Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна - Страница 52

Тот урод из развлекательного центра оставил мне на память проникающее ранение грудной клетки и страх за свою жизнь. Еще несколько ночей подряд мне будут сниться тревожные сны, где дверь моей палаты открывается, и кто-то заходит, наставив на меня оружие.

Только под утро эти сны исчезают, и я, проснувшись, долго смотрю за окно… там, где тихо вздрагивают от ветра зеленые кроны деревьев. У меня остается достаточно времени подумать и переварить свою изменившуюся жизнь, до тех пор, пока медсестры не начинают утренние процедуры.

За несколько дней, которые я провожу в больнице, меня не навещает ровным счетом ни одна душа. Только когда мне возвращают телефон, я нахожу во входящих сообщениях в Ватсаппе причину этого одиночества. “Ритка, меня к тебе не пускают. Вообще никак! Там такие уроды жуткие стоят у твоей двери”, — пишет Сашка.

“Наверное, я скоро уже выпишусь и мы сможем поболтать нормально” — пишу я ей в ответ. Галочки практически тут же зеленеют — подруга прочитала сообщение.

“Ты не расскажешь, что с тобой случилось?” — тут же приходит новое, — “я вообще в шоке была. Не узнала бы, если б знакомая не рассказала, что жену Амира увезли с ранением. Я тут же тебе давай звонить…”

Я задумчиво смотрю на экран, прежде чем ответить. Потом набираю:

“Не уверена, что могу это сделать, Саш”.

“ Ну ясно. Я не обижаюсь. Почему-то все мои подруги, которые выходят замуж за таких мужиков, начинают делать таинственные лица. Честно говоря, я буду скучать по временам, когда мы без страха обсуждали твоего Презика и всех моих придурков…Надеюсь, мы будем хотя бы видеться?!”

Сашка тоскует по старым временам, а я же цепляюсь за слово “замуж” и растерянно откладываю телефон в сторону, написав что-то в ответ ободряющее.

Амир обещал мне дать выбор. Позволить не жить в этой клетке, которая неизбежно запрется, стоит только мне остаться рядом с ним. А какой у меня есть выбор-то? Если меня нельзя отпускать на вольные хлеба, я вижу только один выход — сделать мне пластическую операцию и оставить работать в доме Амира. Например, нянькой для Тимы. Может, тогда я и смогу начать другую жизнь.

У меня вырывается смешок. Глупая идея.

Я выключаю телефон и ложусь спать, потому что грудь снова начинает побаливать. К черту все эти мысли.

Выписывают меня через две недели. Еще до этого дня я начинаю иногда выходить из палаты на рентген, и сталкиваюсь лицом к лицу со своей охраной. Меня в первую нашу встречу пробирает мурашками: действительно страшные ребята. Такое чувство, будто они вот-вот готовы начать палить прямо в больнице, захватывая заложников.

Под конец своего заключения в больнице я уже отношусь к ним спокойнее. Даже когда один из них обращается ко мне, я нисколько не напрягаюсь.

— Там вас внизу машина ждет, — произносит здоровый дядька, на котором, похоже, вот-вот треснет футболка от горы мышц под ней, — мы проводим.

— Хорошо, — отвечаю я. Главврач натянуто улыбается мне на прощание, и настороженно смотрит на мое сопровождение. Думаю, они только рады избавиться от их присутствия в больнице. Заодно и от моего.

Стоит мне только выйти на крыльцо и вдохнуть свежий утренний воздух, как меня ведет в сторону. Я слишком долго пролежала, почти не двигаясь и не выходила. Даже одежда теперь на мне немного болтается — настолько я ослабла. Как бы не получить передозировку кислородом и не хлопнуться в обморок в первые минуты свободы. Загремлю ведь снова в это чертово здание. А я сходила последние дни с ума, считая часы до выписки.

— Я нормально. — останавливаю я жестом мужчину из охраны, который, похоже, пытается придумать, как мне помочь, не прикасаясь. Видимо, ему это запрещено, поэтому он делает странные жесты руками, — просто голова закружилась. В какую машину садиться?

— В ту вон, — кивает он в сторону. Я смотрю в указанном направлении. Мне придется ехать в черном гробе на колесах — Гелендвагене. На месте водителя сидит человек, со спины смутно похожий на Амира, но что-то мне подсказывает, что это не он. Какая-то интуиция, или шестое чувство.

Может, дело в том, что Амир тоже ни разу не навестил меня в больнице. Я уже и не ждала его. Я понимала, что у него есть важные дела. Что он наверняка все то время допрашивал няньку, тряс всех своих приближенных, выясняя, по чьей наводке Тиму пытались похитить.

Конечно, разум находил логические объяснения такому отношению, только вот сердце чувствовало себя преданным. Несмотря на то, что мы не клялись с Амиром друг другу в любви и поддержке. Но мне просто не на кого было положиться, некому доверять. А он вроде как…заботился обо мне.

Я еще раз присматриваюсь. Скорее всего, это водитель. Задние стекла машины в тонировке, и, возможно, я просто не вижу Амира, который сейчас ожидает меня на заднем сиденье.

“С чего ты вообще взяла, что он вообще станет тебя встречать?” — ехидно замечает противный внутренний голос, оставляя мерзкий и горький привкус обиды после этой реплики.

С чего я взяла?… Не знаю. Наверное, потому что я спасла его ребенка. Я бы сделала это в любом случае, только вот… мне казалось, что это должно действительно многое значить для него. Мне казалось, что Амир, несмотря на его закрытость и резкость, все-таки своеобразно мне симпатизировал. Ничего бы между нами не произошло без обоюдной симпатии или влечения. Не стал бы он меня прятать, чтобы я была в безопасности.

Но если он не встретит меня даже после больницы — значит…. я его абсолютно не понимаю. И его отношение ко мне.

Я подхожу, открываю дверь машины и растерянно смотрю внутрь салона. Он пуст. Никого, за исключением водителя.

Наверное, размер моего разочарования вряд ли можно сейчас описать словами. Чувствую себя преданной. Робко думаю “в конце концов, он может встретить меня дома” и тут же мысленно смеюсь, представив Амира, который терпеливо ждет кого-то, приготовив букет цветов и свои объятия. Какие глупости. Он не из таких людей.

Я сажусь в машину, закрываю дверь и ловлю взгляд водителя в зеркале заднего вида. Надеюсь, мои глаза сейчас не сильно блестят от подступающих слез.

— Рита, значит, — произносит он, а я растерянно моргаю. Голос у него низкий. Насыщенный, и очень уж какой-то жесткий для водителя. Впрочем, не голос, а его фразы повергают меня в состояние еще большего недоумения, — реально вы похожи. С его бывшей.

Если я снова вляпалась в каких-то недоброжелателей Амира — это будет полная задница. А кто еще знает, что я Рита? Я берусь за ручку двери, в этот момент щелкают замки, и мне остается только закатить глаза.

— Не паникуй, — усмехается водитель, наблюдая, как я нервно сжимаю пальцы, — я тебе не враг. И Амиру тоже.

— Представься тогда, — зло произношу я, — как-то на слово не верится. Зачем двери блокируешь тогда?

— Рустам, — я пересекаюсь с ним взглядом, когда он это произносит. Неприятное и давящее чувство от этого мужчины. Какой-то он слишком дикий на вид. Словно может сожрать человека, даже на костре не приготовив, — давай без глупостей и без побегов. Можешь считать, что Амир мне брат. Не кровный. Долго объяснять.

— Хорошо. Приятно познакомиться, — отвечаю я, немного расслабившись и слышу хмык. Меня начинает беспокоить вопрос — зачем меня забирает из больницы этот человек. И почему он все еще не завел машину и не едет.

— По твоему лицу вижу, какой вопрос ты хочешь задать. Думаешь, почему я тебя встретил, а не Амир? — произносит Рустам, а я тихо вздыхаю. Почему-то все эти люди умудряются читать с моего лица все, что у меня в голове. Как?

— Именно это и думаю. Почему?

— Амир не может. Его посадили, — спокойно произносит Рустам, а у меня открывается изумленно рот.

— В каком… смысле? — шокировано спрашиваю я. Мужчина пожимает плечом.

— Да в прямом. Ты вроде в курсе была же, что он спецслужбам с Андреа помогал. Итальяшку так и не нашли. Любовница его нихрена не знала, где он прячется. Ну, это они так думали, — хмыкает Рустам, — актриса она крутая. После того, как Тимура похитить пытались и в тебя стреляли, Амир с кем-то поболтал и выбил встречу со своей бывшей женой. Хрен знает, как ему удалось. Прессанул он ее без свидетелей. Вытряхнул всю информацию. Нашел потом Торегросса и пристрелил.