Фаворитка (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 11

— Как ты это вытащила из бедолаги? Он же боялся рот раскрыть.

— Мы просто поговорили о его семье, о том, как им живется, в общем, пообщались по душам. Ты же знаешь, когда есть хороший собеседник, готовый слушать с интересом всё, что ему рассказывают, желание говорить становится непреодолимым. А я хороший собеседник, — ответила я.

— Уж кому, как не мне это знать, — хмыкнул государь. — Я сам столько раз попадался на эту уловку. Даже не знаю, остались ли у меня от тебя хоть какие-то тайны. Но то я, на меня твой взгляд производит поистине магнетическое воздействие. Впрочем, я рассчитывал на нечто подобное, потому оставил тебя с капралом.

— Потому я попросила тебя оставить его мне, — поправила я монарха. — В общем, я спрашивала, он отвечал, потом говорил сам, уже не обращая внимания на то, что рассказывает. Хотя о Иклинге и Говмондах он напрямую и не рассказывал, но так как жизнь Литена плотно связана с ними, Штоль выдавал секреты графа, а я слушала и делала выводы. Теперь ты их знаешь.

В результате в дорогу мы отправились уже вечером. Можно было бы заночевать и в Литене, но не хотелось тратить на него драгоценное время, которое и без того было значительно упущено. Потому часть пути мы промчались в галопе, пока лошади, отдохнувшие за время стоянки, могли нас нести. Но потом пришлось опять плестись, и у верстового столба, сообщившего, что, наконец, добрались до моих земель, мы оказались далеко за полночь.

С того момента, как стемнело, гвардейцы и сам государь достали кристаллы-накопители, заряженные магистром, и над нами вспыхнули «светлячки». Их заряда хватило до границы Тибада, но вскоре они начали тускнеть, и пришлось спешно искать место для ночлега. Телохранителя государя, ускакавшие вперед, вернулись с сообщением, что неподалеку находится поместье Мерит, туда мы и направились. И успели добраться до усадьбы как раз в тот момент, когда последний «светлячок» погас.

Обитатели Мерита не имели титула, предок нынешнего владельца поместья получил дворянство и землю в награду от одного из государей за верную службу. Таких помещиков в Камерате было немало. И хоть они считались дворянами, высокородная знать роднилась с ними редко, но чаще, чем с коммерсантами. Все-таки полублагородная кровь в помещиках имелась. Впрочем, происходило это по той же причине, как и с дельцами: титул в обмен на деньги.

Помещики не гнушались коммерческих предприятий и зачастую сколачивали недурное состояние. Они наращивали капитал, скупали земли и дома, так что и без титула могли поспорить с иным аристократом в богатстве, да и род свой вели, может и не от древних предков, но и поколений в дворянстве насчитывали немало.

Чета Мерит не была особо зажиточной, об этом ясно дало понять ветшающее состояние их усадьбы, однако и дыр в крыше не было. Государь посчитал, что усадьба величие короля Камерата вполне выдержит. Я была с ним совершенно согласна. Во-первых, усталость оказалась неимоверной, а во-вторых, хотелось поглядеть на тех, кто живет в моем графстве, и не только на высокородные семьи, но и на обитателей попроще, тем более именно на них я и собиралась делать ставку в своих деяниях. И потому улыбалась Меритам совершенно искренне.

Конечно же, появление короля на пороге дома, еще и в компании хозяйки графства, стало для помещиков глубочайшим потрясением. Они не понимали, как им вести себя, и что предложить, чтобы не обидеть августейшую особу, ну и мое сиятельство заодно.

— Просто накормите нас чем-нибудь легким, прикажите подать горячей воды и подготовьте спальни, — устав от бестолковых метаний, сказал государь. — И пусть позаботятся о моих людях.

— Да, Ваше Величество, — заверил монарха господин Мерит, и направление заботам о нежданных гостях было положено.

Чтобы не было лишних разговоров, мы с Ивом легли в разных спальнях. И это было впервые с того времени, как я добровольно разделила с ним не только его ложе, но и покои. Мы жили бок о бок уже так долго, что остаться одной в постели оказалось непривычно. Я не сразу смогла уснуть. Обнаружилось, что мне не хватает теплого тела, обычно прижавшегося к моей спине и руки, обнимавшей меня, тяжесть которой раздражала, но сейчас без королевской длани сон не шел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Негодяй, и тут жизнь усложнил, — проворчала я и как-то сразу уснула, найдя в своем недовольстве умиротворение.

А вот утро принесло неожиданное открытие. Открыв глаза, я потянулась, улыбнулась новому дню, раскинула руки и…

— Ты ударила короля, — проворчал справа до боли знакомый голос. — Если это покушение, то я буду вынужден подавить сей бунт в зародыше.

— Ив? — изумилась я. Развернувшись, я обнаружила Его Величество на привычном месте. — Что ты здесь делаешь?

— Сплю, — ответил он, приоткрыв глаз. — И собираюсь спать дальше, если мой покой, конечно, кого-то волнует, — изрек государь.

Он натянул одеяло, почти полностью скрывшись под ним, однако я была полна праведного возмущения, даже негодования, потому ткнула в бок кулаком и вопросила:

— Что ты тут делаешь, пожри тебя псы?

Монарх открыл оба глаза.

— Фу, как некрасиво, — поморщился Его Величество. — Такая хорошенькая, а бранишься, как какой-нибудь Дренг.

— Но ты в моей постели, — возмущенно прошипела я, стараясь не привлекать внимания хозяев к нашему пробуждению.

— А где мне быть? — искренне изумился венценосный наглец, приподнявшись на локте. — Я там, где мне лучше спиться. Один я не смог уснуть и пришел сюда. А вот ты спала, — обвиняюще произнес король, нацелив на меня палец. — Это возмутительно, ваше сиятельство. Пока ваш государь страдает бессонницей на холодной простыне, вы сладко сопите в одиночестве, ни о чем не переживая. Теплая, милая и совершенно бессовестная. Я негодую.

— Это я негодую, — фыркнула я. — Я хочу, чтобы приличия соблюдались…

— Они и соблюдаются, — отмахнулся король. — Гвардейцы стоят у дверей, они никого не пропустят ни к тебе, ни ко мне, а значит, никто не сможет открыть нашего совместного ночлега, если, конечно, ты не продолжишь сообщать об этом всему дому. — Я открыла рот, чтобы ответить, но государь поднял руку, остановив меня, и продолжил сам: — И знаешь еще что, дорогая моя бунтарка? Я не могу оставить без внимания всё, что ты успела сотворить с момента своего пробуждения. Итак, — он сел и поднял руку со сжатым кулаком: — Ты ударила своего короля – это раз, — Ивер начал поочередно отгибать пальцы. — После ты осмелилась диктовать свою волю и не дала мне уснуть – два. Потом ты вновь ударила повелителя – три. Еще ты повысила на меня тон и требовала отчета – четыре. Ты бранилась – пять. — Он поднял второй кулак, еще сжатый, в отличие от первого: — Усомнилась в моей порядочности и благородстве – шесть. И наконец, ты спала, когда я не мог уснуть в одиночестве – семь. Семь прегрешений, и это не может остаться безнаказанным. За сим повелеваю: означенную бунтовщицу – Шанриз Тибад-Стренхетт-Тенерис-Доло, признать виновной и наказать жесточайшим способом. Госпожа графиня, вы будете пронзены королевской шпагой. Прямо сейчас. Примите свою участь с достоинством.

— Вот еще, — фыркнула я. — Не желаю принимать ни вздорных обвинений, ни наказаний за них…

Однако встать мне не удалось. Едва я обозначила свои намерения, как была откинута обратно на подушку вероломным нападением монарха. Он навис сверху и ухмыльнулся:

— Пощады не будет. Приговор окончательный и обжаловать его невозможно, ибо судил вас сам государь. Клинок тверд и готов к воздаянию.

— Похабник! — возмутилась я, и рот мой был заткнут поцелуем…

Никто так и не понял, что мы ночевали в одной постели. Гвардейцы не только не подпустили к дверям ни слуг, ни хозяев, но даже в то крыло, где нам предоставили ночлег. Горничной позволили войти ко мне только после того, как государь удалился, чтобы привести себя в порядок и одеться. Вот тогда один из телохранителей крикнул прислугу, и нам принесли горячую воду, а после миленькая девушка, почти ребенок, по имени Сойли помогла мне одеться и уложить волосы.