку более азартное и прибыльное. Не забываем о вожделенных многими чинах и наградах!

- Что же еще оставит наши имена в веках, дорогой Герман Густавович? – топорща тараканьи усы, пафосно вещал посланник германского императора. Отчасти виновницей такого оживления европейского политика была Наденька. Не далее чем сегодня за обедом, супруга поделилась подозрениями в непраздности, тут же получив самые искренние поздравления, и от того пребывающая в благостном расположении духа. К слову сказать, женщины в этаком-то состоянии вообще делаются какими-то особенно, трогательно уютными, будто бы светящимися изнутри.

- Наука? Благотворительность? Каждодневный, честный труд на благо Державы? – вяло глядя на раскрасневшегося барона из-под полу прикрытых век, тут же предложил я. Пруссак раздражал. Счастливая новость напрочь вымыла из головы тяжкие мысли, очистила и, что называется – просветлила разум. Хотелось обнять Наденьку, прижаться крепко-крепко. Шептать в маленькое ухо всякие милые глупости, а не выслушивать этого нагловатого, напросившегося на обед типа.

- Однако же, милейший Герман Густавович, императорские дворцы полны изображениями отважных генералов и славных баталий. Что-то я не встречал там портретов этих, ваших честных тружеников. А скольких достойных господ вознесли на самый верх несколько успешных баталий?! Не так давно во всех салонах Европы только и разговоров было об этом вашем Абрапове...

- Абрамове, барон, - мягко поправила раздухарившегося посла Наденька. – Генерал Абрамов. Черная шапочка.

- Да-да. Черная шапочка! Именно! Кстати! Как имя того замечательного хирурга, сумевшего излечить страшную рану нашего отважного конкистадора?

В Туркестанских войнах проявилось множество талантливых командиров. Однако фон Радовиц выбрал действительно самого удачливого. Ну и выделяющегося своей, прикрывающей страшный шрам на голове – след полученной при штурме Пешкека раны, кожаной черной шапочкой. Прослужить в каком-то медвежьем углу, в гарнизоне, прапорщиком артиллерии восемь лет, без какого-то намека на продвижение по карьерной лестнице, и потом, после Пешкека, всего за шесть, взлететь до генеральских эполет.

Штабс-капитан и горсть орденов за взятие Чимкента, а уже через год – капитан за крепость Чиназ на реке Сырдарья. Через два, за битву при Ирджаре, подполковник и Владимир с мечами и бантом.

Тем временем, вновь завоеванные земли выделили в отдельную Туркестанскую губернию. Генерал-губернатором края Никса назначил генерала-адъютанта фон Кауфмана. Пока новый начальник еще не приехал, а бывший, Романовский, уже убыл, в неспокойных территориях главноначальствовал генерал-майор Цёге-фон-Мантейфель. Человек не то чтоб нерешительный, а скорее не торопящийся брать на себя ответственность. В общем, Абрамову пришлось выдумывать какую-то авантюрную сказку с разбойниками, погонями и перестрелками, чтоб оправдать полнейшее разрушение бухарской крепости Яны-Курган. На что генерал-губератор Оренбургской области, и начальник Оренбургского военного округа, куда входила и Туркестанские земли, генерал от артиллерии, Николай Андреевич Крыжановский, разразился весьма двусмысленным рапортом на имя военного министра: «...при этом считаю нужным заявить Вашему высокопревосходительству, что подобное своеволие со стороны подполковника Абрамова, предпринявшего движение, не получив на то разрешения от генерал-майора Мантейфеля, я нахожу в высшей степени непростительным и, чтоб раз и навсегда прекратить такие своевольные поступки со стороны частных начальников в Туркестанской области, признаю полезным поручить исполняющему делами туркестанского военного губернатора произвести строжайшее исследование о причинах, заставивших подполковника Абрамова решиться на такой поступок; но независимо от этого, находя, что войска, участвовавшие в деле, исполнили свой долг блистательным образом, испрашиваю разрешения на представление особенно отличившихся к наградам».

Майор Терентьев, талантливый молодой человек, инженер и разведчик, дотошный военный юрист, один из любимейших учеников отца... Надо же! Я даже в мыслях стал называть старого генерала, Густава Васильевича Лерхе, отцом! Так вот. Майор Терентьев, которого специально, ради «исследования о причинах» командировали в Туркестан, писал отцу: «…следствия и выговоры само собою, а награды само собою… Таким образом создалась у нас своеобразная система действий в Средней Азии: начальникам мелких отрядов предоставлялась свобода почина, нередко вопреки видам правительства; результаты же их предприимчивости признавались правительством как свершившийся факт, «достоянием истории», а предприимчивый начальник, вслед за замечанием, получал и награду. Поэтому жалобы Крыжановского на то, что в Туркестанской области «воцаряется полный беспорядок» и что он нисколько не будет удивлён, «если подполковник Абрамов двинется и на Самарканд», кажутся, по меньшей мере, напрасными…»

И, нужно признать, возмущенное предсказание Крыжановского, и сатирический прогноз Терентьева оправдались уже годом позже. Весной одна тысяча шестьдесят восьмого, полковник Абрамов участвует в сражении на Чалан-Атинских высотах, приведшим к занятию русскими войсками Самарканда. Через неделю, неугомонную Черную шапочку видели на штурме Ургута, а в сражении с бухарцами при Зерабулаке, Абрамову поручено командовать главными силами. К концу компании Александр Константинович производится в генерал-майоры, и назначается начальником вновь образованного Заравшанского округа. Проделки с «разбойниками», прикрывшие откровенное разграбление Яны-Кургана полностью забыты. Выводы следствия в министерстве признаны любопытными, и помещены в архив. На самую дальнюю полку.

Вот такой вот, современный супер-герой. Пример для юношества и повод для зубовного скрежета завистников. О том, что отважный генерал еще и знаменитый в узких кругах путешественник, первым из европейцев пробравшийся к верховьям Заравшана и озеру Искандер-куль, в салонах не говорили. Золото позументов куда предпочтительней для великосветской публики, чем пыльные тропы Богом забытых мест.

- Поверьте, дорогой посол, - хмыкнул я. – Получить сведения о славном имени того хирурга, вполне в моих силах. Как и...

И тут меня, от затылка до копчика, пробила мысль. Идея! Все кары пасьянса сложились в невероятно гармоничную, красивую даже, фигуру. Европейские королевства, империи и республики. Лорды, князья и дипломаты, либералы и консерваторы, купцы, промышленники, офицеры, крестьяне. Персонажи встали на свои места, и их тайные ли, открытые ли всем ветрам, страсти только усиливали общую картину. Вдруг, на полуслове, я понял, осознал, как все должно сложиться, чтоб Отчизна получила невероятный, сравнимый лишь с революционными преобразованиями Великого Петра, трамплин в будущее. И возможно – по сердцу даже разлилось какое-то тепло – именно для этого, для организации этого взлета страны, давным-давно, одной снежной зимой десять лет назад, Господь даровал мне эту, вторую, жизнь.