Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 22

Сёрэн едва справлялся с каким-то опьяняющим, сумасшедшим возбуждением, которое охватило его при мысли о поездке на настоящем мотоцикле по настоящему загороду. Наблюдая за Господином Майерсом, он заподозрил, что его захватил такой же животный восторг, что и пса. Тот услышал, что его берут с собой на прогулку, и теперь носился с высунутым языком из гостиной в столовую, из столовой в сад и обратно. В приподнятом настроении генно-модифицированный пес был совершенно неотличим от обычной собаки — Сёрэн считал, что он в достаточной мере знаком с собаками по фильмам, чтобы судить. Во всяком случае, выражение морды у Майерса стало гораздо более доброжелательным и не столь погруженным в себя, какое можно было видеть обычно. Он даже заигрывал с нелегалом, тявкая с совершенно новой, чуть визгливой, но радостной интонацией, когда прошмыгивал мимо Сёрэна. Если бы позволяли приличия, Сёрэн точно пробежался бы пару раз туда и обратно от прихожей к задней двери гаража и попрыгал бы на диване вместе с псом.

Он попробовал перебрать в памяти моменты, когда испытывал такую же несдержанную, искристую радость. Очень давно Сёрэну не разрешалось просто так скакать по саду, сам же он стал цыкать на мелких, когда те слишком распоясывались. Мелкие не очень дружелюбно поглядывали на Сёрэна, но побаивались и слушались. А от Арена малышня разбегалась врассыпную: старший брат их терпеть не мог. Так вот, иногда Сёрэну хотелось также, как дети, во что-нибудь поиграть, но только не с мелкотой, а с кем-то повзрослее. Иногда ему становилось почти невозможно обуздать желание взобраться на росший в саду великолепный баньян, похожий на обезьяний город. Удивительное дерево было окружено колоннадой дополнительных стволов, враставших в горизонтально тянувшиеся параллельно земле ветви, так что казалось, будто баньян может лет через двести захватить всю виллу. Это было бы потрясающе красиво… Еще на территории имелось дерево пипал, немного поменьше баньяна и без стволов-подпорок. У него, так же как у баньяна, были длинные ветви, растопырившиеся в стороны на много метров, и под ним часто устраивались гости во время вечеринок. Про пипал господин Кхаде говорил, что, сидя под таким же деревом, один знаменитый человек «пробудился» (он это называл словом bodhi) и все понял. Абсолютно все! Иными словами, если Гильгамеш был все видавшим, Гаутама еще и понял все, что повидал… сидя под деревом? У Сёрэна такое не укладывалось в голове, поэтому он на время забыл историю, но теперь она снова ожила в его воображении.

Но что Сёрэн подмечал уже не раз, так это опасность, скрытую за охватывавшим его иногда счастливым желанием двигаться, прыгать, лезть вверх, совать любопытный нос куда попало. И дело не в том, что неприятности приключались сами по себе, по печальному какому-нибудь совпадению или недосмотру. Нет. Всегда приходил кто-то из господ и ревниво отнимал у Сёрэна наслаждение. Ему сейчас вдруг подумалось, что Наставник не одобрял, ни когда Сёрэн улыбается, ни когда хмурится. Он не упускал случая налететь внезапно и врезать по лицу со словами «Морду попроще сделал!» или «Тебе что-то показалось смешным?» Сёрэну было даже удивительно, что в новом доме господа словно бы не могли не ответить улыбкой на смущенную улыбку пришельца. Госпожа Лизбет поглядывала на него чуть более открыто и добродушно, чем Йорн, хотя и с какой-то едва заметной интригующей хитринкой. Господин тоже часто скалил клыки, и в его улыбке было больше задумчивости, нежели угрозы. Он все время пристально изучал Сёрэна. Промелькнула странная мысль: а может, Йорн знал о нем даже больше, чем он сам? Здесь Сёрэн встал перед явным противоречием, и его это взбудоражило: всяческие волшебники и прорицатели очень любили эдакие штуки…или шутки с ребусами и сочетаниями несочетаемого — Одиссею постоянно приходилось бороться с их каверзами. А Сёрэну было приятно почувствовать себя немного Одиссеем. Так вот, с одной стороны, Йорн был гораздо умнее Сёрэна и уже несколько раз объяснял такие вещи про него самого, о которых он даже не мог догадаться, хотя вот же они, лежали все время под носом! Но, с другой стороны, как так вообще получалось, что господин понимал лучше, что творится у другого в голове, чем этот самый другой? Йорн, к примеру, знал, как будет Сёрэн себя чувствовать после поединка на кухне. Даже госпожа Лизбет не знала, а Йорн знал. Сначала Сёрэну было очень плохо после потасовки, но, когда он окончательно убедился в том, что его никто не осуждает за драку, какая-то болезненная струна ослабла в душе и перестала столь муторно тянуть. Откуда-то господин Йорн знал, что Сёрэну это нужно — непозволительное, запретное, преступное. Господин Йорн с железной твердостью и в то же время легко, без раздумий позволил Сёрэну побыть несколько минут кем-то другим — кем? Сёрэн теперь сожалел, что потерял контроль: теперь он почти не помнил, что именно думал и чувствовал, пытаясь ударить господина Йорна. Самое главное — зачем он на господина накинулся? Господи, если бы на месте господина Йорна был Хозяин, с Сёрэна бы живьем содрали шкуру и «сделали бы абажур с татуировкой», как не раз угрожал Наставник.

Сёрэн по-настоящему подрался на своем веку только один раз. Со старшим братом. Полгода назад. Для него это был один из самых ужасных моментов в жизни, потому что после скандала их дружба с Ареном стремительно обрушилась и посыпалась вниз по обрыву селевым потоком. Быть может, когда Сёрэн бил господина Йорна, он думал об Арене? О его внезапной ненависти и холодности. Сёрэн постоянно вспоминал старшего брата, когда смотрел на господина Йорна. Арен был очень похож на господина ледяным испытующим взглядом, ожесточенным и холодным выражением, словно мускулы его лица всегда были напряжены, натянуты, и что-то холодное, циническое обнажалось в нем, чем старше Арен становился и чем больше времени проводил вместе с Хозяином. Он был такой же красивый, как господин Йорн. Едва Арен входил в комнату, словно темный принц, глаза Хозяина неизменно загорались тусклым огоньком. Когда Хозяин прибывал раз в три-четыре недели на виллу, он всегда забирал брата к себе, и тот не появлялся по нескольку дней. Часто Хозяин увозил Арена на континент. Потом Арен возвращался усталый и особенно меланхолический, а также более отстраненный, чем обычно. Потом немного отходил, но с каким-то презрением, что ли, поглядывал на Сёрэна, прилипшего к экрану телевизора, где спаривались очередные бабочки или извергался дежурный вулкан, заснятый телевизионными дронами «Нэшнл Джеографик». Арен говорил мало, все чаще сидел и жевал одну за одной палочки мисвак, превращая их зубами в мочало. Сёрэн тогда стал замечать, что брат все меньше времени посвящает каким-либо занятиям, кроме пролистывания комиксов, и объяснял безделье его особыми отношениями с Господином. Арен просто стал «ленивой жопой», заимствуя слова Наставника, ему слишком легко доставалось то, ради чего Сёрэну приходилось коротать недели, попутно придумывая себе развлечения. Теперь Сёрэн пересматривал свое мнение о многих вещах. Сёрэн больше не любил Хозяина и перестал завидовать брату, отчего чувствовал огромное облегчение… Одно лишь настораживало: неужели все добрые чувства столь же переменчивы и способны раствориться буквально за несколько дней? Лишь ненависть и страх отличаются преданностью и постоянством…

А потом случилось непоправимое. Каким образом провинился Арен перед Господином, так и осталось для Сёрэна загадкой, но его наказали. Собственно, Сёрэн до сих пор не мог понять, почему для Арена это наказание стало столь убийственным: ему всего лишь на всего приказали заниматься сексом с младшим братом. Причем Сёрэн впервые оказался верхним и боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не разозлить Арена. Он всегда был крайне деликатен, но здесь вовсе замер, испытывая по большей части лишь нервное напряжение, на заднем плане которого мелькало какое-то жалкое подобие более-менее приятных шевелений. Никакого намека даже на малейшее удовольствия он и не помышлял получить, лишь думал о том, как бы старший не психанул и не сомкнул челюсти — взгляд Арена был совершенно непереносим, когда Наставник, намотав его смоляную косу на кулак, держал брата за ошейник, чтобы тот не вздумал халтурить и отстраняться. К тому же старший Сёрэна уже несколько раз оцарапал острыми кромками зубов — ему их не затупили, в отличие от младшего.