Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 26

Впрочем, конфликты между русскими военными и киргизами — редкость. Каждый из них по-своему делает в походе свое дело, а в иное время они почти не соприкасаются. Вот и сейчас, на привале солдаты развели костерок, на котором артельно варят кашу. Погонщики собрались в свой кружок и тоже, что-то там соображают на обед. Офицерам готовят денщики, и только две сестры милосердия, не принадлежа ни к какому сообществу, предоставлены сами себе. Цель их путешествия — Бами, где развернут госпиталь, в котором они будут служить, а вот зачем они непременно желали попасть в действующую армию, вопрос не просто интересный, но и весьма деликатный. В самом деле, зачем двум девицам дворянского сословия с образованием ехать в забытые богом и цивилизацией места, преодолевая множество трудностей, не говоря уж об опасностях?

— Люси, ты скоро? — нетерпеливо позвала свою товарку Катя Сутолмина — миловидная барышня двадцати двух лет от роду.

— Уже иду, — отозвалась вторая, выходя из своего укрытия.

Да простит меня читатель за такую подробность, но женский быт в походе очень не устроен. Если солдату придет нужда, так он просто выйдет из строя, да и расстегнет ширинку. А вот что делать барышням, восседающим на верблюдах? Только терпеть, да надеяться, что на привале найдется какое-нибудь укромное местечко, где их девичья стыдливость не пострадает.

Внешне барышни полная противоположность друг другу. Светловолосая Екатерина невысока ростом и несколько, что называется, широка в кости. Нет, назвать ее толстухой не погрешив при этом против истины пока что нельзя, но вот что будет лет через пять, кто знает? При этом она была весьма жизнерадостна и любопытна, отчего иной раз попадала в забавные и не очень ситуации, из которых, впрочем, выпутывалась без каких-либо потерь, благодаря природной смекалке и живости характера. Родители ее умерли, когда она была еще в довольно нежном возрасте. Родственники не захотели слишком уж обременять себя заботой о сироте и отдали в провинциальный пансион, где она получила воспитание и образование. При всех при этих обстоятельствах, выросла юная барышня весьма здравомыслящей и рассудительной, а потому идти в приживалки или гувернантки, а скорее всего в содержанки, не пожелала, и неожиданно для всех окончила сестринские курсы, после чего поспешила отправиться в Закаспийский край.

Жгучая брюнетка Люсия Штиглиц, напротив, телом была суха, а ростом несколько выше среднего. Отец ее был все еще жив и к тому же весьма и весьма не беден, хотя отношения в их семье было трудно назвать сердечными. Еще у нее был нежно любимый брат Людвиг, служащий раньше в гвардейской артиллерии, а теперь переведшийся в Ташкент. Образование баронесса получила в самом блестящем из женских учебных заведений империи, а именно в Смольном институте, слывя среди ее воспитанниц барышней замкнутой и несколько меланхоличной.

Несмотря на несходство характеров, девушки быстро сошлись между собой, а когда стало известно, что в ближайшем к передовой госпитале требуются сестры милосердия, без колебаний вызвались отправиться туда.

— Люсия Александровна, Екатерина Михайловна, идите сюда, — позвал их начальник каравана подполковник Мамацев. — Мои архаровцы тут немножко приготовили, не угодно ли?

— Право, Дмитрий Осипович, нам так неловко утруждать вас, — жалобным голосом отозвалась Катя.

— Отказа я не приму! — решительно заявил офицер и подкрутил пышные по кавказской моде усы.

Надобно сказать, что происходил подполковник из старинного грузинского рода Мамацашвили, а имя и фамилию на русский лад переиначил его отец — генерал-майор русской армии Осико Хойхосрович, став, таким образом, Осипом Христофоровичем. На вид ему было около сорока лет, участник войн с горцами, турками и Хивинского похода. Георгиевский кавалер за осаду Карса. Была ли у него семья, история умалчивает, но сестры милосердия, в особенности мадемуазель Сутолмина, пользовались его неизменным вниманием и покровительством. С одной стороны, из-за кавказского темперамента господина Мамацева это было несколько утомительно, но с другой, служило надежной защитой от назойливого внимания других офицеров, забывших после долгого отсутствия общения с женским полом, что такое рыцарское отношение к дамам.

— Благодарю за приглашение, Дмитрий Осипович, — вежливо поблагодарила подполковника баронесса Штиглиц, — вы очень любезны. Но скажите, скоро ли окончиться наше путешествие?

— Вах, совсем чуть-чуть осталось!

— Помнится, третьего дня вы говорили то же самое, — не удержалась от колкости мадемуазель Сутолмина.

Мамацев обычно не лез за словом в карман, но не успел он открыть рот, как подбежавший к нему солдат неуклюже приложил к кепи руку и начал докладывать:

— Ваше выскоблагородие, так что, их благородие господин подпоручик докладают, что хтось едет!

— Ничего не понял, — выпучил глаза сбитый с толку офицер. — Кто едет, куда едет?

— Как кто? — изумился посланец. — Едут конные в нашу сторону.

— Какие конные?

— Да кто же их разберет, мабуть, текинцы!

— Тьфу, дурак! Так бы сразу и сказал, — разозлился подполковник не то на бестолковость нижнего чина, не то на невозможность допустить более сильные выражения при дамах.

— Прошу прощения, служба! — извинился он перед спутницами, после чего вскочил в седло и, не забыв галантно козырнуть барышням на прощание, дал своей лошади шенкеля.

— А я как сказал? — пожал плечами солдат и побежал следом за начальством, не слишком, впрочем, торопясь.

— Мы вас подождем, Дмитрий Осипович! — запоздало крикнула вслед бравому офицеру Катя, после чего вздохнула и, выбрав на подносе самый большой шампур, унизанный хорошо прожаренными, но вместе сочными кусочками мяса, вонзила в крайний из них свои перламутровые зубки.

— Подождем? — вопросительно подняла брови Люсия.

— Вот еще, — пробурчала с набитым ртом подруга, — эдак, чего доброго, мясо совсем остынет.

— Что же, в этом есть свой резон, — одними уголками губ улыбнулась баронесса.

— Бесподобно! — промурлыкала Сутолмина, покончив с первым куском. — Право, шашлык у Мамацева куда лучше, чем у маркитантов, не говоря уже о том, что готовят для офицеров их денщики. Люси, ты почему не ешь, остынет же?

Словами сестра милосердия не ограничилась, и перед ее спутницей тут же материализовался еще один шампур. Сопротивляться подобному напору не было никакой возможности, а потом мадемуазель Штиглиц, сняла с него вилкой мясо на тарелку и, отрезав от него небольшой кусочек, отправила в рот.

— Действительно, очень вкусно!

— А я тебе что говорила? — пробурчала с набитым ртом Катя, продолжая безжалостно расправляться с угощением.

— Ты вся вымазалась, — заметила Люсия, впрочем, без тени осуждения в голосе.

— Умоюсь, — хладнокровно отвечала ей товарка.

И впрямь, когда Мамацев вернулся в сопровождении двух людей, одетых более чем живописно, мадемуазель Сутолмина вполне успела привести себя в порядок и сидела теперь с постным видом перед блюдом с овощами и зеленью, отщипывая то от одного, то от другого маленькие кусочки.

— Наконец-то вы вернулись, Дмитрий Осипович, — проворковала она. — А мы вас так ждали…

— Прошу прощения за вынужденное отсутствие, милые дамы, — извинился подполковник. — Служба! Но позвольте представить вам настоящих героев — охотников. Барон фон Левенштерн и кондуктор Будищев. Баронесса Штиглиц и мадемуазель Сутолмина.

— Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, — любезно улыбнулась сестра милосердия.

— Вы знакомы? — изумилось большинство присутствующих.

— Добрый день, Люсия Александровна, — поклонился в ответ Будищев. — Надеюсь, ваше путешествие прошло благополучно?

— Благодарю, все хорошо.

— Как сказала Елизавета Дмитриевна, как только вы оставили нас, закончились и приключения, отчего стало невыносимо скучно, — немного томным голосом произнесла Катя, едва заметно стрельнув глазами в сторону Мамацева.

— Могу вас успокоить, Екатерина Михайловна, — пожал плечами Дмитрий, едва вспомнивший, как зовут эту сестру милосердия, — тут вам скучать не придется.