Отшельник (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 40

— А чего нам обманывать? — охотно согласился Иван. — Вот пулемёт мои орлы у спецуры попятили, так они сами виноваты. Кто их просил в большой семье клювом щёлкать?

Автоматов было всего десять штук, но это ровно в десять раз превышало ожидания Самарина. Верный армейский принцип — проси больше, получишь сколько нужно, в этот раз не сработал, что могло только радовать.

— Извини, Михалыч, подствольников нет, — развёл руками Николай. — Но ручных гранат с прошлых учений осталось немного. Ну и мелочи кое-какие прихватили.

— А патроны?

Николай усмехнулся:

— Ты не только внешне помолодел, но и вопросы какие-то детские задавать начал. Ящики с патронами мы в лодке оставили.

— Кстити, — оживился Иван. — Тебе и в самом деле больше сороковника не дашь, да и то из-за седой бороды. Признавайся, где-то в саду молодильные яблоки выращиваешь?

— Завидно? — улыбнулся Андрей Михайлович. — Могу и вам такое омоложение устроить. Избавление от любых юолезней гарантирую, и даже новые зубы вырастут.

— Бля-я-я… — протянул Иван.

— Что такое?

— Да он в прошлом году импланты на обе челюсти поставил, — со мсешком пояснил генерал. — По полторы сотни за зуб.

— Баксов?

— Он у нас эстет, еврами расплачивался. Но, как я понял, уже без разницы?

— Правильно понял, Коля, — кивнул Самарин. — Процессуже пошёл.

— Пошёл так пошёл, — согласился Николай. — А теперь всё же объясни, что у тебя за проблемы нарисовались? Кого будем мочить?

Андрей Михайлович вздохнул, собираясь с мыслями:

— На нашей прошлой встрече…

— Это года ты на бильярдном столе плясал?

— Не перебивай, Ваня. Так вот, если помните… Вы что-нибудь помните?

— Вообще-то я думал, что ты пошутил, — признался Николай. — Или недавно прочитанную книжку пересказываешь. А что, я тоже под настоение фантастику уважаю.

— А без настроения?

— Тогда водку. Ладно, Михалыч, кроме шуток…

— Есть у меня этот переход в прошлое.

— Где?

— Мы как раз через него на Камазе к реке выезжали.

— Там обыкновенные деревянные ворота.

— Ну уж какие есть.

— Да уж, без бутылки не разберёшься, — Иван с надеждой посмотрел на старшего по званию.

— Обойдёмся, — решил генерал. — Нам сейчас светлые головы нужны.

Через три часа утомительных разговоров Андрей Михайлович окончательно убедил друзей, что переход в другой мир не является плодом его больного воображения. В убеждении очень помог груз с нижегородского речного каравана — связки дорогих собольих и куньих мехов нельзя объяснить банальной шизофренией. И тюки выделанных овечьих шкур тоже не свалишь на старческое слабоумие. Если только на массовую галлюцинацию, но вроде бы все трезвые?

— Так ты говоришь, Михалыч, этот Шемяка собирается свалить за бугор с мешком казённых денег? Вот же сучонок! — Николай стукнул кулаком по столу. — Мне, между прочим, тоже за державу обидно!

— И не куда-нибудь, а в Литву хочет, — обратил внимание Иван. — Мне эти лабусы никогда не нравились!

— Вообще-то будущие лабусы в этой Литве приличным людям тапочки в зубах приносят, — счёл должным пояснить Андрей Михайлович. — Да и нет пока такого народа, есть жемайты, ятвяги, жмудины и прочие аушкайты.

— Вот выражаться не нужно, — насупился Иван. — Они мне под любыми названиями не нравятся.

— Не будем спорить о терминах, товарищи, — подвёл итог генерал. — Предлагаю грузиться на лодку и решать проблему на месте. Как говорили классики — промедление смерти подобно!

— Тьфу на тебя, Коля, — сплюнул через левое плечо Самарин.

— Отставить суеверия, Михалыч! Жаль только, нас трое всего, а в лодку человек десять свободно поместится.

— Местное ополчение могу собрать.

— Автоматы им дашь?

— А что такого? Даже негры в Африке осваивают, а тут практически цивилизованные люди, — пожал плечами Андрей Михайлович. — В этом времени огнестрельное оружие уже известно.

— Ну, раз известно… А местные воевать согласятся?

— Почему бы им не согласиться? Я всё же князь.

— Кто князь? Ты князь?

— Да, я. Разве это плохо?

Вадим Кукушкин ехал в Любимовку в дурном настроении и, выражаясь высоким штилем, крайне прескверном расположении духа. Не каждый день и не в каждой больнице её главного врача находят в собственном кабинете с пулей в голове. И, если судить по отсутствию звука выстрела, работали с глушителем.

Теперь больницу трясут все, начиная с прокуратуры и следственного комитета, заканчивая до боли родным и неискренне любимым министерством здравоохранения. Самого Вадима, несмотря на железное стопроцентное алиби, затрахали допросами, беседами, ненавязчивыми и даже доброжелательными попытками завербовать в добровольные осведомители… короче, влезли в душу с грязными сапогами, потоптались там изрядно, напоследок нагадили, но обещали вернуться и повторить процедуру неоднократно.

Измученные нервы настоятельно требовали хоть кого-нибудь убить для успокоения, желательно с применением бензиновой пилы и мясницкого топора, и чтобы избежать конфликтов, миролюбивый врач-кардиолог за пару бутылок коньяка организовал себе приступ редкой болезни с труднопроизносимым латинским названием, и ушёл на больничный, плавно переходящий в плановый отпуск. Отдохнёт в Любимовке неделю в тишине и спокойствии, а там и Маринка с детьми подтянется. А все следователи идут лесом и болотами!

Телефон дяди Андрея отзывался стандартной фразой об отсутствии в сети, и Вадим решил рискнуть проехать на своей пузотёрке прямо до деревне. Помнится, у бандюков-вымогателей это получилось. С самыми печальными для них последствиями, но тут уж не дорога виновата.

И получилось проехать! Машина лишь в нескольких местах задела защитой картера за выпирающие из земли корни деревьев, немного побуксовала на брошенных в грязь вениках, но прошла. О том, как будет выбираться обратно в случае дождливой погоды, Вадим старался не думать. Это когда ещё случится? Может, дожди вообще стороной пройдут?

Вечерняя Любимовка встретила тишиной и полным безлюдьем. Вообще никого, даже дачников нет в соседних домах.

— Опять дядя Андрей геройствовать отправился, — вздохнул Кукушкин, открывая незапертые ворота. — Ну вот и хорошо, зато никто не станет отвлекать от полноценного отдыха.

Но в глубине души Вадим огорчился. Ему тоже хотелось подвигов и приключений, тем более под дядиным присмотром он чувствовал себя в полной безопасности. Но что поделаешь… придётся и в самом деле тупо лежать на диване, изредка выбираясь на рыбалку. Тюлений отдых, мать его…

В задумчивости Кукушкин прошёл ко вторым воротам, попутно отметив вырубленные кусты и глубокие следы от колёс какой-то крупногабаритной техники. Что тут Андрей Михайлович загонял в прошлое, неужели раздобыл по знакомству списанную установку залпового огня? А что, дядя и не на такое способен.

Ворота, как и ожидалось, были закрыты. Вот как так получается, замков и засовов нет, а открыть могут только два человека? Прямо фантастика какая-то! А самому Вадиму и остаётся, что подглядывать в другой мир через дешёвый китайский глазок. Обидно, да? Ещё как обидно! Заглянуть не успел — левая створка приоткрылась, и в проёме показалась спина Андрея Михайловича. Он стоял лицом к Клязьме, и кричал кому-то оставшемуся на берегу у большой лодки:

— Сигареты забыл! Я сейчас быстренько! — потом обернулся. — О, Вадик! Ты давно приехал?

— Только что, даже в дом не заходил.

— И нечего там делать. Ты едешь с нами.

— Куда?

— На войну, куда же ещё? Или не рад?

Вадим хлопнул себя по лбу и тяжело вздохнул. Не хотелось признаваться себе, но стремительное осуществление мечты о подвигах слегка пугало.

— Но аптечку…

— Мужики с собой привезли, не переживай. Давай в лодку, а я сейчас вернусь.

— И документы в машине остались.

— Кому ты их здесь показывать будешь? Иди, Вадик, иди.

У лодки на берегу два человека солидного возраста с явно выраженной военной выправкой обучали местных пейзан разборке и сборке автомата Калашникова. Бородатые мужики в кожаных лаптях и бронежилетах поверх овчинных безрукавок с точки зрения жителя двадцать первого века выглядели комично, но сами ополченцы были эталоном внимательности и сосредоточенности.