Ромашка с шипами (СИ) - Филимонова Лина - Страница 21

И в них, оказывается, тоже есть это стальное непреклонное нечто. Я это видела, когда он сказал, что не подкаблучник.

И эта фраза, вместе с мелькнувшей сталью в глазах, вызвала у меня мурашки на загривке.

Мне нравится Никита. Очень нравится. Может, даже больше, чем Артур… С ним точно легче. Он меня не отталкивает. Не смотрит, как на невзрачную мелочь.

Но прощального поцелуя не будет! Бунты надо подавлять.

— Пока! — говорю я Никите, когда он притормаживает у шлагбаума перед нашим домом. — Провожать не надо.

Я быстро выскальзываю из машины.

Уже у двери подъезда слышу:

— Стой!

И вижу, что Никита несется за мной.

— Езжай домой, — говорю я.

— А прощальный поцелуй?

— Не заслужил.

— Я заслужу. Вот увидишь.

Возможно… Сегодня вечером мне кажется, что все возможно.

Оказавшись дома, я первым делом иду к пограничной двери и надавливаю на ручку. Она поддается. Дверь не заперта!

Артур меня обманул. Граница вовсе не на замке.

А его нет дома… Значит, он поехал к индюшке номер два. И прямо сейчас ее жарит. Да и хрен с ним! Пусть хоть обжарится. Мне-то что.

У меня есть парень.

Кажется.

Артур

— К тебе или ко мне? — спрашивает Рита.

Коза была права. Она готова к жарке.

А казалась такой неприступной… В первые пятнадцать минут.

Не могу не вспоминать слова Евы. Не могу не думать о том, как Никитос ее обнимал. Как они целовались во время танца.

Это все шампанское. Зря я столько выпил. Алкоголь лишает контроля. Мысли перестают подчиняться рассудку. Я не люблю лишаться контроля…

— К тебе, — говорю я Рите.

Боюсь, присутствие козы за стенкой не даст мне расслабиться.

По дороге Рита жмется ко мне. Я обнимаю ее за плечи — потому что она от меня этого ждет.

В какой-то момент она прикрывает глаза и поднимает лицо в ожидании поцелуя. Но я делаю вид, что не понял намека.

Мне не хочется ее целовать.

Ее губы совершенно не похожи на нежные и манящие губы Евы. К тому же, на них нелепая розовая помада…

Секс — ладно. Это чистая физиология. Но целоваться с Ритой я не хочу.

Я вообще не любитель поцелуев.

Роксана это знала и не лезла ко мне с телячьими нежностями. Рита пока не знает… И она не Роксана. С ней договорные отношения “ты мне, я тебе” не прокатят.

Блин. Как я в это вляпался?

Ах, да. Я же решил, что мне нужна подходящая женщина. Рита подходящая. Но я ее не хочу.

Но раз решил: надо, значит, надо.

Такси останавливается. Мы поднимаемся в лифте. Рита обвивает мою шею руками и практически виснет на мне.

Я стою, как истукан, и не могу себя заставить претворить в жизнь собственное решение.

— Ты чего? — спрашивает подходящая мне женщина.

— Что-то мне нехорошо…

Мне, и правда, поплохело. Сколько бокалов шампанского я выпил? Сбился со счета.

И в этом скоростном лифте, который стремительно возносит нас нас на двадцать седьмой этаж, у меня внезапно взбунтовался желудок.

Мы входим в квартиру.

— Где у тебя ванная? — спрашиваю я Риту.

И, едва успев сбросить ботинки, несусь в указанном направлении.

Меня выворачивает. Я умываюсь холодной водой. Снова склоняюсь над унитазом.

Черт!

На этом, кажется, все. Я снова умываюсь. Выдавливаю зубную пасту на палец и, как могу, чищу зубы.

Любуюсь на свою серо-зеленую физиономию в зеркале.

Герой-любовник, блин… Позорище.

Но мне стало легче. Больше не мутит, желудок угомонился и в голове прояснилось. Я выхожу из ванной и говорю встревоженной Рите:

— Слушай, ты не обидишься, если я поеду домой? Кажется, я выпил пару лишних бокалов.

Рита поджимает нижнюю губу, не в силах скрыть разочарование. Но быстро берет себя в руки и снова улыбается.

— Конечно, не обижусь. Мы же еще увидимся?

— Обязательно. Твой номер у меня есть.

Уф. Отмазался.

Чувствую себя мерзко. Но, если бы остался, было бы еще мерзее. Не от Риты, от самого себя.

Я снова вызываю такси. Еду домой и по дороге чувствую: нет, не весь алкоголь выветрился из моих мозгов.

И поэтому в голову лезут дикие мысли.

Например, заявиться к Еве и посмотреть, что из этого выйдет.

Прогонит ли она меня, если я исполню желание, которое мучило меня весь вечер — попробую на вкус ее дерзкие губы?

Солнце слепит и мешает спать. Я переворачиваюсь на другой бок, потому что еще не выспался. Не знаю, сколько сейчас времени… но просыпаться я еще не готов.

Я поудобнее устраиваю голову на подушке. А потом меня осеняет: откуда солнце? Моя кровать стоит так, что никакое солнце в глаза не попадает. Никогда.

Я резко открываю глаза. И вижу на соседней подушке женскую голову…

Артур

В моем поле зрения находится только женский затылок. Светлые длинные волосы… Я знаю, чьи они.

Я знаю, где я. Мне знакомы эти обои и этот голубоватый натяжной потолок.

Я в спальне Евы!

И она лежит рядом со мной.

Черт.

Черт, черт, черт!

Неужели я вчера… Неужели мы с ней…

Видимо, я все же выполнил свое пьяное желание. Приперся к Еве. Полез к ней с объятиями и поцелуями. И…

Что было потом?

Я ничего не помню. Вообще ничего. Темнота. Помню, как открывал свою дверь с намерением пойти к Еве. И помню, что меня осенила мысль все же заскочить в ванную и нормально почистить зубы щеткой.

Ведь я же собирался целоваться с прекрасной юной девушкой… И не только целоваться. Мои намерения были вполне конкретными, и от себя я своих желаний не скрывал.

Осуществил ли я их? Если да, но я этого не помню… Это вообще трындец. Полнейший!

Ева, похоже, спит. А я лежу и боюсь пошевелиться.

Наверное, никогда в жизни я не чувствовал себя так по-идиотски!

Наконец, меня осеняет. Я начинаю осторожно ощупывать себя, стараясь не разбудить Еву. Рубашки на мне нет. Брюк… тоже нет.

Трусы на месте. Это моя единственная одежда. И… что это значит? Это может значить все, что угодно!

Интересно, одета ли Ева? Я этого не вижу. Она укрыта одеялом по самую шею. Я начинаю осторожно его приподнимать…

И тут она резко поворачивается.

Смотрит на меня. И я не могу понять, что означает ее взгляд.

Я забыл как дышать. А она… улыбается. Сонно щурится. И произносит необычайно нежно и ласково:

— Доброе утро.

— Привет, — хриплю я.

— Как спалось? — спрашивает она.

И тянется ко мне.

Блин. Что делать? Если она меня сейчас поцелует… Значит, все было. Или не значит? Я не знаю.

Сердце выскакивает из груди. Я покрываюсь холодным потом. И плотнее заворачиваюсь в одеяло.

А Ева… она легким движением касается моего лба. Какие у нее приятные прохладные пальчики!

Она садится на кровати, и я вижу, что она в футболке. Уф… Это хорошо.

— Голова болит? — спрашивает Ева.

И я, наконец, решаюсь задать ей вопрос:

— Что вчера было?

— Ты что, не помнишь?

Ева обиженно надувает губы.

Я отрицательно мотаю головой.

Ее губы начинают дрожать.

— Ты… Ты, правда, не помнишь? Как ты можешь! После всего, что между нами было… После того, что ты со мной сделал… Ты заявляешь, что ничего не помнишь?!

Кажется, на ее глазах блестят слезы.

А в моей голове что-то взрывается. Мозг вибрирует и пульсирует острой болью. Сердце бьется с перебоями. Меня бросает то в жар, то в холод…

— Что я с тобой сделал? — спрашиваю я, боясь даже предположить, каким может быть ответ на этот вопрос.

И тут Ева внезапно начинает хохотать.

— Ничего! — вопит она.

Вскакивает с кровати и бросает в меня подушку. А у меня ощущение, что в голову прилетело пушечное ядро.

Я пытаюсь подняться, но снова падаю.

Как хреново-то! Мало того, что голова раскалывается, так еще и тошнит, и перед глазами все плывет.