Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна - Страница 18

— Возьми лучше вот эти, пусть в тебе будет хоть что-то соблазнительное, — отсоветовал мне Бобрик громким голосом.

— Нет, ты что! — возмутился Дурик, — мы же должны озаботиться ее безопасностью! Возьми вот эти, — ткнул он меня носом в длиннющие противно желтого цвета панталоны с коричневым цветочком сзади — на непредвиденный случай, видимо, — если какой отчаянный извращенец на нее и позарится, то стоит ему юбку поднять, посмотреть — все желание отпадет! Точно тебе говорю!

Спорили они до хрипоты, громко и с чувством — люди уже начали подходить посмотреть на бесплатное представление, а кто-то даже делал ставки, какие мне-таки купят труселя! Должна признать, удар был хорош, меня все-таки заставили испытать легкое чувство неловкости. Как только я это осознала, схватила пару самых дешевых коротких то ли шортиков, то трусов и пошла рассчитываться с продавщицей. Про меня эти кретины, очевидно, уже забыли, наслаждаясь обществом друг друга, потому что вышла я одна и спокойно в тишине побрела в сторону дома.

Поймали они меня только на середине пути и долго возмущались тем, что я их жестоко бросила. Так и сказали — бросила. Но когда мы подходили к дому, я поймала себя на мысли, что, кажется, поход за одеждой нас немного сблизил. Я до сих пор старательно выводила их из себя, а они пытались меня ужалить, но с обеих сторон за этим уже не стояло желания, даже неосознанного, по-настоящему обидеть. Это немного удивляло, но раздражения не вызывало.

Дома уже ждала Ева, с ужином, а еще позже пришел и Раш. Весь вечер я просидели за столом в шумной компании, даже не вспомнив о своем желании почитать вечером историю Шинрской Империи.

Дор и Бор родились в один день.

В соседних домах одинаково состоятельных оборотней, чьей собственностью являлись их родители. Одинаково необразованные служки, смыслом жизни которых было не прогневать хозяев. Дор и Бор были оба мальчишками на подхвате и по долгу «службы» часто сталкивались.

Дору говорили: смотри какой у соседей мальчик умелый да услужливый; Бору говорили — ровно то же самое.

Дор и Бор знали друг друга с самых юных лет и, волею обстоятельств, были практически отражением друг друга. Стоило Дору увидеть свое отражение — умелого и услужливого мальчишку, которому на роду написано не быть ничем большим, чем служка, которого и пнуть не жалко за нерасторопность, Дор приходил в ярость и очень хотел это отражение пнуть — за расторопность; чувства Бора были абсолютно зеркальны.

Дор и Бор, не сговариваясь, как только это стало формально возможно, пошли поступать в Особое Практикомагическое Училище, благо у обоих были очень не плохие магические и физические показатели, которые оба же при любой подвернувшейся возможности с самых младых ногтей, пусть нелепо, со скрипом, но очень отчаянно и старательно, старались развивать в тайне от всех. Обоих не взяли, зато новость о том, что два человечка имели наглость, не спросив хозяев, пойти позориться на экзаменах мгновенно облетела округу.

Дор смотрел на свое отражение, которому не хватило ума и сил поступить и изменить свою жизнь к лучшему — и презирал его; Бор смотрел на свое отражение, которое теперь может пнуть практически каждая крыса — и презирал его ничуть не меньше.

Дор и Бор терпеть друг друга не могли.

Но никто во всем мире, даже в мыслях, не верил, что Бор вырвется из этого тесного мирка и будет жить лучше, кроме Дора; и никто во всем мире не верил, что Дор способен на большее, чем драить клозет, кроме Бора. Отражение этой веры в глазах друг друга было причиной всех их — совершенно бессмысленных в глазах других — трепыханий.

Когда Дор и Бор поступали в третий раз под пересечением насмешливых взглядов, произошло судьбоносное знакомство. Во дворе Училища, уже после прохождения вступительных испытаний, они подружились с забавным милым парнем Рашем. И в этом году они наконец переступили порог этого заведения в качестве студентов. Появилось на свете еще одно существо, которое безоговорочно верило, что Дор и Бор способны на большее, чем драить клозеты, что они могут вырваться из своего тесного мирка и жить лучше.

Через много лет они узнали, что на самом деле не завалили ни одного вступительного экзамена. Импульсивные и обидчивые, спустя много лет Дор и Бор вернулись в родные пенаты для выяснений всех обстоятельств у участников тех событий! 

— А когда вы поженись, вы чью фамилию возьмете — Дурика или Бобрика? — поинтересовалась я, болтая ногой в воздухе. Высокий Город гудел как растревоженный улей, и мою самодовольную радость испортить сегодня не могло вот буквально ничего!

— Да как ты смеешь, наглая пигалица! — верещал Бобрик.

— Конечно, мою! — вторил ему Дурик не менее возмущенно.

— Ты совсем что ли?! — Бобрик ошалело уставился на Дурика, — она же издевается над нами!

— Да как ты смеешь над нами издеваться? — Дурик сощурил на меня глаза.

— И чтоб ты знала, — Бобрик повторил возмущенный взгляд, — если бы это вообще было возможно, конечно он бы взял мою фамилию!

— Это еще почему?! — они окончательно переключились друг на друга и я могла смотреть дальше ненадаедающее представление «У кого длиннее волшебная палочка».

Идея этой постановки длинною в жизнь заключалась в попытке показать: в чем же смысл жизни мужчин в целом, и этих двух — в частности. А главная ирония этой пьесы, полагаю, заключалась в том, что волшебные палочки у них совершенно одинаковые. Точно, конечно, не знаю, но можно как-нибудь поиграть в вуайеристку. Не любопытства ради, конечно, а только для более полного анализа этого художественного произведения!

— А ну, спускайся, наглая девчонка, я тебе задницу надеру! — вспомнил про меня Бобрик. Я поерзала по древесной коре, устраиваясь поудобнее и лениво улыбнулась.

— Бобрик, ну ты чисто Дурик! Кто ж в здравом уме после таких угроз спустится? — спросила я.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты настоящая стерва? — ошалело спросил Дурик.

— Может и говорили, но я не помню! — отмахнулась я.

— Спускайся по-хорошему, а то я ведь и сам тебя сдернуть могу! — операция «Сними котика с дерева» продолжалась, но была она отнюдь не спасательной.

Началось все с того, что с утра пораньше я, естественно, пошла на работу, раз уж она у меня появилась. Борик и Дорик увязались за мной, но у входа в издательство все также восседал старый цербер Дирк. Они встретились взглядами и мир застыл на мгновение… искра, буря, безумие!.. Нашла коса на камни!

Сцепились мужчины крепко и с первого же слова. Я отошла в сторонку, чтобы им не мешать, пару минут просто смотрела, но заканчивать в ближайшее время они, походу, не собирались. Еще минута мне понадобилась, чтобы набросать бизнес-план.

Значит так!

Сейчас я оставляю их здесь на первый бесплатный концерт — зрители вон уже подтягиваются. Сторож здесь явно одна из местных достопримечательностей, Дорик и Борик тоже не пальцем деланные!

Завтра уже начну ходить по рядам с мешочком и собирать — для начала кто сколько даст! Похожу так пару дней, а потом предложу зрителям делать ставки: горячая молодость или опытная старость? Качество или количество?.. Надо будет вечером продумать рекламную кампанию! К главреду я пошла одна. Не то чтобы я сбегала, просто не хотелось ждать, пока они закончат. А отвлекать как-то неудобно! Не каждый день находишь родственную душу.

— Здравствуй, моя радость! — проворковал радостно главный, — присаживайся! Присаживайся поудобнее! Ты принесла мне кристаллики?

— Конечно! — я высыпала камушки ему на стол. Мужчина тут же радостно их заграбастал.

— Вот и умничка, возьми мешочек с деньгами! — он пододвинул мне позвякивающий тяжелый мешочек, — а теперь по делу. Сходи на четвертый этаж, там найди пятую дверь. Покажешь свое удостоверение специального корреспондента — тебе выдадут все, что может понадобиться и дадут список тем на сегодня, сколько хочешь, столько и бери. Но к шести вечера чтоб все в клювике принесла. Ничего важного сегодня нет, так что просто включай фантазию и изгаляйся как можешь. И так каждый день. Появится что-нибудь важное — пиши на артефакт связи, который тебе выдадут, и старайся почаще его проверять, чтоб ничего не пропустить. Ну, вроде все! — задумчиво почесал небритую щеку главред, — а теперь иди, благославляю на подвиги, моя потерянная дочь! — и осенил меня какой-то странной закорючкой, показывая на дверь.