Лабиринты Роуз (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 50

Петр, обернувшись к Роуз, сразу оценил ее побледневшее лицо, подрагивающие уголки губ и сжатые кулаки.

— Ну, что ты, глупая? — он обнял ее, но Роуз дернулась, пытаясь освободиться. — Неужели ты думаешь, я стал бы рисковать тобой? Я точно знал, что обрушение произойдет на счет пять, а за это время я успел бы поймать тебя в любом случае. Прости, но другого способа привести ловушку в действие не существует.

— Но почему не предупредил?

— Зная о подвохе, ты могла сбиться с шага.

Опять раздался противный скрежет, и Роуз увидела, как с двух сторон медленно поднялись каменные плиты и сомкнулись на поверхности как створки двери, ведущей в погреб. Проход опять казался совершенно безопасным.

— Ужас! — выдохнула Роуз. По напряженной спине Петр понял, что принцесса продолжает дуться. Он выпустил из объятий.

— Надеяться на поцелуй не приходится? — на всякий случай уточнил он.

Роуз не ответила и решительно пошла вперед.

— Там Петля висельника.

Петр с удовольствием отметил, как Роуз замедлила шаг, а когда поравнялся с ней, сунула ладонь в его руку.

— Ну, так-то, детка, — самодовольная улыбка не сходила с его лица. Роуз немного отстала и стукнула носком башмака Петра по ноге. Услышав «ой», она позволила себе мстительно улыбнуться.

— Когда мы дойдем до Петли висельника? Подозреваю, что ты опять посмеялся надо мной.

— Мы уже давно идем по ней.

— Как?

— Эта ловушка потому так называется, что формой напоминает петлю, у которой нет ни начала, ни конца. Попасть в нее легко, и только знающий, где находится выход, сможет прекратить бесконечное кружение.

— И если мы здесь не встретим Фаруха…

— Значит, он погиб в двух других ловушках или вовсе не покидал замок.

Роуз от усталости смотрела только под ноги, поэтому сначала не поняла, почему Петр отпустил ее руку и побежал. Только поспешив следом, она заметила сидящего привалившегося к стене человека. Его голова свисала на грудь, грязная и мокрая одежда скорее напоминала рубище, чем богатые и изысканные туники, которые носил жрец.

— Фарух! — Роуз не сдержала крика, увидев, в каком бедственном состоянии он находится. В глаза бросились грязные с кровавыми подтеками руки, безвольно лежащие по обеим сторонам от тела. Старик с трудом распрямился и поднял голову.

Петр расшнуровал мешок и вытащил флягу с какой-то жидкостью. Опустившись на колени рядом со стариком, он осторожно влил немного в рот Фаруху, придерживая того за затылок. Резкий аромат трав перебил запах пота и крови, исходящий от Бахримана.

Старик вцепился во флягу рукой и жадно глотал. Жидкость тонкими струйками лилась из уголков рта и попадала на грудь, добавляя темные пятна к уже существующим на его одежде.

— Я сам рыл могилу для своего мальчика, — первое, что произнес Фарух, когда Петр отнял фляжку от его рта. — Руками. Я похоронил его где-то здесь, но когда вернулся после безуспешных поисков воды, не нашел могильный холм, — слезы проложили кривые дорожки по грязным щекам старика. — Я лакал из луж, словно зверь.

— Мы поищем могилу Анвера.

— Не надо. Лабиринт ее надежно спрятал. Пусть все останется как есть. Иначе я не смогу уйти от моего мальчика. А я хочу перед смертью увидеть Катарину.

Петр поднес к потрескавшимся губам старика флакон с красной жидкостью. Когда старик осушил его, то поморщился.

— Горько.

— Сейчас к вам вернутся силы. Не настолько, чтобы вы смогли идти, но хотя бы будете держаться за мою шею. Доберемся до мельницы, обмоемся в реке. Тетушка Катарина передала вам чистую одежду.

— Тебе будет тяжело…

— Ничего, я сильный, — Петр присел перед стариком и, повернувшись к нему спиной, потянул за руки.

— Роуз захвати мешки.

Петр шел медленно. Ему пришлось самому придерживать старика, потому что тот потерял сознание, как только взобрался на спину своего воспитанника.

Роуз тоже мучилась: она не смогла поднять тяжелый мешок Петра, а потому волоком тащила его за собой. Ее собственный, с одеялом тетушки Катарины, все время норовил сползти с плеч. Роуз из-за этого часто останавливалась и поправляла лямки.

— Еще немного, держись, милая, — Петр повернул голову, и девушка заметила, что его лоб покрылся испариной, а мокрые пряди волос лезут в глаза. Она выпустила мешок из рук и, достав платок из кармана штанов, обтерла лицо любимого, сдвинув кудри в сторону. Петр благодарно улыбнулся и подбодрил: — Мельница за той стеной.

За поворотом открылось просторное место — такое не часто встретишь в лабиринте. Полуразрушенная мельница просела на один бок, ее покривившееся колесо уже не могло вращаться и грозилось обрушиться в воды реки, берущей свое начало где-то в недрах скал, высящихся за дощатым домиком, притулившимся к мельнице. Роуз догадалась, что эти строения гораздо старше, чем окружающие их стены. Творцы лабиринта, застраивая пшеничные поля, не стали сносить некогда крепкое жилище мельника.

Рассматривая освещенную солнцем поляну, Роуз не заметила, как отстала от Петра. Только радостные крики Соргоса и принцессы драконов, бегущих к ним навстречу, вернули девушку к действительности. Она выпустила из рук лямки тяжелого мешка и улыбнулась. Последняя мысль Роуз была о том, что река, унося свои воды под стену, где-то там, в шахтах, обрушивается водопадом, возле которого они с Петром провели свои самые счастливые часы.

Вдруг что-то огромное, внезапной тенью загородив солнце и подняв в воздух сухие листья и комья глины, больно схватило Роуз поперек груди и потащило вверх. На ее вскрик резко обернулся Петр, выпуская руки старика, которого успел подхватить Соргос.

— Не-е-ет! — услышала Роуз голос любимого и потеряла от боли и страха сознание.

Песня повторялась и повторялась. Ее глупые слова и простой мотив назойливо крутились в голове и раздражали, как жужжание слепня по весне.

Роуз вздохнула. Пронзившая тело боль заставила стонать.

— А, милая, просыпаешься? — произнес тот же голос, что пел незамысловатую песню.

С трудом разлепив глаза, Роуз увидела яркое небо, и ей на мгновение показалось, что она лежит в гамаке, который раскачивается из стороны в сторону, но жесткая поверхность мало походила на качели.

Принцесса попробовала распрямить ноги, затекшие от неудобной позы, но башмаки уткнулись во что-то твердое. От ледяного воздуха и такого же холодного пола начался озноб. Он колючей волной прошелся до самых плеч, заставив Роуз обхватить себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Но даже это простое движение болью отозвалось в спине.

Перед глазами появилось улыбающееся лицо Руффа — не наследного бреужского принца, ее бывшего жениха. Его волосы, некогда тщательно завитые, сейчас выглядели не лучшим образом, а сильный ветер добавлял неопрятности облику в целом. Светлая щетина, черные круги под глазами, впалые щеки и искусанные в кровь губы вызвали в памяти другое лицо — Анвера. Хотя умершего сына Фаруха трудно было сравнить со светловолосым принцем, но некая одержимость в глазах делала мужчин похожими.

И опять зазвучала надоевшая песня:

— Мы неразлучные с тобой…

— Прекрати, — Роуз, сжав зубы, старалась сесть, но что-то больно впилось в ее плечи. Она протянула руку и нащупала лямки мешка, который так и остался на ней.

— Роуз-Роуз, посмотри на кого ты стала похожа. Валяешься у меня под ногами в мужской одежде, в грубых башмаках, с мешком за спиной. Нет, не на такой девушке я хотел жениться. Та, которую я знал, была утонченным цветком с золотыми лепестками, а ту, которую вижу сейчас, можно сравнить лишь с пыльной придорожной травой.

— Прекрати болтать и дай мне руку.

— О, и манеры утрачены. Что творят с людьми лабиринты!