Золотая Кровь (СИ) - Романовский Борис - Страница 1

— Орёл — прыгаю, — пробубнил я с зажатой во рту сигаретой. Минут пять назад стрельнул её у Машки. В руках — пятирублевая монета, которая решит мою судьбу.

Стою на краю крыши пятиэтажного офисного здания. Посмотрел вниз — тротуар с редкими кустиками. На пятом этаже, прямо подо мной, открыто окно и оттуда вещает радио. Заезженная тема — прошлогоднее падение метеорита, который притащил новые элементы из космоса, открытия учёных и прочая хрень.

— Орёл — прыгаю, — повторил я, подкинул монетку, ловко поймал её правой и несмотря шлёпнул о тыльную сторону ладони левой. Убрал руку. Двуглавый орёл с укором смотрел на меня, поблёскивая на солнце серебристыми бликами. Досадно.

Я снова глянул вниз, и с моей шеи свесился круглый медальон.

— Ну нахрен, — пробормотал я с сигаретой в зубах. — Из-за глупой монеты жизни лишиться?

— Артём! — позади открылась дверь на крышу, выглянула Машка. — Хватит филонить, работа не ждёт! И чего ты каждый день там стоишь и вниз смотришь? А если упадёшь?

— Орёл — иду работать, — сказал я сам себе и подкинул монетку. Поймал, шлёпнул. Убрал руку — пятёрка. Я сунул монету в карман и отошёл от края крыши, спешно докуривая сигарету. Я склонен доверять судьбе. Монета показала решку, значит, я могу не работать.

— Артём! — Машка упёрла руки в бока. — Тебя долго ждать?

— Иду я! — потушил сигарету о стену, кинул бычок в обмотанную проволокой банку из-под кофе и быстрым шагом пошёл вниз.

— Разгрузишь товар и можешь идти, — говорила Машка, едва поспевая за мной. — Сегодня больше не будет машин.

— Понял, — я оглянулся и кивнул ей. Она бедная запыхалась. Пухлая, страшненькая.

Я спустился вниз и приступил к работе. Я грузчик. И официант. И копирайтер.

— Я ослик-ослик-ослик, — пыхтя, напевал я, вытаскивал тяжёлую кегу и тащил её на склад.

— Я ослик-ослик-ослик, — опять кеги, только теперь пустые и обратно — в кузов грузовика.

— Я ослик-ослик-ослик, — это уже я отдыхаю и курю сигарету, которую стрельнул у водителя.

В кармане противно завибрировал крутой самсунг, который мне подарили на день рождения лет шесть назад. Крутой, потому что чудом ещё не развалился. Я достал его и осторожно поднял крышку. Звонил брат.

— Чего тебе? — я выдохнул дым и пустым взглядом уставился на серые прозрачные завитки.

— Как дела? — спросил Мишка. Всегда звонит и спрашивает, как у меня дела.

— Отлично, — уверенно заявил я. — Скоро зарплата, куплю тебе что-нибудь вкусное. Шоколадку.

— Не нужно, — робко запротестовал Миша. — Лучше просто продуктов купи.

— Как там мама, папа? — я затянулся.

— Как всегда, — обречённо выдохнул брат. — Папе опять стало плохо, скорую вызывали. Тётя Саша опять ссорилась с мамой. Опять ругалась. Говорила, что мы семья уродов и должны умереть, — Мишка захныкал. В груди закололо, когда я услышал плач брата.

— И что? — я потушил сигарету. — Будешь слушать, что говорит эта тварь? Ты же взрослый парень. Тебе уже тринадцать лет, — мои губы дрогнули, но в улыбку не сложились.

— Мне девять! — возмутился Миша. — Я тебе каждый раз говорю!

— Ну, пусть девять, — легко согласился я. — Мужик уже. А каждый раз ноешь, когда эта пьяная шаболда фигню несёт. Ей под пятьдесят, у неё нет ни мужа, ни детей. Она живёт в коммуналке и просто ждёт смерти.

— Мы тоже живём в коммуналке, — робко вставил Мишка. — И не можем сами платить аренду, как и тётя Саша.

— Кто тебе такое сказал?! — я перекинул телефон в другую руку, залез в карман за сигаретой. Пусто. Досадно. — Нам просто жалко её, вот мы и терпим!

Мишка промычал что-то невразумительное.

— Ладно, пора мне, — я поднялся на ноги, отряхнул свои сто раз стиранные джинсы. — Тётю Сашу не слушай, маму-папу слушай, меня мысленно не ругай.

— Хорошо, — грустно ответил брат.

Я аккуратно закрыл крышку телефона. Он и так древний, надо осторожнее с ним. Сунул его в карман, затем спрятал медальон за шиворот. Не выдержал и достал его, открыл. На картинке изображена вся наша семья. Я, папа, мама и Мишка. Все здоровые. До того, как папу хватил инсульт и половина тела отказала. До того, как у Мишки обнаружили рак крови.

Я криво улыбнулся и захлопнул медальон. Задержал взгляд на бронзовой крышке, на которой красовался давно выцветший цветок эдельвейса. Эта безделушка, по словам отца, досталась нам от далёких-далёких предков. Осторожно вернул медальон на своё место — у самого сердца.

Сходил в туалет, попил воды из-под крана и вышел на улицу. В животе заурчало, жрать хочу. Но нет.

Я медленно брёл по улице, морщась от зноя, и в голове витали плохие мысли. Вечером нужно сделать заказ на текст, дедлайн жмёт. А завтра выходной — выступаю официантом в ночном клубе.

— Орёл — разобью стакан о голову тёте Саше, — пробормотал я, на ходу подкидывая монетку. Решка, досадно. Ну и ладно, всё равно разобью. Глупо слушать монетку.

Через минут сорок я дошёл до нашего дома — обшарпанная трёхэтажка, которую уже лет тридцать как снести пора.

Я вошёл в подъезд. Воняет мочой. Опять бомжи нассали, уроды.

Поднялся по лестнице, постучал в квартиру сто два. Внутри всё сдавило, не хочу тут жить!

За дверью щёлкнуло, я постарался вернуть себе спокойствие и расплылся в лучшей своей улыбке.

— Опять дебил этот, — зло бросила тётя Саша, рывком открыв дверь. Она стояла в старом халате до колена. Мерзкая, жирная и старая. С обрюзгшим телом и лицом как у бульдога, который лимон случайно сожрал. Моя улыбка перешла в оскал.

— Стоит, лыбится. Неудачник, — жирная тварь пошла на кухню площадью два на два и села на деревянную табуретку, которая жалобно скрипнула под весом её туши. На столе пластиковый стакан из-под кофе, набитый бычками.

— Школу окончить не смог, чмо натуральное, — она достала из складок халата сигарету и зажигалку. Защёлкала. Боже, как я ненавижу этот звук!

Щёлк! Щёлк!

Я с каменный лицом пошёл в комнату, где мы жили вчетвером.

— Семья уродов, — бросила она мне в спину. — Сдохните уже наконец!

Я с силой захлопнул дверь, тяжёло дыша. Хотелось сломать этой суке башку. Но нельзя. Один раз я уже не выдержал и бросил в неё кружку. Итог — полиция и штраф.

— Артём, — Мишка лежал на матрасе, на полу, и усмехался, смотря на меня. Маленький, лет на шесть выглядит, не больше. Очень худой, лысый из-за химии. — Ты же мужик, зачем эту пьяную шаколду слушаешь?

— Шаболду, — поправил я, скидывая портфель в угол. — Ругаться надо правильно.

— Па, ты как? — подошёл к отцу. Он лежал на единственном диване, что стоял у стены.

Папа моргнул.

Я сжал ему руку. Крепко. И кивнул. Всё будет хорошо, пап. Мы выберемся. Я обещаю.

У отца в уголках глаз накопились слёзы. Я осторожно вытер их и улыбнулся.

— А где мама? — я подошёл к подоконнику и сел на табуретку, открыл свой старый ноутбук — напоминание о прошлой жизни, когда всё было хорошо.

— Она на рынок пошла, — отозвался Мишка. — За едой.

Я кивнул и постучал пальцем по подоконнику, ожидая загрузки ноута. Глянул в окно. Вид открывался прелестный — на давно перегруженную мусорку. Как символично.

Ноут загрузился, я мельком посмотрел на календарь в углу. Только тринадцатое, досадно. В любом месяце у меня есть два любимых дня. Первый — пятое число, когда я еду в город, сдавать кровь. У меня она особенная. С нулевым резус-фактором, такую ещё называют “золотая”. Её можно перелить абсолютно любому человеку, вне зависимости от группы крови. Правда, если вдруг переливание потребуется мне, то я подохну от потери крови. Потому что мне можно перелить только мою же кровь или “золотую” кровь другого счастливчика. А таких в мире двадцать девять человек, мне в прошлый раз доктора сказали.

Каждый месяц я езжу в Питер, сдаю кровь и получаю пятнадцать тысяч рублей на руки!