Карточный домик - Доббс Майкл - Страница 31
- Предыдущая
- 31/84
- Следующая
— Послушай, Матти, я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, и сейчас мне хотелось бы быть от всего этого в миллионе миль. Я долго боролся за твою статью, но Грев абсолютно непреклонен.
Матти хотелось кричать от отчаяния и беспомощности. Теперь она пожалела, что звонит из битком набитого зала, где она не могла доказывать свою правоту, опасаясь, что ее услышит журналист-конкурент. К тому же она не могла пустить в ход выражения, которые так и просились ей на язык, поскольку ее окружала целая толпа местных матрон.
— Дай мне поговорить с Гревом.
— К сожалению, он занят разговором по другому телефону.
— Я подожду.
— Собственно говоря, — в голосе заместителя директора смущение было уже на грани отчаяния, — я знаю, он будет занят очень долго, поэтому и попросил меня передать тебе его решение. Он хочет поговорить с тобой, Матти, но завтра. Невозможно будет перекричать его сегодня.
— Итак, он не намерен печатать мою статью, у него не хватает пороху назвать причину, и он заставил тебя проделать за него эту грязную работу! — возмущенно выкрикнула в трубку Матти. — Что же это тогда за газета, в которой мы работаем, Джонни?
Она слышала, как Краевсний сконфуженно откашливался. Он понимал и то, насколько возмущена Матти, и то, что его использовали в качестве буфера. Может быть, ему следовало более решительно отстаивать перед редактором ее статью, но в последнее время его все сильнее смущала очевидная, хотя и бессознательная сексуальность Матти, в связи с чем он не был уверен в своей профессиональной объективности.
— Извини, Матти.
— Да пошел ты, Джонни! — прошипела она и бросила трубку.
Ее трясло от гнева, и не только на Престона и политику, но и на себя за то, что не смогла найти убедительных доводов и более связно изложить их.
Проигнорировав быстрый орлиный взгляд, брошенный на нее из соседнего телефона-автомата, она развернулась и пошла через фойе. «Мне требуется выпить», — сказала она вслух, не боясь, что окружающие могут ее услышать, и прямимом направилась в бар.
Буфетчик только-только поднял закрывавшую бар металлическую решетку, когда Матти с ходу бросила на стойку свою сумку и пятифунтовую купюру. При этом она толкнула уже стоявшего у стойки мужчину, собиравшегося выпить первую за этот вечер рюмку чего-нибудь бодрящего.
— Простите! — сказала Матти тоном, совсем не вязавшимся с извинением. Мужчина повернулся к ней лицом.
— Молодая леди, — обратился он к ней, — видно, что вам требуется выпить. Правда, мой доктор утверждает, что такой вещи, как «требуется выпить», не существует, но что он может знать? Не будете возражать, если к вам присоединится человек, по возрасту годный вам в отцы? Позвольте, кстати, представиться — Коллинридж, Чарльз Коллинридж.
— С удовольствием, мистер Коллинридж, но при условии, что мы не будем разговаривать о политике. Позвольте от имени моего редактора угостить вас двойным!
Комната была довольно просторная, но с низким потолком и битком набитая людьми. Центральное отопление и жар разгоряченных тел, взаимно дополняя друг друга, создали дефицит свежего воздуха, и многие из гостей кляли и теплоизоляцию, и двойное остекление, примененные архитектором при строительстве коттеджей в «сверхурочной аллее». Естественно, что охлажденное шампанское, которое разносил секретарь организации партии в избирательном онруге Урхарта, пользовалось повышенным спросом, и гости чувствовали себя как никогда беззаботно и раскованно.
Хозяин, однако, был лишен удовольствия ходить по комнате, выслушивая комплименты. Он был прочно прижат в углу огромной тушей Бенджамина Лэндлесса. Газетный магнат буквально обливался потом, был без пиджака, с расстегнутым воротом рубашки, в мощных зеленых подтяжках, похожих на ремни парашюта, которые поддерживали объемистые, со свободно ниспадающими складками брюки. Не обращая внимания на неудобства Урхарта, он бдительно следил, чтобы его жертва не вырвалась из ловушки.
— Это все штучки проклятого Горликса, Френки, и ты это тоже знаешь, — говорил он. — На последних выборах я поставил на вас весь мой газетный концерн и перевел в Лондон штаб-квартиру. Я вложил в страну миллионы. Если вы, ребята, будете так сачковать, то на следующих выборах все, чего мы добились, пойдет прахом. Эти мерзавцы из оппозиции распнут меня, если дорвутся до власти, зная, как хорошо я к вам относился, а вы, ребята, готовы, кажется, в лепешку разбиться, чтобы поскорей открыть им дверь.
Он замолк, вынимая из глубин своих брюк большой шелковый платок.
— Бен, ну не так уж все плохо, как ты говоришь, — подтолкнул его Урхарт. — У всех правительств бывают трудные времена. И мы тоже попадали в канавы, но ведь вылезали же из них!
— Горликс, Горликс, проклятый Горликс! Самодовольное дерьмо. Ты его знаешь, Френки. Разве ты не видел данные вашего последнего опроса? Сегодня днем они мне позвонили и зачитали его по телефону, Вы опустились еще на три процента, а всего после выборов это целых 10 процентов. Если бы они проходили сегодня, вас бы выбросили в мусорный ящик. От вас не осталось бы и мокрого места.
Урхарт с удовольствием представил эффектный заголовок передовой статьи в завтрашнем номере газеты «Телеграф» и с трудом удержался от улыбки.
— Проклятье! — Он постарался, чтобы в его голосе прозвучали нотки раздражения и тревоги. — Как его раздобыли? Это здорово навредит нам на завтрашних дополнительных выборах.
— Не беспокойся. Я приказал Престону снять ее. Эти данные потом, конечно, где-то просочатся, и нас ткнут под ребро в «Частном детективе», обвинив в сокрытии фактов по политическим соображениям, но выборы к тому времени уже пройдут, а наша конференция не превратится в медвежью яму. — Лэндлесс громко зевнул. — Я сделал для вас больше, чем вы, дьявол вас возьми, заслуживаете, — добавил он, понизив голос, и Урхарт подумал, что в данном случае так оно и было.
Новость страшно раздосадовала его, и довольная ухмылка на лице далась ему с большим трудом.
— Премьер-министр, -убежденно сказал он, — будет тебе, Бен, чрезвычайно благодарен.
— Еще бы! Но благодарность премьер-министра, причем самого непопулярного с тех пор, как начали проводиться опросы, не является чем-то таким, что можно положить в банк.
— Что ты имеешь в виду?
— Политическая популярность — это деньги. Пока вы, ребята, на высоте, я могу успешно заниматься бизнесом, то есть тем, что у меня лучше всего получается — делать деньги. Но как только ваша популярность начинает падать, все затихает. Фондовый рынок замирает. Люди теряют желание вкладывать во что-либо свои деньги. Профсоюзы становятся строптивыми. Невозможно предугадать, что будет дальше. Все это началось после июня. Премьер-министр не смог даже организовать грошового конкурса на фабрике жареных бобов. Его непопулярность тянет вниз всю партию, а вместе с ней и мой бизнес. С этим надо что-то делать. Если вы ничего не предпримете, все мы скоро пролетим в огромную чертову дырищу.
— Ты действительно так расстроен?
Лэндлесс сделал многозначительную паузу, давая понять Урхарту, что то, что он скажет, — не опрометчивое заявление под влиянием выпитого шампанского, а трезвый, обдуманный ответ,
— Я в ярости! — прорычал он.
— Тогда похоже, что у нас проблема.
— И эта проблема у вас на все время, пока он будет вести себя так, как сейчас.
— Но если он не изменится…
— Тогда избавьтесь от него!
Урхарт резко поднял брови, но Лэндлесс, не смущаясь, продолжал:
— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подпирание неудачников. Последние два десятка лет я работал до полного изнеможения не для того, чтобы смотреть, как твой босс проссыт все это!
Огромные пальцы Лэндлесса до боли сжимали руку Урхарта. Толстяк обладал незаурядной силой, и Урхарту стало ясно, каким образом этот Лэндлесс практически всегда добивался своего. Тех, кого он не мог сломить,
опираясь на богатство и коммерческие мускулы, он загонял в угол, пользуясь своей физической силой и острым языком. Урхарт не любил, когда его звали Френки, и этот человек был единственным, кто настоял на своем праве называть его этим именем. Но сегодня он и не собирался возражать. Более того, ему даже нравилось, что его так называют.
- Предыдущая
- 31/84
- Следующая
