От двух до пяти - Чуковский Корней Иванович - Страница 46

В том-то и горе, что эти догматы страшно живучи.

Ибо, во-первых, они все еще импонируют наивным умам своей кажущейся, мнимой логичностью.

А во-вторых, всякий, кто использует их для полемических выпадов против той или иной детской книжки, тем самым присваивает себе благородную роль горячего поборника общественной пользы, а роль эта весьма соблазнительна особенно для тартюфов и человеков в футляре.

Поэтому искоренить из нашего обихода такие методы критической мысли не так-то легко, и было бы нелепо надеяться на быстрый и стремительный успех. Еще будут рецидивы - и не раз. Борьба предстоит упорная. И я буду искренне рад, если окажется, что в настоящей главе мне удалось хоть отчасти, хоть в самой незначительной степени пошатнуть этот порочный критический метод, показав на первом попавшемся конкретном примере полную непригодность подобных приемов для решения важнейшего вопроса о педагогической ценности той или иной детской книги.

Редактор моей книги сказал:

- Вся эта глава "Борьба за сказку" в настоящее время едва ли нужна. Дико думать, будто теперь, в шестидесятых годах, может найтись хоть один мракобес, который, спекулируя левацкими, мнимо утилитарными лозунгами, станет требовать уничтожения какой-нибудь фантастической сказки. Время раппопортов и васьковских прошло. Теперь даже они поумнели! Для чего же ломиться в открытую дверь?

- Вы правы! - ответил я. - Мне и самому представляется, что эта глава устарела. Незачем доказывать то, что давно уже ясно как день.

Но в эту минуту принесли свежий номер "Литературной газеты", и мы прочитали в ней такое письмо:

"Опять и в который раз вышло произведение Корнея Чуковского о "Мухе-Цокотухе". На этот раз это произведение выпущено тиражом в 1300000 экземпляров.

До каких пор К.Чуковский будет вводить в заблуждение советских детей?"

И т.д., и т.д., и т.д.

Кончается письмо таким призывом:

"Бесполезную книжку К.Чуковского о Мухе (Цокотухе) можно смело сжечь, история (?) от этого ничего не потеряет".

И подписано:

"А.П.Колпаков, кандидат исторических наук (Душанбе)".

Среди обвинений, выдвинутых кандидатом исторических наук Колпаковым против моей "Мухи-Цокотухи", особенно грозно прозвучало такое:

"Корней Чуковский проповедует любовь к мухе-цокотухе, он выдает ее замуж

За лихого, удалого

Молодого комара!

Это противоестественно, чтобы комар мог жениться на мухе, возмущается кандидат исторических наук Колпаков. - Вошь, - поучает он, - не может жениться на клопе и комар на мухе. Это все несусветная чушь и обман"[97].

В искренности этой тирады нельзя сомневаться. Одного не могу я понять: почему, выступив на борьбу с "несусветною чушью", Колпаков ограничивается одной "Цокотухой"? Бороться так бороться до конца! Если уж он решил навести в этом деле порядок, почему не потребовал, чтобы возможно скорее сожгли гениальную народную сказку "Царевна-лягушка", где без всяких обиняков говорится, что на самой обыкновенной лягушке женится юноша богатырского роста?

"Старший сын женился на боярской дочери, средний - на купеческой, а Иван-царевич - на лягушке".

И почему достопочтенный ученый до сих пор не бросил в огонь другую русскую народную сказку - "Медведко", где такой же "кровосмесительный" брак: красавица на целых два года становится женою медведя!!

А сказка о Никите Кожемяке:

"Схватил змей царевну и потащил к себе в берлогу - за жену себе взял".

Разве это не "противоестественно, чтобы..."?

А эта знаменитая народная детская песенка:

Сватали совушку

За белого гуся,

почему Колпаков пощадил и ее?

И почему он пощадил Льва Толстого? Ведь черным по белому Лев Толстой написал для детей сказку "Уж", в которой крестьянская девушка Маша выходит замуж за большого ужа и тот становится отцом ее детей. Как же Колпаков допустил этот противоестественный брак?

И спрашивается: почему до сих пор он не сжег бессмертной украинской народной баллады о мухе-чепурухе, на которой женился... - слушайте! слушайте! - тот же комар!

Ой, що ж то за шум учинився,

Що комарь та на мусi оженився!

"На мусi" и значит "на мухе". Как же это так могло случиться, что бдительный Колпаков проворонил такой криминал? Ведь уже лет двести миллионы украинских детей с восторгом читают и слушают эту балладу, в которой воспевается такой же "противоестественный" брак, что и в моей злосчастной "Цокотухе".

Если уж пришла Колпакову мракобесная блажь сжигать дотла ненавистные книги, он должен был заранее знать, что тут потребуется огромный костер, ибо, как мы видим, и русский и украинский пароды создали на потребу своей детворы немало таких сказок и песен, к которым вполне применима его грозная формула:

"Противоестественно, чтобы".

Я уж не говорю о польском, чешском, монгольском, английском фольклоре, предназначенном для маленьких детей. Если бы кандидат исторических наук Колпаков имел хоть какую-нибудь возможность познакомиться с этим фольклором, он, конечно, пришел бы в отчаяние, ибо в его костре не хватило бы дров. Взять хотя бы английский детский фольклор - так называемые Nursery Rhymes, отголоски которых так явственно слышатся в творчестве Шекспира, Джонатана Свифта, Роберта Бернса, Льюиса Керролла, Алана Александера Милна и других. Воображаю, какой гнев они вызвали бы в нашем доблестном блюстителе нравственности, если бы он каким-нибудь чудом узнал, что этот великолепный поэтический цикл считает вполне допустимой женитьбу лягушонка на мыши! И уж настоящая ярость охватила бы того же блюстителя, если бы ему стало известно, что у замечательного детского поэта Эдварда Лира утка мечтает о том, чтобы сделаться женой кенгуру, а кошка венчается с филином.

Подобные сказки и стихи существуют в английском фольклоре уже полтысячи лет - или больше! - почему же никто из миллионов детей не заметил в них ничего одиозного?

Я думаю, причина одна: дети не бывают пошляками.

И не только детям, но и нам, взрослым читателям сказок, простодушно, по-детски восхищающимся "Царевной-лягушкой", - нам и в голову не приходят те грязноватые мысли, в итоге которых слагается пресловутая колпаковская формула:

"Противоестественно, чтобы".

В сущности, я должен благодарить Колпакова, так как его письмо послужило для меня верным свидетельством, что настоящая глава не устарела и до сих пор сохраняет свою актуальность.

- Нет, - сказал я редактору, - придется эту главу сохранить. Исключать ее из книжки рановато. Васьковские и раппопорты, оказывается, на диво живучи и по-прежнему рвутся в бой, нисколько не боясь оказаться всеобщим посмешищем.

Правда, их стало значительно меньше. Огромное большинство читательских писем, полученных мною и редакцией "Литературной газеты", написаны в защиту моей сказки. Я не цитирую этих многочисленных писем, так как не хочу огорчать Колпакова: вряд ли ему придутся по вкусу те эпитеты, которыми авторы писем так щедро награждают его.

Впрочем, почему не привести самое безобидное из всех этих писем, благо оно такое короткое?

"Дорогой наш Корней Иванович! Мы прекрасно понимаем, как муха-цокотуха обвенчалась с удалым комаром. Это доходит до нашего сознания. Но мы никак не можем понять, как этот (опускаю нелестный эпитет. - К.Ч.) получил степень кандидата исторических наук".

А я хоть убей не пойму, отчего, выступая с призывом к сожжению книги, он считает необходимым подкрепить этот дикий призыв указанием на свою ученую степень.