Дитя Марса - Янг Роберт Франклин - Страница 8

– Кто такой Стив?– нахмурился Дэвид.

– Любовь всей ее жизни. Неужели ты еще не рассказала про Стива?

– Не будь такой ехидной, Барбара. Знаешь же, мы и десятком слов не успели перекинуться.

Дэвид сосредоточенно разглядывал содержимое своего бокала. Только дурак не догадался бы о существовании Стива. Куда же без него!

Неловкое молчание снова нарушила Барбара.

– Как намереваетесь распорядиться золотыми россыпями, мистер Стюарт? Купите яхту?

Дэвид заставил себя улыбнуться. Девушка начинала его раздражать, но он скорее умрет, чем признается ей в этом – много чести.

– Вообще-то, яхта у меня уже есть. На самом деле, я планировал приобрести печатную машинку и сочинить великий американский роман.

Барбара покачала головой.

– Не выйдет, поскольку вы не стеснены в средствах. Шедевры писали люди, отчаянно нуждавшиеся в деньгах. Возьмите Бальзака, Достоевского. Возьмите...

– А как же Флобер?– перебил Дэвид. – Он точно не нуждался.

– В финансовом плане нет, у него преобладали другие нужды. – Барбара вперила в него проницательный взгляд. – Не ваш случай, мистер Стюарт. Бьюсь об заклад, вы в жизни не написали ни строчки.

Дэвид ухмыльнулся.

– Впрочем, это так, фантазии. Скорее всего, я куплю замок, наполню ров эксклюзивным виски и упьюсь до смерти. Это больше соответствует вашему образу нувориша, мисс Остин?

– Определенно. – Едва притронувшись к пиву, Барбара поставила бокал на столик и поднялась. – Для разнообразия лягу сегодня пораньше. Всего доброго.

– Барб, подожди,– встрепенулась Хелен.

– Прости, не могу. Непременно расскажи про Стива.

Хелен проводила сестру негодующим взглядом.

– Не понимаю! Какая муха ее укусила?

– Наверное, я ей не понравился,– предположил Дэвид и кивнул на бокалы. – Конечно, вы просили один, но, может, допьем и закажем еще.

– Нет, мне достаточно одного. Знаете, мне тоже пора возвращаться в коттедж. – Заметив его разочарование, Хелен быстро добавила: – Можете проводить меня, если хотите. Посидим на ступеньках, поболтаем.

– Неплохая мысль. Здесь немного шумновато.

На улице Хелен первым делом разулась.

– Люблю гулять босиком по песку.

Дэвид галантно взял у нее туфли.

– Позвольте я понесу.

Над головой сияли звезды, однако луна не спешила появляться на небосводе, и побережье окутывал слабый, пленительный мрак. Озеро вздыхало у ног, теплый ветерок овевал их лица. Они миновали темные островки одеял, откуда доносился любовный шепот. У пляжной лестницы Хелен остановилась.

– А вот и ступеньки. Я сидела тут часами, любовалась на звезды. – Неужели одна?

– Одна-одинешенька. Вы – единственный мальчик, с которым я познакомилась этим летом.

Дэвид засмеялся.

– Давно меня не называли мальчиком.

– А по-моему, вам подходит. Присядем?

Ступеньки были узкие, поэтому пришлось потесниться. Теперь они сидели совсем близко, их плечи соприкасались.

– Вы собирались рассказать о Стиве, помните?

– Особо рассказывать нечего. Мы познакомились год назад. Он неоднократно делал мне предложение, но у меня язык не поворачивался сказать «да». Наверное, сомневалась, люблю ли я его.

– Сомневались?– выразительно переспросил Дэвид.

– О, я употребила прошедшее время? Неудивительно. Зато теперь все сомнения отпали.

– Теперь вы уверены, что любите?

– Уверена, что не люблю.

Только сейчас Дэвид позволил себе перевести дух.

– Если не возражаете, моя очередь рассказывать. Меня в дрожь бросает при мысли о богатстве, поскольку в душе я остался бедняком. К бедности постепенно привыкаешь, она становится твоим вторым «я», и когда на тебя вдруг сваливается несметное богатство, ты убеждаешь себя, что ничего не изменилось, пытаешься жить как прежде, общаться с теми же людьми. А потом узнаешь истинную цену этим людям. Они гонят тебя прочь, как собаку, травят в общественных местах, и ты застреваешь меж двух миров – старым, где отныне стал нежеланным гостем, и новым, куда не отваживаешься шагнуть. И еще есть нюанс, который усугубляет ситуацию. Понимаете, я с детства считал, что книги важны для человека не меньше, чем хлеб насущный, поэтому всегда читал запоем. Читал все подряд – хорошие книги, плохие, посредственные, словом, все, что попадались под руку. Когда родители развелись – именно поэтому дядюшка вычеркнул их из завещания,– я уже мог позаботиться о себе, бросил школу и устроился на работу. С тех пор я переменил кучу мест, чем только ни занимался. Водил грузовик, доставлял почту, работал на заправке – всего не упомнишь,– и все это время продолжал читать. Полгода я трудился рудовозом в районе Великих Озер, а на досуге изучал судоходство. Потом мне надоело, и я устроился на сталелитейный завод «Бетлехейм Стил» в Лакаванне. Когда умер дядя, я пахал в ночную смену, а в свободные часы читал «Сагу о Форсайтах» в дешевой меблированной комнате. Можете представить себе что-нибудь более абсурдное и жалкое? Остерегайтесь книголюба, который не в состоянии извлечь пользу из прочитанного. Остерегайтесь мечтателей. Потом не говорите, что вас не предупреждали.

– Ну романы-то вы крутили?

– По пальцам можно сосчитать. Все девушки, в которых я влюблялся, существовали исключительно в книгах.

– Жаль, ваши родители расстались. Они не пытались оспорить завещание?

– Отец пытался – как-никак, дядюшка приходился ему родным братом. Правда, особо не преуспел. Ничего, освоюсь немного, и сразу выделю ему ренту, матери тоже. Они оба вступили каждый в повторный брак, преуспевают, нарожали детей и не любят вспоминать о моем существовании. Однако с моей стороны было бы свинством не помогать им деньгами.

– Радует, что вы печетесь о своих родителях. Я своих никогда не знала.

– Выходит, вы сирота?

– Найденыш. Вдобавок, со странностями. Отец Барбары, позднее ставший и моим отцом, обнаружил меня зимой во время отпуска во Флориде. Я лежала на пляже, нагая, опутанная водорослями, с виду полумертвая, хотя в действительности очень даже живая. Я не могла ходить и разговаривать и не помнила, что со мной случилось. Папа удочерил меня, привез домой, выяснил примерный возраст – десять лет – и определил дату рождения. Он был вдовцом, воспитывал единственную дочку. Мы с Барбарой росли вместе в его доме в Буффало. Мои первые воспоминания относятся к одиннадцатому «дню рождения». К тому времени я уже научилась ходить и разговаривать, правда, весьма посредственно. Я быстро оправилась, только понятия не имею, от чего. Врачи тоже не смогли установить причину моего недуга. К счастью, «болезнь» никак не сказалась на моих умственных способностях, и с помощью отца и Барбары я быстро наверстала упущенное и окончила старшую школу еще до восемнадцати. Папа назвал меня в честь покойной супруги, а когда три года назад он умер, мы с Барбарой в равных долях унаследовали дом, где живем и поныне. Конечно, всем заправляет сестра – ведь она старше на три года. В молодости три года – солидный срок.

– А восемь лет вообще вечность. – Дэвид вдруг щелкнул пальцами. – Теперь понятно, почему Барбара меня невзлюбила. Она думает, что я для вас дряхлый старик.

Хелен покачала головой.

– Сомневаюсь. Барбара не страдает предрассудками. И потом, по-моему, все как раз наоборот, вы ей очень понравились. Иногда не угадаешь, что у нее на уме. – Девушка поднялась. – Ну, мне пора. Не соблаговолите вернуть мои туфли?

– Позвольте помогу вам обуться.

Не встретив возражений, Дэвид опустился на песок. Ее ступни бледно вырисовывались в звездном свете. От прикосновения к прохладной бархатистой коже руки затряслись. Он нежно водворил «лодочки» на ноги Хелен. Звездный свет, разгораясь, обернулся дождем, и беззвучно хлынул в ласковую летнюю ночь. На мгновение у Дэвида перехватило дыхание. Вновь обретя способность дышать, коленопреклоненный он процитировал:

–О, как прекрасны ноги твои в сандалиях!

Воздушная ладонь коснулась его волос, задержалась ненадолго, и упорхнула. Дэвид поднялся, Хелен замерла на ступеньке, слегка возвышаясь над новым знакомым. Ее озаряемое звездами лицо было так близко... Поцелуй откликнулся знакомым лейтмотивом, который постепенно нарастал и оборвался, едва они отпрянули друг от друга. Да, она единственная, пело его сердце, и равной ей нет.