Отшельник (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 22

— Всё ты правильно говоришь, Касим, — Андрей Михайлович сделал глоток вина, оказавшегося жуткой кислятиной. — Но никак не могу найти подвоха в твоих словах.

— А он есть? — фальшиво удивился хан.

— Его не может не быть.

— Ты прав, — Касим тоже приложился к кубку и скривился. — Как вы эту дрянь пьёте? Ну да ладно… Вот только то, что ты принимаешь за подвох, на самом деле предложение.

— Какое?

— Пусть Великий Князь Иван женится на моей дочери.

— Хм…

— Правда, у меня пока один сын, но это дело такое…

— И твои внуки будут править Русью?

— Неправильно понимаешь, боярин, — рассмеялся Касим. — Когда-нибудь сын Великого Князя Московского будет править Великой Степью.

— Но тебе это зачем?

С лица потомка Чингиз-хана пропала улыбка, и он стал казаться много старше своих лет:

— Иначе у нас нет будущего, боярин. Кто сейчас вспомнит про гуннов, хазар, половцев? Будущее там, где по земле прошлась соха землепашца. Ты был в Казани, боярин Андрей?

— Да как-то… — не говорить же, что четыре года прожил в одном из красивейших городов России?

— Вот именно! — неизвестно с чем согласился Касим. — У остальных ещё хуже. А я город мечтал построить. Представляешь, боярин, город моего имени?

— Касимов? — там Самарин тоже бывал неоднократно. — Хорошее имя для города.

Хан опять улыбнулся, на этот раз мечтательно:

— А в городе пушки льют… — и добавил невпопад. — Знаешь, я ведь хотел под руку Василия Васильевича пойти, но вот оно всё как повернулось.

Андрей Михайлович остановил дёрнувшегося было с замечанием Дионисия и показал кулак, призывая немного помолчать и не мешать Касиму изливать душу. А у того после двухсот граммов коньяка и кубка местной кислятины развязался язык. Сначала пошли жалобы на судьбу, заковыристая ругань в адрес султана, и в конце концов хан пришёл к мысли, что свадьбу ещё не рождённой дочери и Великого Князя Московского лучше всего отпраздновать в Царьграде. Или на его развалинах, что тоже вполне устроит.

— А потом Вильну сжечь, — буркнул тихонько Дионисий, но был услышан.

— Договорились, — мгновенно протрезвевший Касим протянул руку. — Я вам Вильно, а вы мне пушки.

— Где же мы их возьмём?

— Не знаю, но десятка три мне бы хватило.

Андрей Михайлович кинул на Дионисия недобрый взгляд и ответил максимально неопределённо:

— Обещать не будем, хан. Но мы подумаем над твоим вопросом.

Через четыре дня шесть тяжелогружёных ушкуев в сопровождении резиновой лодки вышли из Нижнего Новгорода вверх по Оке. Прежние владельцы этих корыт бесследно сгинули в недавней смуте, а груз считался безвозвратно загубленным пожаром. Правда, Самарин подозревал, что бесхозный товар поменял хозяина и вернулся на те же самые суда в качестве подарков, но от этого он не становился менее ценным.

При прощании Касим признался, что про пушки он неудачно пошутил, но пообещал вернуться к этой теме, когда ясачные вогулы и вотяки смогут найти медь в Каменном Поясе. Пока жа просил подумать над возможностью наладить регулярные поставки хлеба в обмен на воск, войлок, кожи и выделанные овечьи шкуры. Пока же подарки — это просто подарки без всяких условий и обязательств.

Взамен он получил бронежилет, две зажигалки, пять толовых шашек с детонаторами, и благословление отца Евлогия, уцелевшего в побоище и приглашённого личным духовником к малолетнему Великому Князю.

Священник Самарину понравился несмотря на суицидальные наклонности, и он рассчитывал, что поп не развалится по дороге от старости. Тимофея, то есть уже Ивана Васильевича, должно воспитывать в традиционных ценностях, а то уже поползли слухи про каких-то латынян, намеревающихся отдать Русь Римскому Папе через близость к престолу. Недоброй памяти Гришка Отрепьев примерно за это и поплатился в своё время.

Кстати, когда отец Евлогий окропил надувную лодку святой водой и та не исчезла в смрадном дыму, вопросов не задавал. Мало ли какую махину изобретут в заморских землях? Если господь допускает её существование, то и людям пользоваться не греховно.

Вообще-то Андрей Михайлович не собирался показывать технику двадцать первого века, но Дионисий убедил блеснуть богатством и морально отомстить за глупую шутку с пушками. В принципе, верно. Пусть видят, что не голодранцы какие, из милости признанные равными, а вполне обеспеченные люди, владеющие восьмым чудом света.

Самарин проводил исчезающий за поворотом Оки город и вдруг рассмеялся:

— Слушай, Дениска, а если нам сюда посадницей Полину Дмитриевну определить?

— Не примут бабу.

— Ты так думаешь?

— Ну, вообще-то… — слегка смутился Дионисий. — Но побойся бога, боярин! Город и без того пострадал, а тут ещё это наказание.

— Лишь бы согласилась.

— Свят-свят-свят…

Ушкуи разгрузили на пустынном берегу Клязьмы, и после расчёта один из шести отплыл вниз по течению, увозя довольных заработком артельщиков в Нижний Новгород. Оставшиеся пойдут на дрова, хотя Кукушкин предлагал продать полусгнившие посудины коллекционерам. Правда, где взять желающих выложить деньги за откровенный хлам, он не знал.

Грузы перевозили на садовой тележке, но даже втроём и с помощью механизации управились только за неделю, как раз к моменту, когда у Вадима заканчивался отпуск. Племянник злился, и в конце концов раздражённо швырнул дерюжный мешок с кругляшами воска на землю:

— В гробу я видел такой отдых, дядя Андрей.

— Умаялся, бедолага? — с преувеличенной заботливостью спросил Самарин. — Это тебе не бумажки в кабинете с места на место перекладывать и не рецепты выписывать неразборчивым почерком.

— Я врач, а не грузчик!

— А здесь не больница, так что хватай мешок и тащи.

— Да лучше бы в реанимации… — Вадим замолчал, обдумывая только что пришедшую в голову мысль. — Слушай, дядя Андрей, а если нам тут лечебницу поставить? Не в доме, конечно, а на берегу? Поставим острожек с бетонными стенами, поверху колючую проволоку пустим, бойницы с пушками… Заодно будем Клязьму контролировать. Как тебе такая идея?

— Лечить кто станет?

— Я и буду лечить.

Самарин почесал седую бороду, и вздохнул:

— Так бы да, мысль хорошая. Только твоя Маринка на переезд не согласится. Её тёплый сортир нужен, ванна каждый день… Опять же, детям в школу ходить.

— Зачем переезжать? Путного фельдшера из пенсионеров на постоянное проживание, пару медсестёр, а я буду появляться три раза в месяц. Или чаще, по возможности.

— Не взлетит, — ответил Андрей Михайлович цитатой из старого анекдота. — У нас денег нет на этот острожек.

— Ну… — почему-то засмущался племянник.

— Так! — подобрался и построжел Самарин. — Колись, Вадик.

Вадим застенчиво поковырял траву носком кроссовка и с большой неохотой признался:

— Пока вы с Денисом в Нижнем Новгороде были, я сюда нашего главврача привозил. И жену его. И тёщу тоже.

— Вадик, твою мать мою сестру! Не мог обойтись бутылкой своей волшебной водки? Сам говорил, что она даже покойнику потенцию возвращает.

— Какая водка? Я пошутил.

— А лысина?

— Туда-сюда через ворота шастаю, вот и… Да сам знаешь!

— И что главврач?

— Посидели зорьку с удочками на Клязьме всем семейством, а вечером я их напоил коньяком с отваром пижмы.

— Она же ядовитая.

— Смотря в каких дозах. Зато после чудодейственного эликсира глист не будет.

— Целитель хренов!

— Сто пятьдесят тысяч.

— Сколько?

— Мало, не спорю. Но первые клиенты, так что пришлось демпинговать.

На шум из ворот выглянула Полина Дмитриевна. Она готовилась к вступлению в должность наместницы Нижегородско-Суздальского княжества, и была одета в соответствии с модой середины пятнадцатого века с небольшими изменениями. За образец взяли фотографию княгини Зинаиды Юсуповой на знаменитом костюмированном балу 1903 года. Причём, по мнению Андрея Михайловича, бабушка Поля отличалась от оригинала в лучшую сторону, особенно после согласия заменить настоящие драгоценности качественной бижутерией. Наряд пошили в рекордные сроки, и его стоимость стала Великой Тайной, сберегаемой лучше, чем коды запуска стратегических ракет.