Между сердцем и мечтой (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 15

— Откуда вам знать, баронесса, что я желаю видеть в своей избраннице? — с вызовом спросил Элдер. — И раз уж говорю вам о своих намерениях, то это означает, что я нашел в вас всё мне необходимое. Меня привлекает ваша живость, и искренность чувств тоже. Возле моих картин вы отбросили маску, и я увидел жизнелюбивую девушку, которая способна на демонстрацию своих эмоций. Вы вдохновляете меня…

— Пока я нахожусь вдали, — вновь оборвала я его. Граф пропустил меня под рукой, следуя за музыкой, а после вновь прижал к себе чуть тесней, чем того требовали правила. Оказавшись перед ним, я продолжила. — Вы не знаете меня, и когда узнаете, поймете, что ошиблись. Я не та, кто может сделать вас счастливым. Кроме того, что я не вижу в вас мужчины…

— А кто же я, по-вашему?

— В Дренге я тоже не вижу мужчины, как и в бароне Гарде, о котором я имела честь упоминать, будучи у вас в гостях, — с ноткой раздражения ответила я. — И его сиятельство, и его милость — являются моими друзьями и не больше. Так вот в отношении вас я чувствую то же самое. Мы смогли бы подружиться, и я готова стать самым преданным поклонником вашего таланта, но никак не женой. Вы не сможете дать мне того, чего я хочу, в вас нет того, что меня привлекает, вы не тот, кто может заставить мое сердце биться чаще, и потому я говорю — нет. Нет, ваше сиятельство, я не даю согласия на наш брак. Более того, даже граф Доло не сумеет повлиять на меня, и не станет этого делать. Он тоже дал мне слово позволить выбрать супруга по сердечной склонности, но даже если бы дядюшка решил нарушить свое обещание, то есть тот, кто не одобрит нашего брака. А ему перечить могут только Боги.

— О чем вы? — озадачился Элдер.

— О том, граф, — мы одновременно повернули головы на звук голоса и обнаружили, что музыканты уже замолчали, и кавалеры отвели своих дам на их места. Только мы остались стоять посреди зала, а рядом с нами Олив Дренг, успевший проводить Амберли. — Баронесса говорит о том, что ее выбор одобряет не семья и не глава рода. Его Величество принял в баронессе живейшее участие, как в любимой фрейлине своей тетушки, и потому разрешить ее замужество может только он. Это воля государя, и не нам судить о ней. Позволите ли, ваша милость?

Он протянул ко мне руку, и я вложила в его ладонь свою. После посмотрела на ошеломленного Элдера Гендрика и чуть виновато улыбнулась:

— Вы, наверное, чудесный человек, ваше сиятельство, я еще мало знаю вас. Но если вы готовы принять мою дружбу, то я с радостью дарую вам ее. Но большее… простите, не могу. Не таите на меня обиды, я была с вами честна.

— Танцевать? — спросил меня Дренг, когда мы отошли от моего несостоявшегося жениха.

Я отрицательно покачала головой и указала взглядом на дверь:

— Увеселения танцами не заканчиваются. Идемте, я покажу вам всё, что приготовили мои родители.

— С удовольствием, — улыбнулся королевский любимец, и мы покинули бальную залу, оставив за спиной сияющую от удовольствием Амберли, моих родителей, гостей и человека с разбитым сердцем, которого мне было искренне жаль, но обманывать его было жестоко и неприятно. И хоть я мало знала Элдера Гендрика, но интуиция говорила мне, что я не ошиблась в своей оценке его качеств. В любом случае, его раны врачевать будет кто-то другой, но не я. Мне было о ком позаботиться — о себе. Мое собственное сердце змеилось трещинами…

— Шанни… Шанни, проснись. Шанни!

— Что?

Я порывисто села, распахнула глаза и уставилась с непониманием на Амберли, трясшую меня за плечо. Сестрица забралась ко мне на кровать, села, скрестив ноги, и удовлетворенно произнесла:

— Наконец-то ты проснулась.

— Ты очень старалась, — проворчала я и упала обратно на подушку.

— Не спи, — тут же заявила едва повзрослевшая нахалка.

— Отстань, — буркнула я и повернулась на бок.

— Ша-анни, — протянула Амбер и дернула с меня одеяло. — Ты не можешь оставить меня в такую тяжелую для меня минуту. Я боюсь.

Вновь сев, я внимательно посмотрела на нее. Сестрица вздохнула и отвела глаза.

— Ну? — строго вопросила я.

— Мне страшно, — сказала она, не глядя на меня.

— Подробностей.

— Мне страшно смотреть, что мне прислали и прислали ли вообще, — призналась Амбер.

— Ты боишься подношений? — уточнила я.

— А вдруг их нет? Ни одного цветочка, представляешь? Как же я буду жить после этого? Вдруг я совсем не произвела впечатления? Я умру, сестрица, я точно умру от стыда и огорчения… Ай! — вскрикнула она, когда я швырнула в нее подушку. — Шанриз! — возмутилась Амберли. — Как тебе не совестно?! Я ведь душу тебе изливаю, открываю затаенные страхи, а ты… Ай! Шанни! — Ее милость сдула с прядку, упавшую на глаза после атаки подушек, воинственно схватила одну из них и, злорадно ухмыльнувшись, запустила ее в меня.

— Это война, ваша милость, — сузив глаза, отчеканила я.

— Как есть, ваша милость, — решительно ответила баронесса Мадести. — До последнего пера.

— Ну, держись, Погубительница сладких снов!

Я вскочила на ноги, вновь перехватив свое мягкое оружие, Амберли последовала моему примеру, и бой закипел…

— Девочки!

Возмущенный возглас старшей баронессы Тенерис застал нас в момент моего триумфа, точней, в момент, когда я шла к своему триумфу. Навалившись на сестрицу, сбитую с ног, я привычно запустила пальцы ей под ребра, и Амберли заходилась от хохота, повизгивая и похрюкивая время от времени. Однако голос моей матери оборвал наше щенячье веселье на самом его пике.

Мы воззрились на ее милость: сестрица вывернула голову, чтобы выглянуть из-под меня, я просто подняла взгляд. После откатилась в сторону, освободив Амбер, и мы обе поспешили встать с кровати. Красные от нашей возни и от смеха, взмокшие и лохматые, с перьями в волосах — вряд ли мы были похожи на придворную даму и девицу на выданье. И если сестрица повинно опустила глаза, то я широко улыбнулась и подошла к матушке, чтобы получить свой утренний поцелуй.

— Доброго утра, матушка. Вы чудесно выглядите, — сказала я.

— Невероятно, — поцеловав меня, произнесла старшая баронесса. — Уму непостижимо! Возмутительно! — она заломила руки и добавила в голос патетики: — Мое бедное сердце! Почему оно не разбилось еще вчера, отчего мои глаза не ослепли, зачем мой слух так хорош, что не исчез даже от всех этих возмутительных звуков?! Кого я вижу перед собой? — я ответила любопытством во взоре. — Эти ли девицы называются взрослыми? Это ли достойное их звания поведение? Ответьте же мне! Кто вы? Девицы благородного воспитания или же поросята в хлеву?

— Простите, ваша милость, — пролепетала Амберли, чье лицо уже пытало.

— Ах, дорогая матушка, — вздохнула я. — Разумеется, мы девицы благородного воспитания, но дайте же последний глоток свободы двум страждущим душам. Завтра мы вновь разлучимся, и кто знает, быть может, свидимся, когда наступит день свадьбы Амбер.

— А может, вы не станете отставать от вашей сестрицы, возьметесь за ум и, наконец, выберите себе жениха? — закончив свой спектакль, едко вопросила ее милость.

— Время покажет, — ответила я таинственно и поклонилась: — Простите, матушка, мне нужно привести себя в порядок, думаю, Амберли это тоже необходимо.

Я поспешила схватить колокольчик, тряхнула его, и в спальню вошли горничные, возглавляемые Тальмой.

— Доброго утра, ваши милости, — приветствовала она всех баронесс разом, поклонилась и приблизилась ко мне.

— Идем, — велела я, — поможешь мне.

— Шанриз! — возмутилась моим своеволием родительница. — Немедленно…

И мы с Тальмой скрылись за дверью умывальни. Здесь я выдохнула и, отправив служанку сторожить дверь, занялась собой. Брошенная на произвол судьбы Амберли, осталась наедине с нашим деспотом, и, признаться, стыдно мне не было. Нужно быть находчивей и расторопней, если желаешь сбежать от родительского негодования и новой порции нравоучений. Может, они и нагонят, но после.