Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр - Страница 18

С тех пор Выхин старался не привязываться к женщинам. Слишком больно и тяжело было расставаться.

– Когда ты в последний раз целовался? – спросила Алла с игривым детским подтекстом, неуместным в её возрасте, да и в ситуации в целом.

Они остановились у подъезда. Выхин похлопал по карманам, отыскивая ключи. Алла улыбнулась, вдавила кнопки домофона, открыла дверь. Бледный свет расчертил на лице Аллы карандашные линии и мятые тени.

– Не надо, – пробормотал Выхин.

Алла привстала на носках, коснулась сухими шершавыми губами его губ и сразу же отстранилась.

– Пойдём к тебе? – спросила она. – Выпьем, вспомним прошлое, наверстаем упущенное.

Понятно было, о каком упущенном она говорит. Вот только Выхин всё ещё видел образ Элки из прошлого, Элки, которая выбралась из бассейна – милая, хрупкая, молодая – и шла к нему, кутаясь в махровое полотенце. Он хотел Элку, а не Аллу. Мечтал о прошлом, а не о настоящем.

– Не ссы, красавчик, – Алла интерпретировала его молчание по-своему, потянула Выхина к лестничному пролету, мимо двери собственной квартиры, утащила на пятый этаж, шумно топая в сонной тишине, и сама же открыла дверь в его квартиру. Шлепнула ладонью по выключателю. Выхин сощурился от яркого света. В квартире было душно и вязко.

Алла по-хозяйски протопала на кухню, стягивая на ходу армейскую куртку. Хлопнула дверцей холодильника, включила чайник. Как у себя дома.

Выхин не торопился разуваться, возился в коридоре. Не хотелось ему продолжения.

– Ну, долго ждать? – спросила Алла, появляясь в дверях кухни. В руке у нее была полторашка пива. – Нагреется, потом противно будет.

– Ты сколько раз была замужем? – спросил он, оттягивая неизбежное.

– Один. И больше не хочу. Нет смысла в браке, если нет сильной любви. Знаешь, говорят, главное, чтобы человек был хороший, а дальше стерпится и слюбится. Так вот неправда. Нет любви, значит нет и всего остального – страсти, будущего, планов. Обожглась, и хватит. А ты? Семья, дети?

Выхин мотнул головой. Он как раз закончил расшнуровывать ботинки и направился в спальную комнату, включить кондиционер. Алла вошла тоже, держа в руках две кружки, наполненные до краев рыхлой пузырящейся пеной.

– Что за чудо природы? – указала на крепость из одеял и стульев. Её хорошо было видно сквозь открытую дверь в бывшую детскую. – Ты там спишь? Слушай, а я ведь что-то такое помню… Мы были у тебя в гостях, точно. Ты показывал.

Воспоминания вспорхнули в жёлтом свете комнаты, будто проснувшиеся мотыльки. Выхин бы их всех переловил сейчас, если бы знал, как.

– Нырнём туда? – спросила Алла.

– Жарко и душно. – Он замер, подставив пышущее жаром лицо под ледяную струю воздуха из кондиционера. – Алла… я не знаю, что мы делаем. Зачем? Всё давно в прошлом. Мы другие, понимаешь? Нельзя просто так вернуться в точку, с которой бы всё началось заново.

Она усмехнулась, протянула кружку с пивом. Шумно глотнула, слизывая пену над губой. Как-то грубо и по-мужски. Сказала:

– Дурачок ты, Выхин. Нафантазировал всякого. Я же не говорю про большую и чистую любовь. Она пропала, фьюить, где-то там, в прошлом. Я не уверена даже, что что-то между нами могло бы быть. Не скрою, хотелось бы. Но мы оба были молодые, влюблялись в кого попало, не думая о будущем. А вот сейчас, на этом самом месте, ты что скажешь про нашу любовь? Дожила бы она до этого времени?

Выхин неопределенно пожал плечами. Он редко задумывался о чём-то подобном. Его жизнь походила на спринтерские стометровки, ограниченные и короткие.

– Я не вижу любви, Выхин. Сейчас между нами ностальгия, страсть из прошлого, мы в одном моменте и на одной волне. Давай же напьемся и растянем этот момент, ну, скажем, на час или два. А потом разбежимся, как в море корабли. Не надо фантазировать, Выхин. Не думай о чём-то более глубоком, чем есть на самом деле.

Он тоже выпил пива, чувствуя холодный горьковатый привкус, приятный и желанный. С лёгкой радостью стал ждать опьянения, которое сбросило бы его настроение, как испорченную ткань с лица.

– А я ведь тебя правда любил, – сказал он. – Поэтому и накручиваю, наверное. Сравниваю тебя из прошлого с тобой же из настоящего. Примеряю нашу с тобой несуществующую жизнь. Как бы она повернулась, чтобы с ней было, как далеко мы бы с тобой забрались в этом путешествии.

– Путешествие… – у Аллы некрасиво скривились губы. – Сидели бы в этой вонючей пятиэтажке до старости. Дом, работа, дом, поисковые отряды, командировки в Краснодар, отпуск в Сочи или в Крыму. Бывают путешествия, от которых чувствуешь только усталость. Твоя жизнь без меня получилась намного ярче.

– Мы никогда не узнаем.

– Почему же? Ты объездил полстраны, постоянно в движении, один город за другим. Я видела рисунки, что ты присылал своей маме. Новосибирск, Владикавказ, Казань, Ростов… сотни мелких городков, о которых я никогда не узнаю. И везде – что-то новое, что-то интересное. Я бы тоже так хотела. А сижу тут, ерундой занимаюсь.

– Выглядит не так, Алла. Не так романтично. Это бегство. – он залпом опустошил кружку. – У меня психическая болезнь. Мне все время кажется, что меня кто-то преследует. Знаешь, есть мания преследования. Только называется правильно – бред. Бред преследования. Потому что не на самом деле. Сказали, что это связано с травмой детства, когда одна компания травила меня и постоянно преследовала. Знаешь о ком речь? То-то же. У меня есть лекарства, я прохожу курсы терапии, лечусь. Должно проходить, по идее. Люди и не с таким живут. Но не проходит. Время от времени я начинаю чувствовать неконтролируемую панику. Хочу убежать куда-то, где меня никто не найдет. Ничего не могу с собой сделать. Собираю вещи и уезжаю из города. Бросаю работу, друзей, которые могли появиться, жилье. Мне нужно бежать, бежать, трястись в поезде, отсчитывать километры и расстояния, а потом в каком-нибудь далеком мелком городишке сооружаю себе вот такую крепость из одеял и стульев, прячусь внутри… и только тогда на очень короткое время чувствую себя в безопасности.

Алкоголь ещё не ударил в мозг. Виной всему были адреналин и санаторий. Выхин понял, что разглядывает крепость, хочет укрыться в ней, спрятаться. Потому что затылком чувствовал приближение опасности. Это чувство было ему знакомо так сильно, что Выхин даже обрадовался.

– Значит, от нас ты тоже сбежишь когда-нибудь?

– Само собой.

– Ну тогда, зачем жалеть о любви, которой не было? Получается, ты бы и от меня сбежал.

– Не факт. Может быть, ты бы удержала меня. Не дала сорваться. Может быть, мне тебя и не хватало, чтобы купировать болезнь. Кто знает?

Выхин заметил взгляд Аллы – удивленный и растерявшийся – понял, что сболтнул лишнего.

– Пойдём, – сказал он, – покажу.

Задрал полог одеяла, нырнул в застоявшуюся духоту, в которой, как мухи в меду, плавали запахи пота и грязных простыней, немытых волос и вчерашних носков. Запоздало увидел слева от спального мешка оставленную с утра старую тетрадь с рисунками, открытую на неровном клочке выдранной бумаги, зацепившейся за скрепку.

– Что это? – Алла тоже заметила, неуклюже пробралась за полог, в полумрак, взяла тетрадь. – Знакомое… очень похоже на Маро, только толстая. Это она, да? Ты рисовал всех нас…

Перевернула страницу, хмыкнула, но ничего не сказала. Затем еще одну. И так до конца тетради, задерживаясь на каждом рисунке на пару секунд. Выхин замер на корточках у ног Аллы, продолжая держать отвернутый полог одеяла. Чувствовал, как немеют от напряжения кончики пальцев.

– Меня не было, или вырвал? – спросила, наконец, таким тоном, словно знала ответ.

– Тебя здесь не должно было быть.

– В тетради или сейчас в твоей крепости?

– Везде… тогда, в детстве, я злился на тебя. За то, что ты сестра Дюши Капустина, что из-за тебя я должен был вечно оглядываться по сторонам. Сейчас я злюсь на тебя за то, что ты не такая, как была раньше.

– Ну вот, наконец-то, правда. Тебе надо чуточку больше выпить, Выхин. Какая «не такая»? Старая? Растолстевшая? Зубы желтые, ноги кривые, одета непонятно во что, от волос пахнет табаком, а не клубникой. Ты это ведь хотел сказать?