Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр - Страница 40

Последние слова она уже не слышала, поскольку холод залепил уши, а на глазах наросла ледяная корка. Табурет подкосился, Алла упала на бок, скрючившись, как эмбрион. Губы слиплись, лед стянул щеки и склеил нос. Мысли метались внутри черепной коробки, как перепуганные птицы, но холод отловил каждую из них – и безжалостно прикончил.

3.

Она вспомнила: холодно и страшно было в тот первый вечер, когда большая группа волонтеров отправилась в лес на поиски пропавшего Андрея.

Элку сначала не брали, потому что зачем нужна была в лесу взволнованная девчонка без опыта поисков? Но она кричала, ругалась, настаивала, и в конце концов Виктор Витальевич – физрук школы, где учились Капустины – устало махнул рукой. В таких ситуациях трезвый расчет не работает. Только эмоции.

– Пойдешь со мой? – спросила Элка у Лёвы Выхина.

Он сама поднялась к нему на пятый этаж, постучала в дверь. Открыл: большой и неуклюжий, одет в джинсы и футболку, плотно обтягивающую мускулистое тело. К Выхину хотелось прижаться, и чтобы он обнял и никогда не отпускал. Элка знала, что с ним будет легче, проще. Он заберет её горе в случае чего. Так всегда бывает с влюбленными людьми.

Элка взяла Лёву за руку:

– Мне нужна помощь, очень. Я знаю, что вы не ладили, но чем больше людей будет искать, тем больше шансов, что найдем, да?

– Хорошо, конечно, – сказал Лёва. – Как скажешь.

Потом они несколько часов прочесывали лес, от реки до реки. Люди растянулись шеренгой, переговаривались, перекрикивались. То и дело среди деревьев вспыхивали короткие звонкие крики: «Андрей! Капустин! Отзовись!» - но они оставались без ответа.

Элку колотило от внутреннего холода, словно переживания и нервозность обратились в лёд и отбирали тепло. Пару раз она прижималась к Лёве, а он гладил её по волосам. Сочувствовал.

– Что с ним могло случиться? – спросил Лёва в перерыве, когда Элка устало села на ствол поваленного дерева и достала из рюкзака термос с чаем.

– Мама говорит, он должен был встретиться с друзьями у реки, чтобы пойти на сплав, но не дошел. По крайней мере, друзья его там не встретили. Возможно, провалился под лед, когда сам полез в реку. Или заблудился и ушел к горам.

– А дикие звери тут водятся?

– Разве что кабаны и лисы. Андрей знает, что делать, если вдруг наткнется на секача или самку с детьми. Вряд ли бы он растерялся в такой ситуации.

– Значит, остается надежда, что живой, просто бродит где-то там… – Лёва неопределенно мотнул головой. Сквозь голые макушки деревьев проступало серое небо.

– Да. Мы его найдем, обязательно.

В тот вечер не нашли. И на следующий тоже. И через неделю.

Наступил март, поиски постепенно завяли. Листовки на автобусных остановках и столбах поистрепались. С листовок на мир смотрел улыбающийся Андрей Капустин.

Когда волонетерские группы перестали прочесывать лес, Элка стала ходить туда сама. Сразу после школы – на час, два. Бессмысленно бродила среди голых деревьев по давно изученным маршрутам и тропкам. Спускалась к реке. Уходила к серым заснеженным холмам. Снег рыхло таял, серел, проваливался под ногами. А Элке казалось время от времени, что среди хруста снега и перелива птиц она слышит слабые крики потерявшегося брата. Пару раз она совершала что-то идиотское: ложилась на землю, прижавшись ухом к холодной влажной грязи, и вслушивалась. Ничего не слышала, убеждала себя, что сходит с ума от горя и тоски, но не могла заставить подняться. Слушала, слушала и слушала.

Однажды она проснулась среди ночи от холода. Окна в детской были закрыты, одеяло – натянуто до носа. Но губы дрожали, на коже выступили крупные мурашки. Хотелось обнять батарею. Элка привстала на локтях и увидела, что на кровати Андрея кто-то сидит. Не брат, а кто-то другой, большой и страшный. Она моргнула – и видение исчезло. Но осталось тревожное ощущение присутствия. Кто-то хотел занять место Андрея, вытеснить его из настоящего. Этого нельзя было допустить.

Элка выскользнула из-под одеяла, дрожа от холода, и старательно проверила все защелки на окнах, вышла в коридор – к входной двери. Проверила там тоже. Потом обошла тихую спящую квартиру, проверяя окна в кухне, в спальне родителей, в гостиной комнате. Каждый долбанный замочек. Сердце колотилось часто-часто и успокоилось только в тот момент, когда была проверена последняя защелка. Ощущение чьего-то чужого присутствия прошло. Элка вернулась в кровать, чувствуя, как тело снова наполняется теплом. С той ночи она проверяла замки в квартире каждый раз, когда собиралась уснуть. И следующие двадцать лет тоже.

Весь март Элка ходила в лес. Хотела прочесать его, как гребенкой, от деревца к деревцу, вдоль реки, посмотреть под каждым камнем, в каждой яме. На чудо уже не надеялась. Скорее – на удачу.

Март выдался теплым, снег растаял быстро, но в лесу все равно местами лежали рыхлые грязные сугробы, а вокруг деревьев скопились лужи.

Иногда с ней на поиски отправлялся Лёва. Он сделался тихим и хмурым, будто подстраивался под настроение Элки. Но с ним было уютно, тут не поспоришь. Уютно и не страшно.

Иногда Элка думала, что влюбляется в Лёву – как влюбляются все молоденькие барышни в старших классах – готова была нырнуть с головой в эту первую любовь, не разбирая мыслей. Она злилась, если Выхин не шел с ней домой после школы, сама приходила к нему в гости по каким-нибудь несущественным поводам, таскала его в кино и в парк развлечений.

Но чаще она вспоминала про брата, и любовь отодвигалась на задний план. Потому что нельзя любить и горевать одновременно. Элка собирала вещи и отправлялась в лес, на безнадежные уже поиски. В лесу она успокаивалась ненадолго, а мысли переставали быть гнетущими и тяжелыми.

Потом у Элки случился нервный срыв. Она не помнила подробностей, но мама рассказала. Душной апрельской ночью Элка прошла на кухню и стала куда-то собираться. Она суетливо бегала от одного шкафчика к другому, роняла посуду, не замечая, хватала всё, что попадется под руку и запихивала в старый походный рюкзак брата. На шум прибежали родители. Элка металась по кухне, наступая босыми ногами на осколки от разбитых тарелок и чашек. Глаза её были вытаращены, из уголка рта текла слюна. Элка не отреагировала на крики, а когда отец крепко взял её за плечи, заверещала так, будто угодила в раскаленную печь. Пыталась вырваться. Укусила отца за руку. Шипела. В конце концов Элка рванула к окну и выпрыгнула в ночь.

Её искали несколько часов, а обнаружили по дороге к загородному кладбищу. Элка брела по обочине, держа в руках фарфоровую кружку с фотографией брата. Она не сопротивлялась, когда приехали врачи, и не выглядела агрессивной. Отказывалась говорить и есть, только едва слышно плакала и шмыгала носом.

В себя Элка пришла уже в больничной палате, заменив два полноценных дня черной дырой беспамятства.

На тумбочке у кровати лежал пакет с мандаринами и минералкой. Из руки торчал катетер, небрежно заклеенный зеленым пластырем. А из коридора стоял и смотрел на нее перепуганный Лёва.

– Я думал, ты умрешь, – признался он, осторожно заходя в палату. – Сидел тут со вчерашнего утра…

– Дурак ты, Выхин, – пробормотала Элка. Она была так слаба, что не могла даже злиться как следует. – Нельзя так. Вся школа теперь трындеть будет.

– Ну и пусть трындит. Это обычная дружба.

– Ага, дружба. Я ж говорю, дурак…

Он подошел, опустился около койки – и даже сидящий на коленях был на голову выше лежащей Элки. У нее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Лёва Выхин наклонился и осторожно поцеловал Элку в губы.

От него почему-то пахло влагой леса, мхом. Губы были чуть потрескавшиеся и шершавые. Но это ведь не важно, правда? Закружилась голова, Элка ответила на поцелуй, собрав все силы, которые могла, и не отрывалась, пока не потемнело в глазах. Она упала на подушку, глупо и нелепо улыбаясь.

– Ну зачем? – спросила. – Что это даст?