Пропавшая кузина (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 15

Надо отдать графу фон Шлиппенбаху должное, свой предохранитель он отключил. Напряженная работа мысли, заметная по его лицу, свое дело сделала, и через несколько секунд он выдал:

— Но… Но это же получится чудо-оружие!

Ну вот, наконец-то сообразил. Однако же, умственные способности моего приятеля я явно недооценил — поработав мозгами еще пару секунд, он развил тему:

— А мою шпагу инкантировать сможешь?

— Пожалуй, смогу, — честно говоря, мне и самому стало интересно. За такое дело мы сделали еще по паре хороших глотков, но тут принесли обацду, редьку[17] и брецели, так что оба сосредоточенно заработали челюстями.

…Шпага у Альберта оказалась непростая. «Колишемард» — так он назвал этот ранее мне незнакомый вид оружия. Клинок у нее был широким и толстым примерно на шесть вершков[18] от эфеса, а дальше — узким и тонким. Я сообразил, что сделано это для усиления парирующих свойств оружия без общего его утяжеления, и не ошибся. Повертев шпагу в руке и выполнив несколько приемов, насколько это позволяли размеры комнаты, идею я оценил, но все же уточнил у графа:

— Не слишком слабый рубящий удар получается при таком клинке?

— Ничего подобного! — заверил меня Альберт. — У меня рука твердая, да и клинок из отличной стали! Золинген![19]

Ну, Золинген, это да. Ножницы и бритвы из Золингена и у нас в Москве продают. Недешево продают, между прочим, очень недешево, но все равно долго они на прилавках не залеживаются. Мысленно я начал набрасывать контуры плана работы по инкантированию шпаги, когда граф несколько невпопад похвастался:

— Эта шпага уже попробовала крови!

— Вот как? — удивился я. — Ты на дуэли дрался? Разве они у вас не запрещены?

— Два раза, — Альберт аж приосанился. — Запрещены, конечно, но… У нас в Восточной Пруссии на это смотрят не особенно внимательно.

— Если не секрет, из-за чего дрался-то? — мне стало интересно.

— Из-за длинного языка, — Альберт довольно усмехнулся. — Один раз из-за чужого, один — из-за своего.

Я уже не раз замечал, что с самокритикой у товарища полный порядок. На этом я интерес к причинам поединков потерял, а вот кое-что другое узнать, наоборот, захотелось.

— И как? Кто кого?

— Две победы, — самодовольно засиял граф. — Правда, оба раза дрались до первой крови, но без защиты, как на мензуре… А у вас как с этим?

— Тоже запрещено, — ответил я. — Только у нас еще смотрят, кто прав, кто виноват. Так что и наказать могут от всей души, и отпустить с миром. Могут и весь род наказать за одного виновного…

— Строго… — покачал головой Альберт.

— Строго, — не стал я спорить. — А если в поединке несовершеннолетний участвовал, достанется и родителям. Поэтому я пока что только на кулаках дрался. Да и кто постарше, тоже нередко кулаками машут вместо железок — властям до такого дела нет.

— На кулаках? — удивился граф. — Да уж, видел я, как умеешь на кулаках… И чем это безопаснее железа?

— Да я раньше так не умел, с магией-то, — честно признался я. — Обычным образом бился.

— Но это же прямо как англичане! — слово «англичане» он произнес так, как будто это совершенно недопустимое в приличном обществе ругательство. Впрочем, я Альберта понимал и понял бы даже в бывшем своем мире — что там, что здесь островитяне очень хорошо умеют вызывать неприязнь к себе.

— Не знаю, как там на чахоточном острове, — употребленное мной название обиталища коварных британцев Альберту явно понравилось, — а у нас ходить с синяком позорно. Так что если ты кулаком попортишь противнику портрет, он будет долго сидеть дома, почти что как раненый.

— А если тебе попортят? — осведомился граф.

— Будешь сидеть дома сам, — пожал плечами я и мы оба дружно расхохотались. — Ладно, Альберт, — я вернулся к упущенной было теме, — что тебе нужно от твоей шпаги?

С инкантированием двух единиц холодного, или, как тут говорят, белого, оружия я закончил уже за пару дней до каникул. Заказчики, что я, что Альберт, остались вроде бы довольны. Вроде бы — потому что по-настоящему такое оружие проявит себя только в настоящем поединке, а таковых пока не предусматривалось. Зато обнаружилась интересная особенность — иметь сразу две инкантированные шашки оказалось невозможно. Когда настоящая боевая шашка после всех моих трудов не показала никаких отличий от того, что было раньше, я вообще подумал, что ничего у меня с ней не вышло, пока в голову не пришла мысль вернуть к обычному состоянию шашку учебную, так и остававшуюся в режиме чудо-оружия. Мысль оказалась правильной, не иначе, опять сработало предвидение — едва тупая шашка снова лишилась магической подпитки, боевая показала себя во всей красе. На испытаниях же мне приходилось сильно сдерживаться, чтобы не покромсать Альберта, как и он старательно умерял свою прыть, дабы не наделать во мне дырок. Тем не менее, меня это более чем устраивало. Настолько устраивало, что я подумал-подумал, да и не стал делать инкантированность боевой шашки обратимой. Пусть она так и остается боевой, а учебная — учебной. В конце-то концов, раз с ней у меня не будет решающего преимущества, это даже полезнее — не зря же у римлян учебное оружие было тяжелее боевого, а уж они-то в боевой подготовке толк понимали. Да, немного обидно и жалко было оставить в прошлом столь нелегко давшуюся мне обратимость свойств наговоренного оружия, но жизнь ставит свои условия, не выполнять которые обойдется себе дороже. Ну и ценный опыт, полученный на этом, никто тоже не отменит.

Каникулы наступили как-то незаметно. Просто вчера надо было идти в университет, а сегодня уже нет. В последние дни семестра я стал полноправным членом братства, и это историческое событие было должным образом отмечено в пивной вместе с окончанием учебы. А где-то на второй или третий день каникул мы с Альбертом отмечали наступившую свободу уже куда скромнее и всего вдвоем.

— Алекс, — сказал Альберт, когда мы одолели по полкружки и нанесли невосполнимые потери закускам, — я, конечно, понимаю, что тебе очень хорошо с хозяйкой и служанкой, но…

— А ну-ка, стой! — что там за такое «но», он еще скажет, сейчас меня куда больше интересовало другое. — Ты вообще откуда знаешь?

— Если помнишь, — Альберт хихикнул, — я собираюсь стать полицейским чиновником. И чему-то меня уже научили. А еще я не слепой и не глупый. Ты часто не ночуешь у себя в комнате. Вряд ли вы с Анной прячетесь у нее, в каких тесных каморках живет в доме прислуга, я пару раз видел. Как в спальню хозяйки подают завтрак на троих, я видел всего один раз, но почему-то именно в то утро ты у себя не был. А уж как вы с фрау Штайнкирхнер переглядываетесь за обедом, мне в последнее время приходилось видеть часто.

Да, все, как говорится, не просто, а очень просто. Похоже, в полиции мой сосед будет на своем месте. Внимательность товарища я отметил поднятием кружки за будущего гения сыска, а заодно такой простенькой лестью простимулировал его продолжать свои речи.

— Но я вот что подумал, — с попыткой сделать умное лицо Альберт, пожалуй, слегка перестарался, — мы же с тобой благородные господа, а потому при всех преимуществах прелестниц из народа должны хотя бы иногда общаться и с барышнями нашего круга.

Хм, к чему это он? Впрочем, послушаю дальше…

— В Мюнхен моя кузина скоро приедет, — выдал он. — Просила показать ей Альпы. Поедем втроем? Познакомлю тебя с Катариной, она чудо как хороша!

Захотелось устроить графу допрос с пристрастием, но не потребовалось — сам рассказал мне целую историю.

…Кузине моего приятеля повезло. Катарина София Луиза баронесса фон Майхоффен родилась на свет по большой любви, и росла, окруженная любовью. Сначала отец Альберта не сильно одобрял роман своей младшей сестры и капитана фон Майхоффена, но определяющим тут было мнение родителей, а граф фон Шлиппенбах, который Альбертов дед, поначалу также воспринимавший любовь дочки к офицеру гвардейских гренадер в штыки, резко поменял свое мнение, когда барон фон Майхоффен за отличие в войне с поляками за Силезию был произведен из капитанов сразу в подполковники и получил из рук прусского короля орден «За заслуги». Хотя тут Альберт уверен не был — после этого или же после того, как его величество прямо попросил старого графа не препятствовать счастью дочери и героя-офицера, заодно пообещав лично присутствовать на их свадьбе. Свадьбу эту, по словам Альберта, до сих пор помнят во всей округе и любое местное празднество сравнивают с женитьбой барона Майхоффена, как с эталонным образцом веселого и удалого разгула.