Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen" - Страница 60

Хотя никаких грешков за мной не числится, мне всё равно становится стыдно.

— Не надо, — глупо прошу я Дрейка. — Ни единого повода нет и не будет, хоть Ахероном, хоть Стиксом могу поклясться.

— Я знаю, — Дрейк протягивает мне последнюю вымытую тарелку. — Не парься, тут дело в инстинктах, а ими сложно управлять.

С последним я согласен, однако у моей совести мнение иное, и менять его она не торопится.

— Бабочка, скажи, ты сам когда-нибудь кого-нибудь ревновал? — любопытствует Дрейк.

— Нет.

Судя по изумлению на лице Дрейка, я в который раз продемонстрировал свою нестандартность.

— Вообще нет? Даже меня?

Тут он понимает, что именно сказал, только обратно слова не вернуть.

— Особенно тебя, — Надеюсь, у меня получится правильно объяснить. — В моём представлении, ревность — суть чувство собственности, а ты не можешь принадлежать кому-то, кроме самого себя. Да, может быть больно, может быть страшно тебя потерять, но это тема для разговора, а не причина пытаться силой в чём-то тебя ограничить. Если я… если ты мне важен, то твоя свобода мне тоже важна.

— А если становится слишком больно, и разговоры не помогают?

— Ну, уходить или оставаться — всегда мой выбор.

— Ты удивительный, — после недлинной паузы говорит Дрейк.

— Уникальный, — поправляю я характеристику, стараясь не обращать внимания на прилившую к щекам кровь. Интересно, я когда-нибудь перестану краснеть, как школьница, под таким его взглядом?

— Одно другому не противоречит. Чаю?

— Да, давай, — я страшно благодарен за этот переход к вещам обыденным. Всё-таки разговоры о чувствах — не мой конёк. — Травяной?

— Если мы его ещё не весь выпили.

— Вроде бы оставалось что-то, — Достаю из углового шкафа круглую жестянку из-под печенья и открываю крышку: — Ну, на пару раз хватит, потом придётся переходить на магазинный. Ты какой больше любишь?

— К чаям я менее придирчив, чем к вискарю. Пью любой, кроме этого, как его, — Дрейк прищёлкивает пальцами, — пуэра.

— Я тоже пуэр не особенно понимаю, но, может, его просто заваривать надо каким-то специальным способом, — я доливаю в чайник воду и ставлю на огонь.

— Может, и надо, — не спорит Дрейк. — Слушай, я со своими психами совсем забыл спросить: как твои боевые синяки?

— Нормально. Радуют меня оттенками фиолетового.

— Пятьдесят оттенков фиолетового, — шутит Дрейк и, видя моё непонимание, спрашивает: — Ты что, эту книжку не читал?

— Какую?

— Значит, не читал. Ну, и не надо, фильм по ней откровенно идиотским получился.

***

Я не фанат сверхурочной работы — тем более из дома, — однако из-за потраченного на всякую ересь дня решил немного поступиться с принципами. Тим великодушно предоставил мне свой ноут, и я добрую половину вечера провёл за кодом — благо, облегчённая версия проекта всегда валялась у меня на флешке. Ну, а после того, как с рабочими надобностями наконец-то было покончено, я для разгрузки мозгов попросил Тима что-нибудь почитать вслух — не столько ради текста, сколько ради удовольствия любоваться им, удобно устроив голову у него на коленях.

— «Таинственный остров»? — предложил Тимыч. — Потому что системы индийской философии, по-моему, тебе не особенно зашли.

— Судишь по тому, как быстро меня вырубило? — хохотнул я, устраиваясь на диване. — Ладно, попробуем сегодня чтиво подинамичнее, хотя гарантий всё равно не дам: с этими сраными совещаниями устал, как собака.

— Тогда укрывайся сразу, — Тим ласково провёл ладонью по моим волосам и взял книжку с журнального столика.

— Ты не обидишься? — на всякий пожарный уточнил я.

— Конечно, нет. Отдыхай.

«— Поднимаемся?

— Какое там! Книзу идём!

— Хуже, мистер Сайрес! Падаем!

— Боже мой! Балласт за борт!

— Последний мешок сбросили!

— Как теперь? Поднимаемся?

— Нет!»

Голос Тима изменился: стал более глубоким и выразительным. Я слушал знакомые с детства строки и вспоминал, как прочитал их впервые. Была зима, я болел особо противной разновидностью ОРВИ и безвылазно сидел дома. От скуки полез в шкаф с книгами, наобум выбрал одну и с первого же абзаца нырнул в перипетии сюжета, забыв обо всём на свете. Меня и сейчас уносило вслед за разворачивавшимися приключениями американцев на необитаемом острове, и очень скоро я уже спал крепким сном. Однако приснился мне — и, как оказалось, на мне одному — отнюдь не остров Линкольна.

Думаю, идея места была моей — с антуражем романтического вечера я знаком не понаслышке. В большой комнате с высокими французскими окнами повсюду горели свечи, а монументальная кровать, которую так и хотелось окрестить «траходромом», манила белизной простыней. У её изголовья располагался столик с обязательными фруктами в вазе, бокалами и бутылкой шампанского в серебряном ведёрке, в воздухе был разлит нежный цветочный аромат, из потайных динамиков лилась патока ненавязчивой расслабляющей музыки.

— Да-а, — в один голос сказали мы с Бабочкой. Переглянулись, одинаковым жестом повели плечами: сон и сон, пусть продолжается.

— Шампанское будешь? — по-хозяйски спросил я.

— А это обязательно? — Бабочка морщил нос в точности, как Тим.

— Нет, но почему бы не попробовать, если мы спим? — Я подошёл к столику и вынул бутылку из ведёрка: — «Вдова Клико», не хухры-мухры.

— Боюсь, не смогу оценить, — извиняющимся тоном сказал Бабочка. — Для меня весь алкоголь на один вкус, только запахи разные.

— Да ладно, я же не настаиваю, — я вернул шампанское на место и отломил веточку от лежавшей в вазе виноградной кисти. С интересом посмотрел в окно — однако моё подсознание не поскупилось на декорации.

— Это Париж? — по сияющему силуэту Эйфелевой башни угадал подошедший Бабочка.

— Похоже на то, — я протянул ему виноград.

— Ты бывал здесь наяву? — Бабочка отщипнул пару рубиновых ягод.

— Пока нет, но всё ещё впереди. Захотим — будут нам и Париж, и Рим, и Токио.

Бабочка улыбнулся моим наполеоновским планам и заметил: — Вкусный виноград. Ты пробовал?

— Ага, мне тоже понравился. Здесь вообще всё должно быть на высшем уровне: от еды до кровати.

При таком неверном свете трудно было сказать, покраснел ли Бабочка, однако глаза он отвёл очень характерным образом.

— Эй, ты чего? — попробовал я поймать его взгляд. — Брось, это же наш сон: можем просто всю ночь валяться и трескать фрукты.

— Точно можем?

— Точно, — я положил ощипанную виноградную веточку на стол и потянул Бабочку в сторону постели: — Давай, падаем с размаха, как в кино.

Мы вдвоём упали на снежно-белые, пахнущие свежестью простыни, матрас под нами мягко спружинил — моё подсознание определённо знало толк в роскошной жизни.

— Классно же? — довольно спросил я.

— Классно, — подтвердил Бабочка. — Повторим?

У меня бывали свидания, которые точно также начинались с баловства, а заканчивались практическим изучением особенно заковыристых мест Камасутры. Однако сейчас всё было немного иначе: я не стремился непременно перейти от пункта «а» к пункту «б». Не из-за пола партнёра — во сне это обстоятельство не имело значения, — а просто потому, что для счастья мне хватало и одного невинного дурачества. Но если бы Бабочка захотел, то мы бы, пожалуй, играючи дошли до самого конца.

— Вкусно пахнешь.

Я полулежал на подушках, а Бабочка — спиной на мне. Идеальное положение для всяких шалостей.

— Так и должно быть. Ты же знаешь, как работает эта биохимическая кухня?

— Знаю. А ты знаешь, что на мочках ушей, например, много нервных окончаний? — бархатно мурлыкнул я возле самого его уха и с удовольствием отметил, как у Бабочки на миг сбилось дыхание.

— Только в теории, — севшим голосом признался он.

— Думаю, пришла пора проверить её практикой, — я подтвердил слова лёгким укусом.

— Д-да, — Бабочка бессознательно повернул голову так, чтобы мне было удобнее добраться до его шеи. — Ты прав, пора.