Пилигрим. Воевода - Калбазов Константин - Страница 3

Крестьяне, конечно, посокрушались по своему добру, но голову все же не потеряли, двинулись вслед за воями напрямки к Славутичу, вынося свои лодки, помогая раненым, старикам и детишкам. Пограничники также не остались в стороне, подхватив на руки малышню. Уходить нужно было спешно. Впрочем, пустить по флангам дозоры Михаил не забыл. Беда приходит тогда, когда начинаешь пренебрегать мерами безопасности.

Возможно, спасенные и озлились на Романова, из-за которого пришлось бросить все имущество. Лично он этому ничуть бы не удивился. Времена тяжелые, каждый гвоздь достается тяжким трудом. Пашня полита не одной бочкой пота. И так куда ни кинь. Все нажитое тяжким трудом пошло прахом, как бы это банально ни звучало.

К кораблю вышли без труда и гораздо быстрее, нежели петляли бы по извилистому руслу реки. Да и устье ее было значительно ниже по течению Славутича. Лодок на всех ожидаемо не хватило. Поэтому пришлось изрядно потесниться на ладье. С посадкой случилась заминка. Все же люди непривычные к большим судам. Да и с дисциплиной прямо беда.

– Охо-хошеньки, – покачал головой Гаврила.

– Чего кряхтишь, как дед старый? – поинтересовался Михаил.

– Да вот, гляжу, как с этими мучаемся, и представляю, как с нашими намаемся. Они, поди, тоже к судам непривычны.

– Ничего. Своя ноша не тянет.

– Ну-ну, – не разделил оптимизма сотника подчиненный.

Едва покончив принимать на борт людей, поспешили отойти и перебраться к противоположному берегу. По стремнине выгребать против течения, это нужно сильно заболеть на голову. Придерживаться и дальше стороны, где оставили обозленных половцев, глупо.

– Что скажешь, Гаврила? – пристроившись на носу, поинтересовался Михаил.

– О половцах?

– О них.

– Не отвяжутся. Их там все еще больше сотни. Переправятся через Славутич и ударят по нам. Злые они сейчас. Я бы так и поступил.

– Дорого обойдется им драка.

– Добыча стоит такого риска. Мы же просто ходячее сокровище. Такие доспехи сами по себе редкость, а тут сразу пять десятков. Однозначно рискнул бы.

Это да. Повсеместно распространена кольчуга. Долго, муторно, но значительно проще и дешевле. Опять же вяжут из мягкого железа. Пограничники же все обряжены в ламеллярные доспехи, да еще и из стальных пластин. Не баран чихнул.

В этих краях сталь чуть не на вес серебра. Половцы же, по большей части и вовсе бездоспешные, расхаживают в коже, и лишь малая часть в кольчугах, в ламелляре и вовсе единицы. Оружие из дрянной стали. Так что хорошо вооруженный отряд действительно лакомый кусочек.

– Думаешь, уже рассмотрели нас?

– К гадалке не ходить.

– Но мы все же зубатая добыча. Будет больно.

– Риск того стоит, – гнул свое Гаврила.

– Тогда начинаем присматривать место для стоянки. Нужно будет уважить гостей.

На ночевку встали километрах в десяти выше по течению. В сотне шагов от берега кустарник. Не густой, но если ночью, то приблизиться без проблем. А там один бросок, и нападающие уже в лагере режут полусонных воинов. Конечно, не факт. Но вполне вероятно.

Славутич все еще проходи́м для купцов. Небезопасен, ясное дело. Но риск пока вполне оправдан. Половцы также сознают необходимость пропуска судов. Перекрыв реку наглухо, они попросту прирежут дойную корову. Так что шалят, не без того. Но не лютуют. Мало того, и сами, бывает, выходят торговать. Если на берегу показывается всадник и начинает призывать купцов пристать, можно не сомневаться, торг будет честным.

Лагерь разбили компактно и шумно. Развели несколько костров. Демонстративно расхаживали между ними. Еще и представление устроили в виде борьбы. Детвора весело щебечет, быстро позабыв о невзгодах. Это у родителей голова болит, как быть дальше. У мальцов же забот пока нет.

Постепенно лагерь начал затихать. Костры затухать, отсвечивая лишь подернутыми пеплом угольками. Стоянка погрузилась в темноту. И только в одном месте продолжал гореть огонек перед неподвижно сидящим караульным, не иначе как уснувшим.

Все именно так и должно выглядеть со стороны. На деле же крестьян с домочадцами частью погрузили на корабль и упрятали в трюм. Частью в лодки и укрыли за корпусом ладьи. Этак ни стрела им не грозит. Ни рукопашная. Если, конечно, половцы припожалуют, а пограничники сдюжат.

Напоследок спасенным наказали сидеть тихо как мышки, чтобы не насторожить ворога. Михаил пообещал лично срубить голову тому родителю, чье дите поднимет шум. И его решимость говорила о том, что он непременно выполнит свою угрозу.

Воины расположились на корабле в полном облачении и с оружием на изготовку. Если все пройдет тихо. Всего лишь одна бессонная ночь. Явятся половцы. Встретят их от всей своей широкой души. Остается ждать. А оно, как известно, хуже, только если догонять.

Степняки таки припожаловали. Уже практически в предрассветных сумерках, когда сон особенно крепок, из кустарника вдруг раздалась разноголосица щелчков тетив, короткий шорох стрел, тут же сменившийся глухим перестуком попаданий в землю, древесину и глухим звоном о металл.

Вот только вместо ожидаемых стонов и тревожных выкриков нападающим ответила гробовая тишина. Вообще-то хороший повод призадуматься, а что, собственно говоря, происходит. Однако роли распределены, задачи поставлены. И, едва пустив стрелы, большинство воинов с диким гиканьем кинулись в атаку, отбросив луки и на ходу выдергивая из ножен клинки.

Едва первые нападающие достигли все еще безмолвствующего лагеря, как над ладьей раздалась команда Михаила:

– Бе-эй!

И тут же ответные щелчки тетив и росчерки стрел, устремившиеся к целям. Только в отличие от залпа половцев теперь над рекой разнеслись и вскрики сраженных наповал, и стенания раненых, и злобные крики воинов, осознавших, что их заманили в ловушку. Вот только они и не подумали отступать, всего лишь сменив направление атаки, с лагеря на ладью.

Вообще-то глупо. Им бы как раз отходить, прикрываясь щитами, а не геройствовать. А так напоролись еще на один залп, собравший свою кровавую жатву. Да и после забраться на ладью не такое уж и простое занятие. Она стоит бортом к берегу, едва касаясь песчаного дна. До верхнего края получается порядка двух метров. Неоспоримое преимущество обороняющихся.

Но не все так просто. Из кустов, едва различимых в предрассветных сумерках, в русичей полетели меткие стрелы. Сотня шагов для половецкого лука, как и для турецкого, плевая дистанция. Стальные наконечники тупо ударили в борта и щиты. Послышался вскрик поймавшего смертельный гостинец, но, судя по донесшейся следом брани, все же не так серьезно.

Двое половцев, подбежав к борту и будучи в воде чуть выше колена, схватили с двух сторон щит и присели. Третий коротким прыжком оказался на нем. Мгновение, и, подброшенный товарищами, он взлетел вверх. Пограничник попытался достать его мечом, но тот отвел удар своим щитом и, ступив на борт правой ногой, коленом левой пнул противника в щит, отбрасывая его на спину. Одновременно с этим рубанул изогнутым мечом вправо. Отточенная сталь глухо звякнула по шлему второго пограничника, укладывая его на палубу.

Однако развить успех ему не дал Михаил. Не выпуская из левой руки лук, он бросил правую за плечо. Ладонь легла на шершавую, оплетенную полоской кожи рукоять, большой палец привычно отбросил стопор с гарды. И Романов потянул клинок и единым махом полоснул врага острием меча от груди до паха, вскрывая не защищенные броней грудь и живот, вываливая наружу внутренности.

Тело еще только заваливалось на спину, а Романов уже шагнул вперед, заполняя возникшую брешь. Только лук отбросил за спину, очень надеясь, что тот не повредится. Рука же вместо утраченного оружия уже сама собой потянулась к ножу в петле на груди.

Следующего заброшенного воина он встретил еще в полете. Этот также прикрылся щитом, но Михаил и не подумал атаковать его в лоб. Вместо этого, сделав обманное движение, клинок описал дугу и ударил по левой ноге, срубая ее чуть ниже колена. Половец еще взмахнул мечом в отчаянной попытке достать противника, но тот с легкостью уклонился от смертоносной полоски стали.