Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна - Страница 50

Тима начинает рваться вперед, стоит нам только подойти к развлекательному центру. Он выкручивает ручку и топает ножками, пока я расплачиваюсь за вход и перебрасываюсь парой слов с улыбчивой девушкой-администратором.

— У нас есть карта, — она выдает мне буклетик, — если захотите перекусить и отдохнуть — заходите в наше кафе. Не забудьте, пожалуйста, снять обувь перед тем, как войти.

— Хорошо, — отвечаю я, — подскажите, у вас тут один вход?

Девушка удивленно смотрит на меня.

— Да, — подтверждает она, — единственный.

— А через кафе и кухню?

— Это служебное помещение, — она едва улыбается, — оттуда могут выйти только сотрудники, у которых есть ключ-карта. Чтобы принять груз, например, или вынести мусор. Не переживайте за безопасность.

Забавно. Я, улыбнувшись в ответ, отпускаю уже хнычущего Тимку и прохожу через турникет, приложив к нему билетик. Наверное, нянька не просто так упомянула побег через кухню. Вероятно, Мирослава в прошлый раз именно так и исчезла.

Отбросив все мысли, я иду вслед за Тимой. Я-то сбегать не собираюсь, к чему мне об этом думать? Один из охраны идет за нами, и маячит на некотором расстоянии, пока я развлекаю сходящего с ума от счастья ребенка. Не знаю, как этому мужчине удается нас отследить. От количества бегающих и орущий детей даже у меня рябит перед глазами. А чтобы снять обувь, мне пришлось перешагивать через армию ботинок на коврике, которые уже не помещались в стеллаж.

Мы прыгаем на батутах под зорким взглядом охраны. Прыгаем в мягкий бассейн из кубиков. Ползаем по пиратскому кораблю, постреляв с палубы из пушки. Я пытаюсь помочь забраться Тимке по канату, но он слишком маленький для этого. Он катается с горки, кидает мячи в корзину, и прячется в домиках. У меня уже начинает кружиться голова от этих развлечений, но я стойко продолжаю играть с ним.

В конце концов Тимка с радостным криком замечает лабиринт и несется к нему.

“Ох, черт” — мелькает у меня в мыслях. В этом темном мигающем и узком пространстве реально можно затеряться. Он еще и в несколько этажей. Я бегу, согнувшись почти вдвое, вслед за мелькающей впереди желтой футболочкой. На секунду оглядываюсь: охрана действительно не рискнула ползти следом. Так, видимо, Мирославу с малышом и потеряли в прошлый раз.

В душе возникает мерзкое чувство, что я повторяю чей-то сценарий против своей воли. Словно какое-то провидение управляет мной. Глупость, ведь я не собираюсь сбегать. Но странное беспокойство уже отравляет все веселое и приподнятое настроение. Настолько, что я, замешкавшись, спотыкаюсь, и в этот момент Тимка забегает в другую часть лабиринта, прокрутив детский турникет из стенок с рисунками.

— Тима, стой! — кричу я, и бросаюсь следом. Главное, чтобы его там не сбили старшие дети, которые тут носятся. Я толкаю турникет, но он прокручивается совсем в другую сторону и на меня внезапно вылетает девочка.

— Простите, — лепечет она. Я молча обхожу ее и, наконец, оказываюсь на другой стороне.

Глазами шарю по лабиринту. Где Тима?!

Лабиринт тут разделяется на три части. Я смотрю вверх — нет, по сетке ползают взрослые дети. Влево — нет, нигде не вижу яркую желтую футболку. Зато, посмотрев вправо, я издаю крик, потому что вижу, как сквозь толпу детей протискивается яростно фигура, отталкивая всех, а под мышкой у него яростно колотит ногами Тимка, громко визжа.

— Стой, урод!!! — кричу я и бросаюсь вслед за ним.

Просто невероятно. Невероятно то, что семье Амира, кажется, вздохнуть спокойно нельзя, чтобы им кто-то не создал проблем. Похищение ребенка в развлекательном центре — что может быть ужаснее?!

Человек выбегает из лабиринта на другой стороне, не там, где мы с Тимкой зашли. Я вижу, как он бежит в сторону помещения со столиками, где кушают дети, где летают шарики, и натянута яркая надпись “с днем рождения!”. Детское кафе. Я легко разгадываю план этого урода: он пытается выйти с Тимкой через служебное помещение.

Наверное, ярость и отчаяние придают мне силы. Не знаю, как я умудряюсь догнать похитителя. Даже все звуки вокруг будто исчезают, когда до мужчины — а это мужчина, — остается пара шагов. Он уже хочет обойти барную стойку, как я дергаю Тимку на себя, вырываю его из рук, и отталкиваю назад, за свою спину. Малыш рыдает изо всех сил, а мужчина, развернувшись, наставляет на меня пистолет.

— Не гони, — хрипло говорит он. Лысый урод, которому на вид лет пятьдесят. Широкий шрам краснеет на коже его лба — отличная примета. Я ее обязательно вспомню, когда буду давать показания в полиции, или рассказывать про произошедшее Амиру, — отдай то, что тебе не принадлежит и вали. Или выстрелю.

До моего носа доносится запах горячего кофе. Я хватаю пластиковый стакан с барной стойки и выплескиваю жидкость мужику в лицо. В моей душе сейчас кристальный холод и спокойствие. Ни один нерв не вздрагивает, и рука даже не трясется. Это немного пугает.

А похититель, вскинув руки к лицу, начинает громко орать от боли.

Его вопль выводит меня из транса, и я только сейчас понимаю, что вокруг нас куча людей, которые поворачивают в нашу сторону головы, открывают удивленно рты и показывают пальцами. Кто бы ни заказал это похищение — но человек, которого я облила кофе действовал очень отчаянно и рисково. Ему нужен был малыш Амира.

“Отдай то, что тебе не принадлежит” — произнес он. Я внезапно понимаю, что это должно быть как-то связано с Мирославой. Только она и ее мужик знали, что я — не та, за кого Амир меня выдает.

— Вызовите полицию! — кричит кто-то, а у меня начинает кружиться голова. Я пячусь назад, придерживая цепляющегося за мою ногу Тимура. Кто-то подбегает к орущему мужчине и отбирает у него пистолет. Я чувствую, как на плечо ложится ладонь и оборачиваюсь.

— Расскажите вкратце, что случилось, — произносит охранник, которого мы оставили у входа в лабиринт, — я позвоню Амиру Ринатовичу, пока не приехала полиция.

Я бы рада рассказать, но у меня не двигаются губы. Пытаюсь вымолвить хоть слово, но чего-то плохо выходит. Только голова кружится так, что вся комната будто тоже крутится, а потом я чувствую странную боль в груди, словно горячий кипяток внутри разливается.

Охранник опускает взгляд ниже, и я впервые вижу, как мужчина бледнеет.

— Твою ж… — тихо ругается он и машет кому-то рукой, — скорую вызови! Срочно!

Я растерянно смотрю вниз. По платью растекается темное пятно. Как-то грустно констатирую, что этот урод, все-таки, в меня успел выстрелить. Я очень нагло и хладнокровно выплеснула в него кофе. Наверное, рука у него дрогнула. Похоже, теперь я умру.

— За ребенком смотри, идиот, — из последних сил шепчу я, и падаю. Меня ловят, и осторожно кладут на пол. Я чувствую, как теплая маленькая ручка обхватывает мою, крепко-крепко, будто старается удержать в этом мире. “Прости меня, Тимка” — думаю я. Бедный ребенок. Он практически дважды потерял мать.

Наверное, в моей жизни больше нечего вспоминать и не о чем грустить, кроме как об этом малыше. Потому что последние мысли, которые меня посещают — это с гадким и холодным оттенком тревоги за Тимку.

Потом просто все заканчивается.

Просыпаюсь я однажды от ноющей боли в груди, и от гадкого ощущения в горле. Словно его наждаком драли. Сразу приходит осознание, что я умудрилась не умереть, потом что в загробной жизни так паршиво себя нельзя чувствовать. Облегчение от этого я не испытываю. Мне так плохо, что хочется заснуть обратно.

Я слышу голоса, которые смешиваются в назойливый и гудящий шум, и, открыв рот, тихо произношу:

— Попить дайте.

Голоса тут же смолкают. Что-то с грохотом падает. Потом раздаются шаги, шум кулера и какие-то причитания. Я неожиданно узнаю голос Сашки. Словно моя голова снова настраивается на нормальную волну — начинаю различать слова в разговоре.

— … господи, слава Богу, слава Богу она очнулась! — всхлипывает она, — не лей ледяную, горячей разбавь. Чтобы едва теплой была. Ну как температура тела…