Александровскiе кадеты (СИ) - Перумов Ник - Страница 39

Ну, конечно. Петя Ниткин. У кого ещё могла заклинить простая, как правда, однозарядная малокалиберная винтовка?!

— Фе-едь…

— Тихо, Петь! Лежи! Нельзя на стрельбище вставать без команды! — зашипел на друга Федор.

— Так оно ж того…

— Огонь! — вновь скомандовал Две Мишени.

Федя несколько замешкался — пока возвращал прицел.

— Опаздываем, Солонов! — сделал замечание стоявший за спиной Коссарт. Чего пристал, вообще не его отделение!

— Заряжай! — раздалось тем временем.

— Кадет Ниткин! Что у вас такое? — капитан глядел на несчастного Петю, дергавшего рукоять затвора. — Что вы делаете? Что и как вы вложили в патронник?!

— Прекратить огонь! — загремел господин подполковник, заметив непорядок. — Что такое, Константин Федорович? В чём затруднение, кадет Ниткин?

Вместо ответа несчастный Петя попытался вручить офицерам заклинившую винтовку, простодушно направив дуло прямо в живот Константину Сергеевичу.

— Ниткин!!!

Подполковник ловко извернулся, уйдя с линии огня, выхватил оружие у совершенно растерявшегося Пети.

— Седьмая рота! Команды «встать» не было! — подоспел на помощь и капитан Ромашкевич.

Зашевелившиеся было кадеты плюхнулись обратно. Севка Воротников широко ухмылялся, глядя на попавшего впросак Ниткина.

Офицеры склонились над винтовкой, лежавшей в руках Двух Мишеней, словно врачи над пациентом. Константин Сергеевич с усилием открыл затвор, причём далось ему это непросто.

— Ну, Пётр… — только и сказал он, заглянув внутрь.

Петя обхватил голову руками и лежал сейчас лицом вниз, словно солдат под обстрелом.

— Это ж надо… — начал было Ромашкевич, но тотчас и осёкся под взглядом подполковника.

— Примите командование, Константин Федорович. Кадет Ниткин, встать! За мной, шагом марш! И вы, Александр Дмитриевич.

Аристов с Ромашкевичем повели несчастного Петю куда-то к выходу со стрельбища.

— Кадет Солонов, а вы куда?.. Вам приказа повидать огневой рубеж не было. Отделение, слушай мою команду! Затвор открыть! Патрон вложить! Продолжаем упражнение!..

…Когда рота отстрелялась (Петя, Ромашкевич и Аристов так и не появились), Коссарт велел собрать мишени.

— Не бойтесь, если мало куда попали. Стрельбе, господа кадеты, учатся долго и упорно, и не только тут, на линии огня. Рота, оружие к осмотру!.. — капитан пошёл вдоль линии, придирчиво вглядываясь в открытые затворы. — Хорошо. Рота, становись! По порядку ко мне с мишенями, подходи!

Федор держал в руках белый бумажный лист с чёрным пятном «яблочка» и концентрическими кругами. Из десяти пуль семь легли в «десятку», ещё две — в «девятку» и лишь одна стыдливо темнела в не столь почётной «восьмёрке», хоть и очень близко к внутренней границе.

— Так, кадет Нифонтов… пятьдесят два из ста, заваливаете вправо и вниз, но ничего страшного, поработаем… кадет Воротников, семьдесят один, неплохо, очень неплохо… кадет Бобровский, о, восемьдесят! Стреляли раньше, кадет?

— Так точно, приходилось, господин капитан!

— Где же?

— В… в домашнем тире, — несколько смутился Лев.

— Хорошо иметь таких родителей, — чуть иронично заметил Коссарт. — Кадет Солонов? О! Девяносто шесть, господа кадеты! Девяносто шесть! Где учились, Федор? Небось, отец, полковник Солонов?..

— Никак нет, господин капитан! Оно у меня как-то сразу пошло… ещё в прошлой гимназии…

Нет, на самом деле, конечно, не сразу. Но навострившим уши Нифонтову, Бобровскому и Воротникову об этом знать никак не следовало. Истинный кадет никогда не признается, что прикладывал хоть какие-то усилия, чтобы получить хорошую отметку, всё должно было случаться как бы само собой.

— Вы молодец, кадет. Разрешение на посещение чайной вне очереди.

— Премного благодарен, господин капитан! — выпалил Федор уставное.

И вновь услыхал шипящее, в спину — «Подлиза»»!

Теперь он почти не сомневался, что был это Костька Нифонтов.

Но, само собой, настоящий кадет на подобное внимание не обращает. Потому что если обращает, то надо драться, и вся недолга, а драться сейчас Феде было совершенно не с руки — Петю надо выручать!..

— Господин капитан, разрешите обратиться!

— Что вам, Солонов? — капитан Ромашкевич улыбнулся, однако был занят — заносил в тетрадь первые результаты седьмой роты в стрельбе — так себе результаты, если честно.

— Разрешите спросить — про кадета Ниткина…

— А, — кивнул капитан. — Кадету Ниткину требуются дополнительные занятия.

— Но не…

— Станьте в строй, кадет, — чуть строже закончил Ромашкевич.

Седьмая рота промаршировала к выходу со стрельбища. В небольшой каморке за деревянным столом Федор увидел друга Петю — тот моргал глазами, глядя на аккуратно разложенные перед ним на чистой холстине детали разобранной винтовки. С другой стороны над столом нависал бородатый унтер.

— Вот энто, — поучал он Петю, — именуется «стеблем». У затвора тоже он бывает, не токмо у цветка какого. А вот энто — боевая личинка. Сие — выбрасыватель, чтобы, значить, стреляную гильзу наружу выкинуть. Энто — курок, энто — ударник, который по капсюлю бьёт, значить. А вот это — боевая пружина, её сжимает затвор, когда назад его отводишь…

Перед Петей лежали какие-то схемы и чистый листок, где он лихорадочно что-то чёркал карандашом, то и дело бросая на унтера взоры, полные немого обожания. Похоже, любой, кто мог рассказать Пете что-то новое по части техники и машинерии, поднимался в его глазах на уровень если не Господа Бога, то близкий.

Федору очень хотелось спросить, что же такое учинил Петр Ниткин с винтовкой, но разговорчики в строю, как известно, не допускаются.

И после занятий Петя не появился.

В чайную Федя не пошёл. Одному не хотелось, а друг, видать, совсем застрял на дополнительных занятиях. Вокруг корпуса долгое время стояла тишина, однако перед отбоем где-то в Александровской слободе прокатился быстрый горох выстрелов.

Петя всё не возвращался. Поджидая друга, Фёдор высунулся в опустевший коридор только для того, чтобы нос к носу столкнуться со Львом Бобровским.

— Тссс! Тихо! — Лев почти что втолкнул Федю обратно в их с Ниткиным комнатушку. — Поговорить надо, Солонов… Слон.

«Слон» было хорошим, уважаемым прозвищем и Фёдор решил не упрямиться.

— Ну, чего тебе, Лев?

— Сказал же — поговорить надо! — Бобровский по-хозяйски плюхнулся на Петин стул, оглядел ряды книг. — Вот зубрила, тоже мне ещё…

— Ниткин не зубрила, а мой друг, — насупился Федя.

— Ладно, ладно, уж и слова не скажи, — отмахнулся незваный гость. — Слушай сюда, Слон. Только поклянись, что никому! Даже Нитке.

Федя заподозрил неладное.

— А в чём дело-то? — осведомился он не слишком вежливо. — И Нифонтов с Воротниковым, как, знают?

— Да не знают они ничего! — Бобровский скривил губы. — Я к тебе пришёл потолковать, к первому. Костька хитёр, Севка силён, а тут дело такое, что ещё кой-чего требуется.

— Что, например?

— Голова! Мозги требуются, не понятно, что ли? — рассердился Лев.

Ну, если голова, тогда ещё ничего.

— Так дело говори тогда, чего тянешь?

— Да не тяну я!.. В общем… тут такое дело… Слон, ты… ты привидений боишься? — голос Льва упал до шёпота.

— Вот ещё! — как надо отвечать на подобные вопросы, Фёдор научился ещё в 3-ей Елисаветинской. — Придумаешь тоже, Бобёр! «Боюсь»! Ничего подобного! Что, ночью на кладбище прогуляться решил?

— Да ну тебя! Кладбища — это только малышню пугать да гимназисток!.. Не. Я про подвалы Корпуса. Забыл, что ли?

— Ничего я не забыл, — буркнул Фёдор. — А привидения-то тут причём?

— Да старшие возраста болтали… — Бобровский неопределённо покрути рукой. — Что, мол, то ли светилось там что-то, то ли тени какие-то серые бродили… Астахов-Буйновский с четвёртой роты и брякнул, «привидения», мол. Дескать, подвалы в Корпусе старые, Бог весть, что тут на его месте раньше стояло…