Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 42

Знал ли хелевинский император о том, что творилось у него под боком? Интересно, что стало с учеными, которые здесь работали? Наверняка их пригрели и сохранили марвинцы, которые всегда и во всем найдут свою выгоду и способ устроиться. И Ланге они тоже пригреют и сберегут. Возможно, даже инсценируют его смерть, чтобы император не волновался и не искал.

Мысли путались. Какое это имеет значение теперь, когда я умираю, и мы с Генрихом расстаемся. Марвинцы, хелевинский император, дядюшка Олаф, который убил племянника и брата — кто они все? Просто фигурки на шахматной доске, не больше. И скоро у меня не будет ни доски, ни фигурок.

— Милли, я здесь.

Генрих со мной. Уже хорошо. Мы пока еще вместе.

От слабости я чувствовала себя выжатой простыней, которую бросили в корзину. Холодно. Душно. Я все же сумела открыть глаза, и высоко-высоко надо мной проплыло лицо Генриха — серое, встревоженное. Лицо человека, который потерял слишком много и никак не мог смириться со своей потерей.

— Где мы? — прошептала я.

— Хелевинская империя, — откликнулся Генрих. — Хотс. Здесь работал Ланге.

Хелевинская империя? Сколько же времени прошло? Вроде бы только что я закрыла глаза в той комнате — и мы уже в империи?

Дела мои плохи. Очень плохи.

— Четыре дня, — отозвался голос доктора Кравена откуда-то издалека. — Мы не думали, что довезем вас сюда живой.

Я даже волноваться не могла — не было сил. Над головой мелькали белые круглые люстры, и где-то вдали слышались встревоженные голоса, в одном из которых я, кажется, опознала Амиля. Конечно, марвинцы всегда будут там, где проблемы. Только бы Генрих выстоял! Только бы друзья не предали его!

Ему предстоит война. Хорошо, что он будет на ней не один. Хорошо, что он все-таки заберет себе свою корону.

И жаль, что я так и не увижу этого. Жаль, что не встану с ним рядом.

— И Амиль… здесь? — выдохнула я. Каждое слово давалось с невыразимым трудом. Генрих кивнул, и я вдруг увидела, как по его щеке сбежала слеза. Он старался сдерживать свою боль, не показывать ее, но она се-таки прорывалась сквозь него.

Почему любить настолько больно? Почему наши потери так жестоки?

— Здесь. Марвинцы давно крутились возле установки… теперь император разрешил им работу. И мы с тобой были правы: Ланге вряд ли казнят, хотя император требует его голову.

Он говорил просто ради того, чтобы скрыть волнение. Чтобы не заорать во всю глотку.

— Генрих… — просипела я, уже не в силах ничего сказать. Да и что я могла бы сейчас говорить? Что люблю его? Что не хочу с ним расставаться?

Все это просто слова, которые унесет ветром. Меня тоже унесет. Магия вытекла из меня вместе с жизнью, да и жизни-то осталось на несколько минут.

Хлопнули высокие белые двери, и носилки со мной аккуратно разместили на чем-то металлическом — я услышала звон и почувствовала холод. Что-то теплое и густое прикоснулось к вискам: меня готовили к перемещению. Скоро я вернусь на родину. Скоро все исправится. Скоро все станет так, как было раньше.

Людмила Захарова будет работать волшебницей и привораживать дураков к таким же дурам. А Генрих Аланбергский победит в своей войне и станет королем.

Так и должно быть.

Не знаю, каким чудом я смогла улыбнуться. Не знаю, как я сумела скрыть, что мне страшно — невыносимо страшно, как никогда в жизни. По щеке Генриха снова пробежала слеза, и он машинально дотронулся до груди, где под одеждой был золотой образок святой Людмилы.

Мы смогли встретиться. Мы смогли найти любимых даже в разных мирах.

В жизни ведь должно быть чудо — и уже неважно, что жизнь однажды оборвется.

«Мы еще встретимся, — хотела сказать я. — Однажды мы все встретимся, и все будет хорошо».

Сверкающее жало над моей головой поплыло в сторону, уши заполнило слоем ваты, и сквозь нее я едва различила слова доктора Кравена: не успели..? Кто-то откликнулся: нет, нормально!

— Пошел переход! — проревели где-то в недостижимой вышине, за небом, за звездами.

Лицо Генриха мелькнуло надо мной и растаяло.

Кажется, потом пришла тьма. Я падала сквозь нее, видя перед собой только кончик жала. Рука чувствовала тепло от пальцев Генриха — оно таяло, и я не могла его удержать.

Потом под ладонью появилось что-то металлическое — я схватилась за него и внезапно поняла, что уже не падаю, а стою.

В коридоре торгового центра. Держась за ручку двери собственного офиса.

Я машинально нажала на нее, вошла в кабинет, закрыла дверь — и только потом поняла, что чувствую себя намного лучше. Меня еще тошнило, но я стояла на ногах и не падала. Мир не плыл передо мной. Вот мой рабочий стол с разложенными картами Таро, вот метелочки трав, вот знакомый череп из эпоксидной смолы улыбается во все зубы. Вот моя сумка на спинке стула — собираясь перекусить, я вынула из нее несколько купюр и даже не застегнула. Вот моя ветровка на вешалке…

Ничего не изменилось. Все было, как всегда.

Я прошла к столу, уже не чувствуя ни слабости, ни головной боли, сунула руку в сумку и вынула смартфон. Двенадцатое сентября.

Тот же день, в который я попала в Аланберг.

Я рухнула на стул, уткнулась лицом в ладони и заплакала.

— А что ж мне делать-то теперь?

Именно этот вопрос я задавала себе после возвращения, а потом дала профессиональный ответ. Работать. Жить. Надеяться, что у Генриха все хорошо, раз уж я не могу к нему вернуться.

Как он там сейчас? Вернулся на родину и забрал свою корону — или…

Про это «или» я решила не думать. Генрих победил. Он стал королем, и у него все будет так, как надо.

— Вам — ждать, — сурово сказала я, и клиентка принялась нервно теребить ручку сумочки. — Вы сами разрушили приворотные чары. Вот зачем вам надо было лезть в бутылку? Я ее изготовила по всем принципам магического искусства, а вы?

Клиентка побагровела от стыда.

— Я думала, там пиво…

— Конечно, там пиво! — воскликнула я. — Хмель и солод, главные земные элементы, для благосостояния и процветания! Теперь ждите. Все начинаем заново.

Клиентка всхлипнула и с надеждой спросила:

— А он точно придет?

— Придет, — припечатала я. — Если не будете портить то, что вам дают.

Клиентка кивнула, отсчитала на стол купюры и направилась к дверям.

Я убрала деньги и посмотрела на часы. Сегодня с клиентами закончено. Торговый центр закрывается через полчаса. На улице шел дождь, а я забыла зонт.

В первый вечер после возвращения я приехала домой, легла на диван и проплакала весь вечер. Самым страшным было то, что я не могла сказать точно: да, я была в другом мире. Платье, в котором я вернулась, было старомодным, но к образу волшебницы подходило лучше некуда. Может, я его сшила на заказ и забыла об этом. Может, все мои приключения мне привиделись.

Мозг ведь так и не изучен до конца. Кто знает, какие у него есть секреты?

Возможно, я просто придумала себе идеального мужчину в мире, в котором существуют только Игори. Придумала и надела себе на шею кусочек хрусталя, маленькую надежду.

В конце концов, все психологи немного не от мира сего. Вот и у меня появилась своя сказка.

Думать об этом было больно, но такие мысли, как ни странно, давали мне успокоение. Они были горьким лекарством, которое помогло мне опомниться. Раз Генрих был просто плодом моего воображения, то незачем ждать и надеяться, что он заберет меня.

Так намного легче жить.

Так почти не больно.

И все-таки я думала о нем. Думала и верила, что он победит. Что драконы и флот сахлевинцев и хелевинский император ему помогут.

Генрих будет самым лучшим королем для Аланберга. Возможно, когда-нибудь, когда я смогу вспоминать о нем без тоски, я напишу про него книгу.

Нет, кажется, зонт у меня все-таки был. Я выключила компьютер, поднялась из-за стола и стала собираться домой. У двери был аккуратный комодик с зеркалом — там я хранила всякие нужные мелочи вроде запасных колготок, и вроде бы однажды я положила туда забытый клиенткой зонт. В октябре без зонта никак.