Время славянофильствует (Война, Германия, Европа и Россия) - Эрн В Ф - Страница 6

Но я сказал еще, что нарисованная выше картина объясняет не только одно столкновение, но и самое соотношение сил и народностей. Да, мировая ситуация основных духовных сил и тенденций предопределила собою в физическом плане группировку держав, ту самую, которую мы и видим в действительности. Все онтологическое в Европе должно было стать против Германии и ее адского замысла. Когда Германия, верная себе и своим духовным вождям, практически перешла какую-то точку здоровой жизненной честности (а честность - последний остаток онтологичности), по всему миру прошел подземный соединительный ток, и Бельгия, Франция, Англия, естественно, в духе и правде, объединились с Россией и принялись сообща с нею делать единое "вселенское дело".

V

Говоря о "вселенском деле", мы тем самым из чисто внутренних категорий, в которых до сих пор шло изложение, выходим к категориям внутренне-внешним и из сферы духовных сил и энергий к задачам мировой политики России. Но эта тема требует отдельной трактовки. Мы ее касаться сейчас не будем. Нам бы хотелось закончить характеристику духовных сил и идей, которые столкнулись в настоящей войне, в терминах чисто внутренних, а не внешних.

К сожалению, внешнее слишком часто закрывает от нас внутреннее. Лозунги и программы, которые в комплексе духовной жизни являются чем-то безусловно производным, имеющим свой смысл лишь в силу своего отношения к моментам глубинным и онтологическим, принимаются массами - не народными, конечно, за нечто самодовлеющее, благодаря чему становятся часто началами отвлеченными, теряющими даже тот небольшой подчиненный смысл, который они могли бы, при другом отношении, сохранять. На внешнем сходятся партии; на внутреннем созидается национальное бытие. На внешнем слишком часто густым слоем ложится "пыль земли". Внутреннее входит в нетленную сокровищницу народного духа. Если мы взглянем на происходящую борьбу не оком политика, взвешивающего внешние результаты, ждущего определенного разрешения задач на физическом плане нашего существования, а оком духовного наблюдателя, который оценивает вещи по их идеальной сущности и рассматривает события в их эфирной и вечной очерченности, - то картина войны даст нам ослепительные проявления глубины народного духа и воочию, почти осязательно докажет неложность веры народной в свое "духовное тело", в свое умопостигаемое таинственное второе бытие. При этом я имею в виду прежде всего и почти исключительно столь ярко уже очертившийся духовный облик нашей скромной, героической армии. Война большой экзамен. Она разоблачает скрытые язвы и вдруг показывает, до какого болезненного состояния дошел организм народный; но она выявляет и скрытые достоинства, и скрытые здоровые силы. Первые же месяцы Крымской войны обнаружили, до какого одряхления была доведена государственная мощь России в последние годы крепостного права, и первые же месяцы настоящей войны с наглядностью и убедительно показали, каких огромных внутренних успехов достигла Россия после неудач и катастроф японской войны.

На этом историческом экзамене все интересно и все захватывающе. Но, быть может, всего интереснее тот духовный облик народа, который обрисовывается непреднамеренно и бессознательно и в то же время действенно и актуально в быстром развертывании огромных событий и величайших потрясений. И, конечно, самый трудный момент экзамена приходится на воинство, в котором в эпоху мировой войны сосредоточивается само острие народных энергий и народного характера. Повторяю, я говорю сейчас об армии не как о вооруженном органе русского государства, не как о внешней и грозной силе, которая спасает нас от немецкого Dranga'axviii, а исключительно о ее духовном облике, о тех глубинных свойствах народа нашего, которые ярко обнаружились в тягостных потрясениях чудовищной борьбы.

Вся настоящая война состоит из каких-то сплошных "рекордов". Все высшие точки, которые достигались в предшествующих столкновениях народов, оказываются превзойденными. И важно и характерно, что побиваются рекорды не только прежних количеств и цифр: это было бы неважно, - не все ли равно, сталкиваются ли сотни тысяч людей или миллионы? тянется ли линия боевых действий на десятки или на сотни верст? Возросли масштабы внутренних напряжений, и то величайшее сосредоточение воли, на которое оказалось способным человечество в ХХ веке, поистине беспримерно.

Немыслимые, небывалые напряжения убедительно выясняют, что за спиною слабого индивидуума стоят мощные духовные коллективы; и индивидуум становится способным выходить за все грани своих личных сил и дарований благодаря внутреннему единству своему с огромными массами энергий, накопившимися и вырабатывающимися в соборном организме нации. Между индивидуумом и нациею, стоящей у него за спиною, приблизительно то же соотношение, что между уровнем воды в сообщающихся сосудах. Причем самая проникнутость индивидуума стихиями нации и его жертвенная верность им пред лицом всех ужасов войны, до смерти и даже до презрения к пыткам (Панасюк, Макухаxix), являются особенностью тех сил, которыми сама нация проникнута. Если закон соотношения между индивидуумом или группами и национальным коллективом является общим для всех народов, находящихся в борьбе, и столько же относится к Франции или России, сколько и к Германии, то формы этого соотношения у каждого из народов свои, запечатлены безусловным качественным своеобразием и потому глубоко друг от друга отличны. То, что стоит за спиною русского солдата, решительно противоположно тому, что стоит за спиною немецкого солдата, и очень отличается от того, что стоит за спиною солдата английского или французского.

Меня сейчас интересует не сравнительная характеристика национальных особенностей духа в армиях, участвующих в настоящей войне, а выяснение безотносительных духовных особенностей армии русской, совершенно независимо от того, каким духом проникнуты и союзные нам армии, и армии неприятельские.

VI

Бывает так, что народ, которому грозит смертельная опасность, непосредственная и близкая, проявляет вдруг чудеса напряжения. Так было с маленькой героической Сербией. Третье австрийское нашествие с подавляющими силами заставило сербскую армию, усталую, обессиленную, малочисленную, плохо одетую, плохо вооруженную, уходить в глубь страны с мрачным отчаянием. Это было уже не временное отступление, а начало конца, настоящая агония целого народа, на шее которого быстро затягивалась безжалостная петля тевтонского нашествия. Австрийцы с ликованием вступили в Белград. Дальше оставалось лишь добить изнеможенных в неравной борьбе. И вдруг чудесный порыв овладел сербами. Огромная армия австрийцев бурным натиском была опрокинута, страна молниеносно от них очищена, и пленными сербы захватили почти те же десятки тысяч, из которых состояла их собственная армия.

Такой точки смертельной опасности не могло быть в России. Как ни велика борьба, как ни велико ее напряжение, но потенциальные нетронутые силы России еще больше, еще громаднее. Поэтому необычайные напряжения, являемые в настоящей войне нашим воинством, не могут быть объяснены таинственным расцветом всего запаса сил пред лицом смертельной опасности. Это особенно видно на примере Кавказа.

Несомненно, Кавказ второстепенный театр войны. Если бы турки овладели Кавказом, это было бы большим несчастием для местных жителей, но на ход европейской войны это не могло бы оказать решительного влияния. Для войск, сражавшихся с турками, Кавказ не был родиной, так что не места родные они защищали. Там особенно прославились сибиряки, привезенные за тысячи верст, и терские пластуныxx. И вот тут разыгралась такая же самая чудесная история, что и в Сербии. Опять неравенство сил было подавляющее.

Турки ломились со всех сторон густыми колоннами и достигли значительных успехов. Местные жители, аджарцы, были на их стороне. Турецкие корпуса должны были сдерживаться нашими полками. И все это в условиях, почти невообразимых для тех, кто не знает этой части Кавказа. Обледенелые кручи, снежные бури, мороз в 30 - 35(, почти полное отсутствие путей сообщения. И вот, одиннадцать дней зимнего боя на высоте, которой до сих пор не знала военная история, приводят к результатам непостижимым: турки отброшены, энергия их наступления сломлена навсегда. Взяты в плен корпуса со штабом. Мне приходилось разговаривать с ранеными солдатами с этого фронта. Это кротчайшие люди, с детскими улыбками, с мягкосердечием изумительным.