Ночь в твоих глазах (СИ) - Ясная Яна - Страница 8

А потом эта “молодая коллега” сбежала из-под носа у одного самоуверенного барана — хоть это и считалось невозможным.

Большой багаж авторских плетений и отточенный навык их создания. Звезды, какая же прелесть эта девочка!

Я чувствовал, что против воли улыбаюсь: несмотря на болезненный щелчок, отвешенный моему эго, несмотря на все связанные с ней странности и некоторые плохо стыкующиеся друг с другом детали, Ирондель Даркнайт вгоняла меня в восхищенное любование даже в свое отсутствие.

“ — Почему ее разработками не заинтересовалась ваша академия?” —  голос Тени, в противовес собеседнице, звучал нейтрально-благожелательно.

И ответ старухи: “Заклинания Ирондель были сплошь направлены на то, чтобы при задействовании малых сил и управлении слабыми потоками получить равный с сильным магом результат. Алые Башни — императорская академия, одна из престижнейших в столице. Здесь никого не волнуют проблемы слабосилков”.

И судя по голосу, ей действительно было жаль.

Я же разделить её сожаления никак не мог.

С момента присоединения эльфийских миров к с земель Империи почти тысячу лет назад, эльфы, что темные, что светлые, оставались её гражданами довольно формально: подписывая позорную для нас капитуляцию, предки сумели вырвать у победителей право на самоуправление. Элг Завоеватель хотел подчинить наши народы, а не уничтожить, и, понимая, что в ином случае мы будем драться до последней капли крови, принял это условие. Эльфы же максимально замкнулись внутри своих территорий, сведя сношения с внешним миром и собственным сюзереном (особенно — с собственным сюзереном) к неизбежному очерченному договоренностями минимуму.

С той поры и по сей день эльфийские домены — самые закрытые миры империи. Обязательных инородцев, навязанных империей, мы стали брать на службу около двухсот лет назад, когда истекли все сроки выторгованных отсрочек.

И с тех пор — и по сей день — Империя не переставала искать возможность нарастить свое присутствие в мирах эльфов.

В отличие от человеческой старухи, сожалеющей об упускаемых людьми возможностях, я испытывал глубокое моральное удовлетворение от понимания, какой прекрасный шанс люди упустили, “не интересуясь проблемами слабосилков”, а в частности — разработками Ирондель Даркнайт.

Приятно, звезды побери, понимать, что не я один её недооценил!

Я сменил позу, шевельнул пальцами — и свиток с досье на лирелей скакнул мне в руки.

“Родилась в 8673 году в Лиотро, Джиоврил, была зачислена в магическую академию Короля-Мага Неце Мудрейшего в 8688-м”

Как подсказывала мне память, Джиоврил — благополучный магический мир, коренные имперские территории, у людей он считает одним из основных центров магической науки. Лиотро — его столица, а академия Неце известна далеко за пределами родного домена.

Биографию лирелей я знал уже наизусть, мог без свитка цитировать: в семнадцать лет лишилась отца в результате несчастного случая, к восемнадцати потеряла мать и осталась круглой сиротой, без братьев, сестер и сколько-либо близких родственников. В двадцать лет закончила обучение (диплом с отличием), получила предложение остаться в альма-матер — и пометка, сделанная рукой Тени, гласит, что это неслыханный случай, с учетом того, что конкурс на рабочее место в этой академии чрезвычайно высок.

Она же предложение отклонила, отправилась в столицу Империи — и через год уже носила мантию преподавателя теоретической магии в императорской магической академии Алые Башни.

Вроде бы, логично? Логично — да не очень.

Потому что дальше начинаются чудеса.

Время преподавания Ирондель Даркнайт в Алых Башнях — единственный отрезок ее жизни, который можно считать полностью подтвержденным: не только документально, но и показаниями свидетелей. Но при этом никто на новом месте не был осведомлен, насколько успешно их коллега училась в Лиотро — а большая часть не знала даже об академии Неце, не то, что о дипломе с отличием или беспрецедентном предложении.

Хотя, как мне видится, такие детали существенно укрепили бы авторитет молодой преподавательницы. Настолько молодой, что старше нее были не только все коллеги, но и часть студентов.

Но это хоть и наводит на размышления, основанием для тревоги все же не является.

А вот то, что любая попытка получить чуть больше информации касательно жизни девушки в Лиотро оканчивается провалом — беспокоит.

И вроде бы, документы, проверенные Тенями со всем тщанием, не врут — а вот свидетели…

Свидетели, впрочем, тоже не врут — они просто отказываются говорить. Да, училась. Да, знали. Нет, мы не предоставляем информации о наших студентах третьим лицам — обратитесь с официальным запросом. А на официальный запрос — такая же официальная отписка.

Это в тех случаях, когда свидетелей в принципе удалось найти. Пожар, лишивший девушку отца и подорвавший здоровье матери, знаете ли, выкосил большую часть круга ее ранних знакомств...  Какая-то повышенная смертность среди разумных, знавших Ирондель Даркнайт в годы ее детства и ранней юности.

Паучий шелк свернулся, и я задумчиво похлопал себя по ладони.

Чудеса-чудеса… Что за чудеса вокруг тебя, Даркнайт Ирондель?

Хмыкнув, я закинул досье лирелей в горку прочих посвященных ей свитков, установил на подставку кристалл с допросом её бывшего начальника и закинул ноги на стол. В полумраке кабинета по стенам опять побежали резные тени, и кристалл воспроизвел новый голос.

“Такая гордая девочка… Слабая, но гордая… Богами клянусь, я не имел дурных намерений в отношении неё, даже в мыслях подобного не держал!” —  нервно звучал голос в тишине моего кабинета.

Я снова хмыкнул. Тень, разделявший моё мнение, спросил с предельной вежливостью, за которой человеческое ухо не в силах было расслышать насмешку:

“— Скажите, у вас был доступ к личному делу Ирондель Даркнайт?

—  Да, конечно, — теперь человек был явно растерян.

—  Вы в него заглядывали?

—  Да знаете, как-то не доводилось… Не возникало, знаете ли, необходимости...”

Старый дурень. В Алых Башнях проводят магическое тестирование преподавателей при найме — там действительно очень придирчиво относятся к уровню дара.

И загляни он в личное дело “бедной слабой девочки” — был бы весьма удивлен.

Я задумался, вспоминая непривычную человеческую систему измерения: первые два ранга — “крайне слабый” и “слабый” — не котируются и зачастую даже не принимаются к обучению. У магов с усредненным уровнем силы перспективы уже лучше, хотя их зачастую тоже пренебрежительно относят в разряд “слабосилков”.

Но перспективными и стоящими развития у людей считаются ранги начиная с “выше среднего” и дальше — “сильный”, “необычайно сильный”, “феноменально сильный”, “уникум”...

В ее личном деле из Алых Башен красовалась честная отметка “необычайно сильный”. По эльфийской градации — уверенное “золото”. До платины существенно не дотягивал, но даже золотой дар — это очень, очень ценно.

И это при том, что эльфы — изначально магическая раса.

И вот с таким потенциалом, при наличии достоверного показателя силы в личном деле, Ирондель Даркнайт создала себе репутацию бессильной медяшки.

Тихой серой скромницы.

...белое тело — безупречное, идеальное — молочно светилось в пересечении лунных лучей. Рассыпавшиеся волосы, бескомпромиссно-черные, создавали контраст и усиливали ощущение нереальности, сказочности выгнувшейся на моей постели женщины.

Тонкие, практически безупречные черты лица, глубокая синева глаз, нежный шелк губ… Как это совершенство кто-то мог назвать серостью?

И тем не менее, именно такой репутацией пользовалась Ирондель Даркнайт, мастер чар, мастер-наставник, озаренная вдохновением: тихая, скромная, незаметная девочка, без отличительных черт, покровителей и привязанностей.

Полукровка явился на третий день поисков.

В другой раз я бы даже порадовался: несмотря на множество разделяющих (и даже противопоставляющих) нас обстоятельств, я, пожалуй, мог назвать его другом — правда, это был тот особый вид дружбы, когда с удовольствием окунаешь приятеля в лужу, и всеми силами стараешься не позволить ему проделать то же самое с собой.