Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 35

— Ура! Ура! — закричали присутствующие и принялись чокаться и поздравлять своего товарища.

Пока они обнимались и выпивали, у ним подошли несколько казачьих офицеров в форме Таманского полка.

— Я смотрю тут весело! — насмешливо сказал один из них — молодой хорунжий с неприятным выражением лица.

— Празднуем производство в офицеры, — пояснил ему подпоручик Артамонов, недавно прибывший с Кавказа и не знавший еще толком местных обстоятельств.

— О, повод более чем достойный, господа артиллеристы! Не могу не присоединиться к поздравлениям…

— И вам, добрый вечер, господин Бриллинг, — скривился в усмешке Будищев. — Хотите со мной выпить?

— Вы?! — округлил глаза офицер, сообразивший, кого именно он только что поздравил, но потом собрался и с вызовом в голосе ответил: — А почему бы и нет!

— Тогда, добро пожаловать, — ухмыльнулся Дмитрий и, развернувшись в сторону маркитанта крикнул: — Эй, Карапетка! Подай водки и закуски господам офицерам. Да снаряди кого-нибудь в лагерь, позвать моряков. А то они обидятся, чего доброго, что все пропустили.

Шаловливый солнечный зайчик проскользнул сквозь прореху на парусиновом пологе и остановился на лице мирно спящего Будищева. Не желая просыпаться, новоиспеченный прапорщик попытался прикрыться рукой, но несносное порождение солнца продолжало экзекуцию, настырно проникая сквозь пальцы. Оставался только один выход — перевернуться на другой бок, что наш герой и сделал, но… счастье окончательно отвернулось от него и молодое красивое тело сверзилось с походной койки на покрытый кошмами земляной пол.

— Твою же мать! — простонал он.

— Дмитрий Николаевич, вы проснумшись? — раздался совсем рядом омерзительно трезвый голос Абабкова.

— Вроде того, — пробурчал Дмитрий, присаживаясь на кровать.

— Тады извольте умываться и завтракать!

— Ну его, — малодушно попытался отказаться офицер, но строгий вестовой мгновенно пресек ослабление дисциплины.

— Никак не можно-с! А ежели вам дурственно, так похмелитесь и вся недолга.

— Похмелиться? — переспросил Будищев, попытавшись сфокусировать взгляд на матросе.

— Конечно! — убежденно ответил тот.

— А есть? — в глазах прапорщика загорелась надежда.

— А как же-с, — жестокосердно ухмыльнулся Абабков. — На столе у прочих господ-офицеров стоит. Только чтобы туда пройти, прежде надобно умыться и в порядок себя привести. Ить ваше благородие теперича не кондуктор какой-нибудь. Понимать надо!

— А что они уже встали?

— Давно уж, — пожал плечами матрос. — Их благородия господа Майер и Шеман уже чай пьют. Вы бы поторопились, а то у них все кончится.

— Ладно, — сдался Дмитрий, — давай умываться.

Ведро холодной воды вылитое на неразумную голову вернуло ей способность соображать, а телу двигаться. Закончив с умыванием, Будищев надел чистую рубашку и, накинув сверху мундир, решил, что он готов явить себя миру.

— Доброе утро, — иронически поприветствовал его сидящий за столом Шеман.

Надо сказать, что хотя командир морской батареи был по происхождению финном, выпить мог ничуть не меньше любого русского, что с успехом вчера продемонстрировал. Но при всем при этом, он никогда не страдал похмельем, чем приводил своих православных товарищей в совершенно искреннее недоумение. Находившийся рядом с ним Сашка Майер, даром что был немцем, такой счастливой способностью не обладал, но, судя по всему, успел подлечиться и встретил товарища довольной улыбкой.

— Здравия желаю, — буркнул в ответ Будищев.

— Не угодно ли чаю?

— Чай не водка — много не выпьешь! — отрезал прапорщик, вызвав радостный смешок у гардемарина.

— Справедливое суждение, — согласился с ним лейтенант, — но все же до адмиральского часа еще далеко, так что попрошу чрезмерно не налегать.

Договорив, он кивнул своему вестовому и тот немедля наполнил стоящие перед молодыми офицерами чарки.

— А вы, Николай Николаевич?

— Воздержусь.

— Ну тогда, не пьянства для, но здоровья ради! — провозгласил Дмитрий и, чокнувшись с Майером, опрокинул в себя стопку.

Хлебное вино мгновенно впиталось в стенки желудка, как вода в иссушенную долгим зноем землю, но жизнь сразу же заиграла свежими красками, кровь быстрее побежала по жилам, а воздух из сухого и затхлого тут же стал свежим и прохладным. С таким самочувствием грех было не позавтракать и Будищев, с удовольствием взялся за немудреную закуску. Стол был, вправду сказать, небогат, но лепешки еще горячими, овечий сыр мягким, а жизнь прекрасной.

— Неугодно ли чаю? — еще раз предложил Шеман.

— С удовольствием, — не стал на сей раз отказываться Будищев.

— А может еще…? — вопросительно изогнул бровь гардемарин, но к его удивлению, приятель отказался.

— Не так быстро, Саша. Дел много.

— Да какие же у тебя могут быть дела?

— Ну мало ли… кстати, что-то я не помню, когда Бриллинг с нашей вечеринки ушел?

— Может быть, ты еще не помнишь, как пил с ним на брудершафт?

— Что?!

— Было-было, — с легкой усмешкой подтвердил лейтенант. — Вы ему постоянно подливали, потом стали демонстрировать стрельбу по бутылкам, потом кинулись его обнимать, так что мы боялись, что вы его задушите…

— Вы сейчас серьезно? — недоверчиво переспросил Дмитрий, в памяти которого сохранилась только стрельба и растерянное лицо хорунжего.

— Ну да, — радостно, будто сообщая о награждении или производстве в следующий чин, воскликнул Майер. — Ты потом предложил тост за содружество родов войск и после этого я Бриллинга тоже не видел.

— После этого он поспешил ретироваться, — с непроницаемым лицом заметил Шеман.

— Полагаете, его смутила моя стрельба? — повернулся к командиру Будищев.

— Скорее, то, что вы стали кавалером ордена святого Владимира.

— И что в этом такого?

— Для вас, может и ничего, а для людей сведущих очень много. Вам известно, что в Российской империи у награждений существует строгая очередность?

— Что-то слышал.

— Что-то?! — сарказм в голосе лейтенанта стал настолько явным, что его услышал даже пьяненький Сашка Майер, не говоря уж о начавшем трезветь Будищеве. — Так вот, да будет вам известно, что прежде всего награждают орденами святого Станислава и святой Анны третьей и второго класса, а только потом очередь доходит до «Владимира». Бывало, конечно, что награждения перепрыгивали через какую-то ступень, но никак не через пять кряду! Да еще и лицу, не в обиду будь сказано, не имеющему никакого чина!

— Полно вам Николай Николаевич, — вяло возразил гардемарин. — Государь волен жаловать ордена в любом порядке, на то он и государь. А то ведь род графов Блудовых того и гляди пресечется…

— А это тут при чем?! — недобро сверкнул глазами Будищев.

— Прости друг, — тут же пошел на попятный Майер. — Но ведь всем известно твое происхождение и сложные отношения с родственниками.

— Не со всеми, — задумался про себя прапорщик, вспомнив графиню Антонину Дмитриевну, относившуюся к нему с искренней привязанностью и все еще имевшую немалый вес при дворе.

— В другое время, — продолжал тем временем Шеман, — Бриллинг не обратил бы на эти обстоятельства никакого внимания, тем паче, что на дуэли нет надобности отбивать горлышки у бутылок, достаточно просто попасть в грудь противнику, а уж это он сумеет. Но сейчас ему надо заслужить возвращение в гвардию, и посему скандалы, как с вами, так и с вашими покровителями при дворе, совершенно излишни.

— При малом дворе, — хихикнул гардемарин.

— При каком? — не понял Дмитрий.

— При том, которым безраздельно правит Светлейшая княгиня Юрьевская, — пояснил лейтенант, бросив на Майера недовольный взгляд. — Вы, кажется, какие-то гальванические игрушки делали для ее старшего сына?

— Пока еще княгиня, — заговорщически подмигивая, шепнул Сашка, сделав акцент на слове «пока».

— А вот это уже не наше с вами дело! — строго прервал подчиненного Шеман. — Кроме того, считаю своим долгом напомнить, что вокруг война и мы с вами, господа, в походе. И если кто-то наивно полагает, что у него нет служебных обязанностей, то я берусь разубедить его в этом пагубном заблуждении! Всем ясно?