Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна - Страница 31

Машина трогается и мы куда-то едем. Я убираю мокрые ладони от лица и еще раз дергаю ручку двери рядом с собой. Заблокирована. Потом поворачиваюсь к Амиру и встречаюсь с его темным, мрачным взглядом. Боже, ну почему я думала, что с ним можно по-человечески? Он же действительно сущий дьявол.

— Отпусти Вову, — произношу я, — пожалей, в конце концов, его мать. Она больна. Это ее единственный сын. Что ты хочешь за его свободу? Хочешь, пересплю с тобой? Выполню любое твое желание? — я развожу руками, и пытаюсь увидеть в непроницаемой маске Амира хоть какую-то эмоцию, заинтересованность или еще что-то в этом роде. Но он только кривит уголок губ в ответ. Едва заметно. Только и всего.

— Это будет больно легко и неинтересно, Рита, — произносит он, — тебе так не кажется?

— Какая разница?! — кричу я, а он откидывается лениво на спинку сиденья и перестает даже смотреть в мою сторону.

— Есть разница.

— Ты, — выдыхаю я пораженно, — ты садист. Нравится ломать жизни людям? Ты однажды поплатишься за это, Амир. Честное слово. Нельзя так обращаться с людьми.

Я отворачиваюсь к окну, потому что этот монстр продолжает молчать, не обращая на меня внимания. Прислоняюсь лбом к холодному стеклу и закрываю глаза, чувствуя, как слезы снова начинают бежать по щекам. Как же мерзко и гадко. Если бы я знала — то выперла бы Володю пинками, лишь бы ничего не случилось. Лучше бы я раскрыла себя перед его друзьями, не красилась бы и не пошла в этот чертов туалет. Как так получилось, что за один лишь вечер моя жизнь снова перепернулась? Куда еще хуже-то?

Я плачу до самого дома, просто потому что не могу остановиться.

Глава 36

— Хватит лить слезы.

Я моргаю, и картинка перестает расплываться перед глазами, которые уже горят от рыданий. Передо мной стоит Амир, засунув руки в карманы, а я сижу на кресле в его комнате. Не помню даже, как я сюда дошла.

Даже отвечать ему ничего не буду. Я не знаю, что мне теперь делать. Остается только одно — раздобыть где-нибудь телефон и сдать Амира полиции, рассказать про все, что он натворил.

Он садится передо мной на корочки и кладет руки на колени, глядя прямо в глаза.

— Ты меня вообще не слышишь? Заканчивай рыдать, говорю. Мне не хватало, чтобы ты крышей поехала.

— А что ты ожидаешь? — я пораженно смотрю на него, — что я буду прыгать от счастья и радоваться смерти человека? Ты в своем уме?

Амир молча сверит меня взглядом.

— Завтра вечером пойдешь со мной на одну встречу, — произносит он, — К восьми ты должна быть накрашена и одета.

— Что? Не пойду. Никуда.

— Пойдешь. Или заставлю, — констатирует он, и у меня нервно изгибаются губы в усмешке.

— Ты. Издеваешься. Надо мной? — четко произношу я, понимая, что совершенно не боюсь его. Ненависть иногда помогает избавиться от чувства страха перед человеком. Видимо, для того, чтобы можно было однажды отомстить с холодной головой, — какая, к дьяволу, встреча? Ты ждешь, что я буду там улыбаться и дальше изображать твою жену? После всего, что сегондя произошло?!

— Придётся, — он поднимается, отходит к столику и берет что-то с него. Вертит это задумчиво в руках и возвращается ко мне, а я настороженно слежу за тем, что он собирается сделать.

Амир берет мою руку, не обращая внимания на мои попытки выдернуть ее обратно и защелкивает на запястье широкий браслет, который тут же будто вспыхивает под светом ламп, переливаясь. Я хмуро смотрю на украшение. Тут куча настоящих бриллиантов. Невероятно дорогая вещь.

— Ты что, пытаешься подкупить меня? — вырывается у меня смешок, — Господи, у тебя ничего не выйдет. Я не продаюсь за побрякушки.

— Я в курсе, что ты мать Тереза и продаёшься только за жизнь бывшего мужа, — произносит Амир, выпрямляясь, а я раздражённо ищу замок на браслете, чтобы его снять и выкинуть, — не выйдет, Рита. Он так не расстегивается.

— Убери это с меня! Как это — не расстегивается?!

— Так. По крайней мере ты это не сможешь сделать.

— Класс, — я развожу руками, — и что это? Что-то вроде рабского ошейника?

Он усмехается.

— Можешь думать и так.

— Ага, спасибо, — я проглатываю матерные слова, которые рвутся из меня, поднимаюсь с кресла, поправляя платье, и иду мимо Амира к выходу, — пожалуй, я спать. С меня на сегодня хватит.

Дверь я захлопываю громко, чтобы вздрогнули стены, чтобы выплеснуть всю злость. Иду по коридору и, оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Амир не последовал за мной, пытаюсь оттянуть браслет пальцем, пытаясь понять, как он снимается. Мне просто мерзко носить его на руке. Словно я действительно продала жизнь человека за дорогую вещь.

— Дьявол, да как тебя….снять?! — бормочу я, дергая браслет и переворачивая его на руке. Психанув, я сильно тяну его, надеясь, что металл просто лопнет… и замираю, присматриваясь. Между стыками звеньев браслета я замечаю какие-то темные ниточки. Или это резиночки? В браслете за миллион-другой, если не больше? Бред какой-то. Я прищуриваюсь, пытаясь понять, что это, как внезапно слышу позади шаги, и, вздрогнув, бросаю эту затею. Опускаю руку, захожу в комнату Мирославы, забираю там халат из ванны, и иду в детскую, где сейчас спит Тима.

Амир сказал же мне — что я не смогу снять браслет. Наверное, там какой-нибудь тайный механизм для того, чтобы его открыть. Найти бы кусачки в этом доме да просто срезать его нафиг.

Тимка сладко спит, разметавшись по кроватке и сбросив одеяло. Я кладу халат, присев рядом с кроватью, и задумчиво рассматриваю умиротворенное детское личико. Он сын Амира… неужели этот прекрасный ребенок вырастет настолько же жестоким и деспотичным? Наверное, да, ведь отец приложит руку к его воспитанию.

Я принимаю душ, смывая с себя всю грязь сегодняшнего дня, разматываю повязку на руке и осматриваю рану. Она зарастет, конечно, хоть и криво из-за того, что шов разошелся. У меня навсегда останется напоминание о том, что происходило за эту неделю… но меня больше беспокоило бы, если бы рана воспалилась или сильно кровоточила. Черт с ними, с воспоминаниями. Порывшись в шкафчиках, я достаю бинты и меняю повязку на свежую.

После чего накидываю халат, выхожу из душа и залезаю в кровать к Тимке. Накрываю нас двоих одеялом и обнимаю малыша. Он тут единственный человечек, к которому я испытываю теплые чувства. И пока такой же одинокий… как и я.

Утром меня будят ласковые прикосновения к лицу, будто кто-то водит перышком. Я растерянно открываю глаза и вижу перед собой улыбающегося и лохматого Тимку.

— Мам, — произносит внезапно он, а у меня на глаза наворачиваются слезы. Я приподнимаюсь на локте и обнимаю его. Мне очень жаль, что я не его мама. Если бы я была его настоящей матерью — я сбежала бы от Амира, спряталась бы и никогда-никогда не отпустила малыша от себя ни на шаг. Показала бы ему другой мир, уютный и безопасный.

А теперь что ждет этого ребенка? Хмурая нянька, которая молча следит за ним, как надзиратель? И отец-преступник, чьи руки по локоть, наверное, в крови, который практически не подходит к сыну с тех пор, как тот нашелся. Разве должно быть таким детство у ребенка?

— Пойдем умоемся, малыш, — произношу я, отстраняя Тиму. Беру его за ладошку, спускаю ноги с кровати и замираю. На прикроватной тумбочке лежит аккуратной стопкой одежда. Черт, ее вчера не было. Я даже не услышала, как в комнату заходил кто-то из прислуги.

Проигнорировав одежду, я, как и была — в халате, веду Тиму в ванну. Там помогаю ему умыться, позволяю ребенку попробовать умыть себя, и он радостно водит по моему лицу ладошками. После я задумчиво перебираю предметы в шкафчике над раковиной. Достаю силиконовую щетку, которая надевается на палец и скептически кручу ее в руках.

— Мда, — вырывается у меня, и я отбрасываю ее в сторону, а потом снова беру Тимку за ручку, — пойдем-ка, малыш. У нас сегодня будет очередной день покупок, если твой папа разрешит.