Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей - Страница 25

– И откуда же он прибыл?

– Говорит, из Москвы. Дела у него какие-то здесь.

– А заодно и картины приобретает?

Дворник придвинулся ко мне ближе и зашептал, обдавая сивушными парами:

– Слушай, вчера днем позвал он меня кресло чинить. Ну, работаю себе, перетягиваю помаленьку, глядь, к нему парень заходит…

– C картинами?

– Ну, да, с ними.

– Какой из себя парень-то?

– Высокий, темноволосый, твоих лет будет. Достал из сумки две картины, да еще лошадиную фигурку выпростал. Блестела, как золотая!

– Автор полотен известен?

– Чего? – выпучил зеленоватые глаза дворник.

– Кто рисовал картины? Что за художник?

– А, ты вон о чем!.. Да, да, Краснов называл его фамилию? Дай Бог памяти!.. В прошлом веке жил…

– Тропинин? Боровиковский? Кипренский?

– Вот-вот, Кипренский!

– Ну, и что со сделкой? Cостоялась?

– Не могу знать, Краснов выставил меня из квартиры, дескать, разговор у них серьезный… Потом они вместе вышли на улицу и наладились куда-то… А не откушать ли нам, Данила, еще самогончику?

Мы снова выпили и закусили черствым хлебом.

– Постоялец-то ходит куда-нибудь? – спросил я между делом.

– Да на базар разок сходил, в баньке попарился, на телеграф заглянул… Вчера вечером пошел я отбить дочери телеграмму, она у меня замужем в Усмани, ну, и он там оказался… Сейчас постоялец у себя. Пойдешь?

Я покачал головой. Не торопись, Данила. Ходить к Краснову пока не резон, не время!

– Передумал я, дядя Лаврентий. Повременю с продажей картины.

– Дело твое… А ты мне понравился, парень, заходи, ежели что.

Я пожал руку дворнику, вышел наружу и еще раз взглянул на окна постояльца. Затем поймал извозчика и поехал прямиком к телеграфу. В кабинете начальника смены показал свое удостоверение. Седенький старичок в больших роговых очках засуетился, вспотел, зачем-то стал вытирать руки о жилетку, наконец, пришел в себя.

– Покажите мне телеграфистку, отправившую вчера вечером послание гражданина Краснова, – сухо потребовал я.

– Хорошо, хорошо, – выдохнул старик, хлопая глазами – Это можно. Идемте.

Он подвел меня к молоденькой девушке, о чем-то спорившей с клиентом. Толстый гражданин в очках и бабочке в горошек был нахрапистым, и уступать телеграфистке не собирался.

– Я буду жаловаться! – грозил он, пытаясь выглядеть солидно. – Вы у меня по струнке будете ходить! Распустились здесь! Никакого порядка? Подать сюда начальника смены! Немедленно!

– Гражданин, успокойтесь! – проговорил старичок, принимая осанистый вид. – Я начальник смены.

– А, вот вы где!.. Это форменное безобразие! Я прошу вашу подчиненную подсказать мне порядок оформления срочной телеграммы, а она мне грубить, недотепой обзывать. Я этого не потерплю, я в Комиссариат пожалуюсь!..

– Гражданин, – пытался унять клиента старый телеграфист. – Порядок оформления всех видов телеграмм на стенде над столом. Попрошу вас пройти туда!

– Да вы издеваетесь надо мной! Я уже два бланка загубил, разбираясь с вашими правилами! Нет, я этого так не оставлю!..

Мне до смерти надоел дешевый спектакль. Вынув удостоверение, я сунул его под нос разошедшемуся толстяку.

– Вы мешаете уголовному розыску проводить важное расследование!

Клиента как подменили. Он стащил с головы шляпу, заулыбался и, кланяясь, попятился от стойки. Усевшись за стол, он больше не произнес ни слова. Начальник смены с благодарностью посмотрел на меня и обратился к своей подчиненной:

– Люсенька, милочка, не к тебе ли вчера обратился гражданин…

– Краснов, – напомнил я. – Павел Федорович.

– Да, да, Краснов.

– Мой клиент, – пожала плечами девица, – а что?

Я сдвинул брови, чтобы выглядеть серьезнее. И старался дышать в сторону, чувствуя, что пары от принятого внутрь самогона просачиваются наружу.

– Как вы поняли, вас беспокоит Угро!.. Cкажите, куда была отправлена телеграмма?

– В Москву, до востребования.

– Текст телеграммы помните?

– Каждое слово, – заявила девушка c улыбкой. – Сама заядлая грибница!

– Не понял, причем здесь грибы?

– Вот что гражданин Краснов собственноручно написал на форменном бланке: «Поселился на Толстова, 9… Ходил по грибы… Набрал целое лукошко… Все белые!»

– И больше ничего?

– Все на этом.

– Хм-м… Спасибо! Если будет ответ на телеграмму, обязательно сообщить об этом факте в Угро.

– Всенепременно! – пообещал старичок.

Довольный собой, я пожелал работникам телеграфа трудовых успехов, поймал извозчика и поехал к Коммунальной площади. Но едва я добрался до нее и сошел с пролетки, как оказался в плотном захвате двух крепких парней в кожанках и галифе. Вот, черт! Какого хрена!

– Товарищ Нечаев? – предстал передо мной третий, высокий худощавый мужчина с седыми висками.

– Да, а что происходит?

– ЧК!

Мне показали удостоверение, на котором было отмечено: «предъявитель сего тов. Николаев Федор есть действительно помощник председателя Петродарской Уездной ЧК по борьбе с контр-рев., спекул. и прест.».

– Что у вас в руке? – Высокий чекист взял у меня холст и развернул его. – Так, так, картина!..

– Товарищ Николаев, это какая-то ошибка.

– Разберемся!

Меня толкнули в спину и повели к перекрестку Коммунальной площади и Базарной, а отнюдь не к зданию милиции.

– Куда вы меня ведете? – спросил я в недоумении.

– Не догадываетесь? – усмехнулся Николаев. – К вам домой!

Я шел, совершенно не понимая, почему мною заинтересовалась ЧК! С какой стати? Что я сделал такого, чтобы вот так, с руками за спиной, вышагивать по центру города?

Открыв свою дверь ключом, я вошел в комнату и сел на стул. Высокий чекист, встав передо мной, поставленным голосом произнес:

– Товарищ Нечаев, поступил сигнал, что вы прячете у себя часть похищенных художественных ценностей помещика Заградского. Вот мандат председателя УЧК на обыск!

Я мельком взглянул на бумагу и обхватил голову руками. Боже, что за чушь! Какие, к черту, ценности? Галимый театр абсурда!

– Приступайте! – подал команду своим спутникам суровый чекист.

Те разошлись в разные стороны с твердым настроем прошерстить все потаенные уголки. Но обыск кончился, едва начавшись. Один чекист вышел из небольшого чуланчика, держа в руках картину в золоченой раме, другой вытащил из-под кровати завернутую в бумагу статуэтку из слоновой кости!

– Этого здесь не было! – воскликнул я, вскочив со стула. – Картину и статуэтку мне подбросили!

Николаев усадил меня, достал из кармана наручники и защелкнул их на моих запястьях.

– Вы арестованы!

Меня привезли на Лебедянскую в здание ЧК, принадлежавшее ранее жене местного нотариуса Гусарова, и поместили за решетку, пообещав в скором времени доставить на допрос. Одиночная камера находилась на первом этаже здания в торце рядом с дежурной комнатой.

Когда обитая железом дверь с отверстием для наблюдения за мной закрылась, я рухнул на скрипучий табурет и с тоской посмотрел сквозь зарешеченное окно на кусочек голубого неба. Да-а, небо в клеточку, как это верно!.. Из угла несло парашей, в коридоре глухо звучали голоса, шарканье ног. Я вздохнул и перебрался на железную кровать, заправленную истертым суконным одеялом. Заложив руки за голову и глядя в серый потолок, стал думать о своей незавидной участи… Черт, как все не во время! Только вышел на след преступников, и на тебе – каталажка! Известно ли о моем аресте в Угро?.. Вряд ли. Товарищ Светловский уже начал бы действовать. Верю, он не усомнится в моей невиновности!

В хороводе мыслей одна была преобладающей: меня жестко подставили! Кто-то среди дня проник в мою комнату, разложил по углам улики и связался с ЧК. Если окажется, что картина со статуэткой, в самом деле, из списка вещей Заградского, то сделали это похитители! Кто же они? Нет сомнений, к Нелидовскому приходил один из них! Вот ворочают, черти!..