Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 9

Чтобы отвлечься, иду в прихожую, собираю там разбросанные шмотки, возвращаюсь к моему незванному, но такому замечательному гостю, отдаю ему остатки его вещей. Застаю его у стола с моим угольным наброском, мальчик смотрит на самого себя весьма придирчиво, поэтому я не удерживаюсь, кусаю своего Аполлона в его такое дивное голое плечо.

— У кого тут длинный нос?

— Только нос? — Засранец оборачивается ко мне, забирая свою дивную бровку повыше. — А я-то льстил себе, что у меня везде все нормально с размерами.

— Ну ладно, не так уж и льстил, — милосердно улыбаюсь я и отправляюсь на кухню, ставить чайник.

— Предлагаешь мне верить тебе? — с рубашкой в руках мой Аполлон идет за мной следом. — Ты же сама мне ужасно льстишь, это я по одному только наброску вижу.

— Я художник, я так вижу, знаешь такую поговорку?

— Ага, знаю. — Я и не знала, что улыбка может быть настолько бесстыжей. — Так всегда говорят художницы, которые жутко льстят своим натурщикам и не желают в этом признаваться.

— У тебя было так много художниц? — вкрадчиво спрашиваю я.

— Ты единственная моя художница. — Мой мальчик спешно спохватывается, что сболтнул слишком много. Правильно. Не знаю, как все остальные, но я жутко ревнива, особенно в пределах моей кухни. Даже с учетом того, что планов на этого мальчика у меня нет. Трахалась-то с ним сейчас я. Чего это он про каких-то других художниц речь ведет?

— Тогда откуда знаешь?

— Говорю же, друг работает натурщиком, — выкручивается мой Аполлон виртуозно.

— Друг? — уняться мне довольно сложно. — Сам ты им как будто не работаешь?

Мой мальчик смотрит на меня с интересом, и я смутно начинаю подозревать, что все-таки ошибаюсь в том, кем его представляю. Впрочем, он сам виноват, со своими друзьями-натурщиками.

— Могу поработать натурщиком для тебя, — широко улыбается мне мой Аполлон. — Только платить ты мне будешь уже своей натурой. Договорились?

Все, не могу — смеюсь. И все-таки после хорошего секса и настроение хорошее. Даже не хочется выгонять этого дивного юношу. Хочется мурлыкать, обниматься с ним и, может быть, даже накормить его омлетом.

— Ты голодный? — я касаюсь одной из пуговиц его рубашки. — Будешь омлет?

— Из твоих рук хоть стрихнин.

Ой, ты ж, прелесть какая. Черт, и почему я не императрица и не могу себе позволить содержать фаворита, а? Дивный мальчик. Ей богу.

Мама, видимо, решила не просто сходить в магазин, но и сделать лишний кружок по кварталу. Потому что до её возвращения я успеваю не только омлет приготовить, но и его съесть. Ну, маму иногда беспокоит, что я столько лет обхожусь без мужика. Ну, а что поделать, если реальность замужества сильно отличается от того, что рисуется в мечтах.

Кто предупреждает о том, что у мужика может быть депрессия, и он может год слезать с дивана, только чтобы дойти до туалета? Кто предупреждает о настойчивом выносе мозга, даже когда муж знает, что тебе завтра нужно сдавать портрет, и ты после скандалов совершенно никакая и к работе не способна? Кто предупреждает, что обходительный вроде как мужик, может сорваться на твоей дочери, просто потому что она ему под руку подвернулась с вопросом, а у него на работе "проблемы"?

Нет, я не уверена, что этот мальчик тоже окажется слабым или психованным, я просто не хочу знать, что и у него есть изъяны. Хотелось бы запомнить его вот таким, страстным, открытым. Обнимающим меня и целующим в шею, пока я лопаткой перемешиваю омлет. Дурачащимся и пытающимся кормить меня омлетом с рук. Идеальным.

Жаль, не вышло, жаль, что он меня нашел, придется все-таки добавлять ему изъян.

— Что-то мама задерживается, — задумчиво замечаю я, наливая кофе. — Может, ты уже торопишься и тебе некогда ждать?

— Выгонять ты совершенно не умеешь, моя богиня, — ухмыляется мой Аполлон.

Во второй раз, возвращаясь, мама возится с ключами характерно долго и громко, будто давая нам время доделать все наши дела. Впрочем, я уже одета, мой Аполлон уже одет, и что самое парадоксальное — он никуда не пытается бежать. Ну блин. А я-то рассчитывала…

Мама заходит, снимает шапку с седых кудрей, смотрит на меня, уже сидящую на стуле в кухне. И на Аполлона, с чинным видом сидящего напротив меня.

— Ну, что, не выгнала? — с иронией уточняет она. — Какое счастье, а то я уже думала, на балкон мальчика выгонишь.

Выгонишь его, ага. Он же из тех, которых ты “в дверь, а они в окно”. Я вон три раза его пуганула знакомством с мамой, даже намекнула, что у него есть время убежать, а он упрямо пропускает все мимо ушей и неторопливо прихлебывает кофе.

— Ну, знакомь нас, Наденька, — проходя в кухню, мама ставит торт на стол.

И вот тут Штирлиц понял, что предусмотрел не все.

Я ведь так и не удосужилась спросить у этого дивного создания, как его зовут вообще. Так и именую его в уме Аполлоном, не желая, чтобы он мне вдруг сказал, что его зовут Вася, и мое дивное видение покроется патиной неприятной реальности.

Но не выдавать же: “Мама, это мальчик, я с ним пару раз перепихнулась, но как зовут не знаю. Можешь звать его Аполлошей, он не против”. Тем более, он наверняка будет против, нахаленок этакий.

— Это моя мама, Ольга Петровна, — выигрывая время, я начинаю с известной мне переменной в этом уравнении, — а это…

Блин, хоть бы догадался, в чем причина моих затруднений и этой неловкой паузы. Нет, я потом перед мамой объяснюсь, конечно, но именно сейчас неловкой ситуации хотелось бы избежать.

— Давид, — невозмутимо представляется мой любовник, поднимая на меня ангельские глазки. И…

И я себе чуть кончик языка не откусываю, глядя на моего Аполлона вытаращенными глазами.

— Серьезно? — вырывается у меня изо рта. И плевать, что я сейчас спалюсь перед мамой, что слышу имя своего любовника впервые.

Давид — имя, достойное этого похожего на бога мужчины.

Давид — слишком редкое имя, чтобы внезапно в одной не очень узкой тусовке их нашлось много. Это Надь много, хотя Надежда Соболевская и одна. А Давид… Давид, на секундочку, в нашей тусовке один. Огудалов. Сын Тамары Львовны.

— Более чем, — явно ужасно потешаясь, откликается этот наглец. — Паспорт показать?

Капец. Кажется, я уже дважды потрахалась с сыном своей покровительницы.

На секундочку — с женатым сыном своей покровительницы.



Первым делом, может, кто-то и скажет, мол, какая вам, Надежда Николаевна, разница, вы же вполне неплохо покувыркались с этим мальчиком, и без знания кто он есть, что у него, от наличия жены член отваливается?

“Жена же не стена, она может и подвинуться”, так?

А вот стена. Знаете, после того как оказалось, что мой диванный супруг за четыре года с рождения Алиски умудрился сменить три любовницы — у меня, знаете ли, аллергия на всех тех, кто делает своих жен и мужей рогоносцами. И это личный кодекс чести, не спать с женатиками. Типа, я, конечно, стерлядь редкостная, и нормальный мужик со мной рядом не задержится дольше пары недель, но никогда в своей жизни я с женатым не свяжусь. Не могу, не буду, не хочу.

Хотя обидно, блин, вот понимаете? Мальчик-то по-прежнему красивый. Хотя ладно, я же с ним ничего серьезного заводить не собиралась. Ни с ним, ни с кем другим.

О женитьбе Огудалова я знала по факту. Меня, естественно, на свадьбу не звали, я была не настолько близка с Тамарой Львовной, но пару лет назад мне рассказывали, как удачно Давид женился, какая там замечательная девочка и как она хочет поскорей родить Давиду сынишку.

Правда о самом сынишке Огудалова было ни слова не слышно, а я была уверена — даже если невестка вдруг Тамаре разонравилась — а было на это похоже, потому что восторгов после пары месяцев после свадьбы слегка поубавилось, то уж о рождении внука она наверняка бы не умолчала.

— У кого, ты говоришь, взял мой адрес, красавчик? У друга-натурщика?

Я бы не хотела сейчас видеть свою улыбку. В ней точно много голода и жажды крови. Даже Дракула не умеет улыбаться кровожаднее меня.