Боевые псы не пляшут - Перес-Реверте Артуро - Страница 5

Люди пожимают плечами, демонстрируя безразличие, а я махнул хвостом.

– Не важно. Предпочла бы ты меня – больно было бы Тео.

Она призадумалась на миг, помотала головой.

– Чего-то я сомневаюсь, что ты пожертвовал бы дружбой ради меня, а? Скорее бы отказался, разве не так?

– Этого мы уже никогда не узнаем, – ответил я.

И пошел прочь.

В тот же день, но попозже, среди наваленного грудами мусора, который никто не убирал, я допросил Сюзи, потаскушку с проезда Рата. И поначалу не узнал ничего нового. Она тоже в последний раз видела Бориса и Тео перед их исчезновением.

– Шли спокойно, бок о бок. Ничего необычного – были такие, как всегда. Я им гавкнула – не хотите ли, дескать, мальчики, отдохнуть, но они и ухом не повели. Тео рассеянно улыбнулся мне – так, слегка. А Борис даже не взглянул в мою сторону, шел, отставив и напружив хвост в своей манере… Я еще подумала: «Ах, ты, воображала, куколка из дерьма, баловень, строит из себя тут невесть что, понимаешь… Чтоб тебя, думаю, мусорный фургон переехал!»

– Не припомнишь ничего такого, что бы мне пригодилось?

Сюзи, рывшаяся в разодранном пакете с отбросами, на миг прервала свое занятие и задумалась. Чуть поодаль, устроившись меж мешков с мусором, пялили на нас красные злые глазки две крысы.

– Да нет вроде бы… – сказала она, а потом, помолчав в сомнении, вскинула голову. – А вот на следующий день я слышала, как об этом толковал кто-то из дружков Текилы.

Я навострил уши – их мне обрубили, хотя и не слишком сильно, готовя к боям в былые времена, – потому что Текилой прозвали мексиканскую эмигрантку – собаку непроизносимой породы ксолоитцкуинтли. Та еще стерва. Тварь опасная и бессовестная. Ее шайка бродячих псов контролировала весь оборот костей и мясных обрезков на другом берегу реки, возле нового моста.

– Какой именно?

– Один из ее охранников: такой приземистый, коренастый боксер-полукровка со светлым пятном вокруг одного глаза. Он подкатился ко мне внаглую, а я для затравки спросила, знает ли он такого Красавчика Бориса. Сперва он придуривался, делал вид, что не понимает, о чем речь, а потом сказал так: «Как поработает спарринг-партнером, его и родная мать не узнает».

При этих словах у меня во рту пересохло.

– Он так сказал?

– Этими самыми словами.

– Он произнес слово «спарринг»?

– Ну, говорю же.

– А про Тео – ничего?

– Ничего.

Я погрузился в размышления, и были они безрадостны. И показалось даже, что небо над городом потемнело. Тут я обнаружил в мусоре заветренный ломтик жареного сала очень соблазнительного вида. Сюзи глядела на него с вожделением, но претендовать не решалась.

– Спасибо, – сказал я.

И лапой придвинул угощение ей. Она поглядела на меня удивленно, а потом с удовольствием смолотила.

– Ты – настоящий рыцарь, – сказала Сюзи, с довольным видом виляя хвостом. – Не хочешь ли пошалить немного перед уходом?

И очень непринужденно развернулась ко мне кормой. Я качнул головой:

– В другой раз как-нибудь.

– Ладно. Захочешь – знаешь, где меня найти.

– Да уж знаю. Береги себя, Сюзи.

– И ты, чемпион.

Мне было приятно, что она назвала меня так. Ерунда, конечно, но давно я такого не слышал. Давно уж, очень давно все снова называют меня просто Арапом.

Я все ворочал в голове эти тягостные мысли, когда перед новым мостом произошла неприятная встреча.

Доберман Гельмут с двумя приятелями лежал на тротуаре перед книжным магазином своего хозяина. Магазин называется, кажется, «Убер Аллес»[4] и торгует в основном книгами о Второй мировой, биографиями какого-то Гитлера, который вроде бы уж давно околел, – и прочим подобным добром. Покупатели тут все как на подбор – бритоголовые, в армейских ботинках и пилотских куртках. Поскольку время от времени происходит мордобой, туда регулярно приезжает полиция. Гельмут, как я сказал, принадлежит владельцу, а двое других – еще один доберман и бельгийская овчарка – его клиентам или друзьям. Все трое были привязаны к фонарному столбу, поскольку склонны искать приключений на собственную задницу и устраивать драки. Кто другой обошел бы их сторонкой, перейдя на другую сторону или вообще убравшись в другой квартал. Но кое для кого такое невозможно. Репутация важнее всего прочего. Так что не пристало мне сворачивать с дороги из-за неонацистского пса. Или даже троих. Я сворачиваю, только если грозит встреча с козлами двуногими в зеленых фургонах – муниципальными собаколовами. Тут гляди в оба, потому что эта встреча тебе обойдется чересчур дорого. Но в тот день их было не видать.

– О-о, Арап, какая встреча! Ты – и в наших краях!

Гельмут, заметив меня, поднял голову. Я остановился как раз в той точке, до которой дотягивался его поводок. И даже чуть ближе. Нашли чем пугать.

– Как дела, Гельмут?

– Сам видишь – идут.

– И неужто ни одна еврейская собака тебя пока не порвала?

Гельмут, осмысливая услышанное, уставил на меня свои желтые свирепые буркалы. На ошейнике рядом с жетончиками прививок я заметил свастику. Он был малость глуповат. Я говорил негромко, спокойно, глядя прямо на него и так, чтобы ему были видны мои клыки. Через миг Гельмут обернулся к овчарке.

– Слыхал, Дегрель?… Арап сегодня решил пошутить.

– Но у него ни пса не получилось, – проворчал тот.

Второй доберман рвался с поводка, нагло лез на рожон. Был он тощий такой, нервный, с вытянутой, опасной мордой.

– Наверно, ищет, кто бы его поучил, – прогавкал он.

Я медленно развернулся в его сторону, открывая ему всю панораму, которую предъявляет пес, когда желает, чтобы его не трогали, – уши торчком, губы растянуты, клыки оскалены, взгляд пристальный, тело напряжено и хвост упруг.

– Ищу, – сказал я.

Доберман, наверно, уловил смысл моего высказывания, потому что закрыл пасть и перестал натягивать поводок. Гельмут насмешливо покосился на приятеля:

– Никогда ничего не начинай, если не уверен, что сумеешь докончить, Генрих. Особенно – если имеешь дело с Арапом.

– Ладно, еще повстречаемся, – пообещал Дегрель. – И без поводка.

Желтый взгляд Гельмута скользил по мне с любопытством.

– Это же не твой квартал… Может, чем помочь тебе?

Я посмотрел на него с сомнением. Эта коричневая зверюга опасней, когда любезничает, чем когда угрожает. Но, впрочем, я рассудил, что ничем не рискую, если отвечу.

– Я ищу Текилу и ее приспешников.

– А-а, мразотную сучку – подпольную торговку?

– Ее самую.

Гельмут переглянулся со своими спутниками.

– Редкая сволочь. Эти эмигранты наезжают к нам и ведут себя как дома. Шваль уголовная, все до единого… Подонки. И всем наплевать. Европа катится в задницу, и никому ни до чего нет дела.

– Нам есть! – возмущенно гавкнул Дегрель.

Гельмут кивнул так энергично, что закачалась висюлька-свастика на ошейнике.

– В критические моменты истории, – сказал он, – всегда находится отряд дисциплинированных псов, которые спасают западную цивилизацию.

Дегрель зааплодировал ушами:

– Аминь!

– Подобно нашим пращурам, служившим в Аушвице.

– Или в Дахау.

– Нет уже таких псов в наше время…

– Ни псов, ни сук.

– Честь им и слава.

Все трое вытянулись и вскинули правые передние лапы. Хватит с меня, подумал я и пошел своей дорогой вниз по улице.

Нелегко оказалось проникнуть в логово Текилы. К заброшенному гаражу, где обосновалась мексиканка, вел узенький проход, охраняемый двумя бегемотоподобными и страховидными пиренейскими мастифами – черным и белым.

– Передайте Текиле, что я хочу ее видеть.

– А ты что за хрен такой с горы?

– Делай что говорят.

Один из мастифов мордой подтолкнул меня к стене, расписанной граффити, а второй пошел докладывать. И вскоре меня пропустили. Текила возлежала в гараже на груде покрышек. Свет не видывал более уродливой твари. Совершенно голая, если не считать гривки между ушей – чистокровная ксолоитцкуинтли, которых разводят у них на родине как некую диковину: они все прямые потомки собачек, служивших древним ацтекам или еще каким-то тамошним племенам, а потому ценятся они очень высоко. Рассказывали, будто Текила сбежала из столицы, добралась пешком до Веракруса, а оттуда на контейнеровозе зайцем приплыла к нам в Испанию. Она была на редкость сообразительна и безжалостна, так что уже через год стала верховодить в этой части города. Стала боссом боссов. Настоящее ее имя – Лупе – забылось, она стала именоваться теперь Королевой Текилы, а группа «Северные Кабыздохи» сложила про нее песенку, где были такие слова: