Цыганская свадьба - Картленд Барбара - Страница 2

— Похоже, всех самых привлекательных я уже перебрал, — ответил мужественный капитан. — И тут я с тобой согласен, Фабиус: говорить с ними совершенно не о чем.

Маркиз вздохнул.

— «Вы думать, я милая, да? — передразнил он их ломаный английский. — Вы подарить мне славный брошка? Мне так трудно платить за квартир!» О боже, сколько раз я все это слышал!

— Надо думать, они считают, что тебя легко разжалобить! — рассмеялся Коллингтон. — И в то же время всегда забавно прикидывать, окажутся ли они занимательнее дамы полусвета, с которой ты был накануне, или девицы, с которой развлекался позавчера.

— Знаешь, Чарльз, что с тобой происходит? — заметил маркиз Рэкстон. — Ты становишься настоящим донжуаном! А еще говоришь мне, чтобы я женился и остепенился! А как насчет тебя? У тебя ведь неплохое состояньице, вернее, будет, когда умрет твой отец.

— Но он в свои шестьдесят пять еще здоров и крепок! — отозвался капитан Коллингтон. — А я не собираюсь вешать себе на шею лишние расходы на жену и детей, пока у меня не будет достаточно денег. С тобой-то все совсем иначе!

— Вопрос не в том, достаточно ли для них денег, — возразил маркиз, — а в том, достаточно ли у меня терпения, чтобы их выносить. А это совсем другой вопрос, Чарльз.

Он отодвинулся от стола и встал.

— Ну, пора отправляться, и будем надеяться, что этот вечер прогонит грустные мысли, будто мы становимся слишком стары, чтобы получать удовольствие от вертушек из кордебалета.

— Твоя проблема в том, — сказал его приятель, тоже поднимаясь из-за стола, — что ты слишком мало пьешь!

— Знаю, — согласился маркиз. — И, возможно, это еще один признак того, что я старею. Теперь мне уже не очень нравится, когда по утрам у меня раскалывается голова.

— Да, мы с тобой — два старых инвалида, ветераны боевых кампаний той войны, которую большинство старается забыть, — торжественно объявил капитан Коллингтон. — Давай по дороге в оперу заглянем в «Уайт-клуб» и посмотрим, не найдутся ли там ветераны армии Веллингтона, разделяющие наши ощущения.

— Недурная мысль, — согласился маркиз.

В холле особняка маркиза, располагавшегося на Беркли-сквер, приятелей ожидали дворецкий и четыре лакея.

Один вручил маркизу его шляпу с высокой тульей, второй попытался предложить своему господину плащ поверх облегающего фигуру вечернего фрака с длинными фалдами — однако маркиз отверг его.

Решительно покрыв шляпой свою темноволосую голову, маркиз вышел из дома вместе с капитаном Коллингтоном.

На Беркли-сквер друзей ожидала карета, и при появлении маркиза еще один лакей поспешно бросился открывать перед ним дверцу.

По тротуару был расстелен красный ковер, но, уже ступив на него, маркиз вдруг вспомнил, что не предупредил дворецкого о том, что завтра его надо разбудить особенно рано. Дело в том, что маркиз собирался присутствовать на кулачном бою, который был назначен на «Уимблдон-коммон», для чего ему надо было выехать из

Лондона самое позднее в половине девятого.

Маркиз повернул обратно.

— Я хотел бы, чтобы меня разбудили в семь… — начал он.

Но не успел он договорить, как за его спиной раздался оглушительный грохот.

Стремительно обернувшись, маркиз увидел, что с верхнего этажа дома сорвался большой кусок парапета, который с шумом обрушился, подняв целую тучу пыли, как раз на то место, где он стоял всего секунду тому назад. По ногам его ударили осколки камня, безупречный вечерний костюм выпачкался в пыли.

— Какого дьявола? — ошарашенно ахнул капитан Коллингтон.

Подскочили испуганные лакеи, а дворецкий с глубокой тревогой осведомился:

— Вы целы, милорд?

— Разумеется, — спокойно ответил маркиз. — Но если бы я не повернул обратно, чтобы поговорить с вами Бертон, то, скорее всего, попал бы прямо под удар этой парапетной плиты или что это там было.

— Действительно, вашей милости очень повезло!

— Наверное, парапет был расшатан, и, видимо, порыв ветра его обрушил, — предположил Чарльз.

— Не могу понять, как это получилось, сэр, — откликнулся дворецкий. — По приказу его милости мы только месяц тому назад отремонтировали всю крышу. Если бы были какие-то поломки, то рабочие, конечно, сообщили бы об этом?

— Безусловно, — подтвердил маркиз.

Он посмотрел на увесистый камень, разлетевшийся на несколько кусков, на фоне красного ковра выглядевших весьма угрожающе.

Шум напугал лошадей, и кучер изо всех сил пытался их сдержать: они готовы были понести. Лакей, который собирался открыть дверцу экипажа, наблюдал за происходящим совершенно ошалелым видом.

Чарльз Коллингтон прошел вперед и остановился рядом с маркизом.

— Если бы эта штука в тебя попала, Фабиус, она обязательно убила бы тебя!

— Я тоже так думаю, — ответил маркиз.

Он терпеливо ждал, пока один из лакеев щеткой стряхивал пыль с его костюма, а потом перешагнул через осколки и направился к экипажу.

Удобно устроившись в нем, он положил ноги на сиденье напротив.

— Тебе сегодня очень повезло, Фабиус, — сказал капитан Коллингтон, когда карета тронулась.

Маркиз ничего на это не ответил: казалось, он погрузился в раздумья.

Экипаж — кабриолет Д’Орси — только что вошел в моду среди аристократии. Он был необычайно удобен и рассчитан на быструю езду. Впряженная в него пара лошадей являлась прекрасным примером того, какие великолепные животные были в конюшне у маркиза.

От Беркли-сквер до «Уайт-клуба», который располагался на Сент-Джеймс-стрит, было совсем недалеко, так что очень скоро маркиз и капитан Коллингтон уже входили в дверь, рядом с которой располагался тот самый знаменитый эркер.

Законодатель вкусов и друг принца Уэльского Бо Браммел в свое время превратил этот эркер в святая святых, и он стал центром, притягивавшим к себе всех мужчин, входивших в высшее общество. Рядовой член клуба скорее осмелился бы усесться на подушку, набитую шерстью, на которой в палате лордов сидит лорд-канцлер, чем занять одно из кресел в запретном эркере.

Однако сравнительно недавно Бо Браммел позволил себе серьезную ссору со своим патроном и другом, принцем-регентом, которая оказалась для него роковой. Он не был изгнан из аристократического общества: у принца-регента было немало врагов, и, несмотря на то, что перед Бо Браммелом закрылись двери Карлтон-хауза, в свете его по-прежнему принимали охотно. А вот с точки зрения финансовой ссора имела для мистера Браммела самые печальные последствия: он оказался в полном безденежье, в 1816 году рано поутру вынужден был бежать из Лондона и высадился в Кале без всяких средств к существованию.

Вполне понятно, что входя в утреннюю гостиную «Уайт-клуба», маркиз Рэкстон и Чарльз Коллингтон не могли не вспомнить Бо Браммела. В комнате находилось немало его самых близких друзей, так что на секунду им представилось, что он сам — элегантный, неуемный и остроумный — присутствует среди них.

Маркиз с удовольствием увидел своих близких друзей: лорда Элвенли, князя Эстерхази и лорда Вустера. Все они слушали несколько самодовольный и наставительный рассказ сэра Элджернона Гиббона.

При виде маркиза сэр Элджернон просиял.

— Идите сюда и поддержите меня, Рэкстон, — сказал он. — У нас спор. Я уверен, что вы встанете на мою сторону.

— Почему вы так в этом уверены? — спросил маркиз, неспешно направляясь к группе, стоявшей у камина.

Сэр Элджернон пытался занять место Бо Браммела объявив себя законодателем моды и правил поведения в обществе. И, по правде говоря, он вполне подходил для этой роли: у него был превосходный вкус и в одежде, и в мебели. Кроме того, после падения Бо Браммела сэр Элджернон стал наперсником и спутником принца-регента, или Принни, как прозвала его аристократия.

Однако сэр Элджернон обладал серьезным недостатком: он был склонен к диктаторскому тону, и, хоть и разбирался в тех предметах, о которых говорил, его современники чаще скорее смеялись над его утверждениями, нежели принимали их.

— Я сейчас говорил о том, — объяснил он маркизу, — что человек низкого происхождения никогда не сможет скрыть этот серьезный недостаток от окружающих.