На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 60

— Ложись! — гаркнул Митя, сам пригибаясь к рычагам. Визжащая Зиночка сложилась чуть не вдвое, норовя забиться под сидение.

Словно живой паро-конь прыгнул вперед, чуть не свалился, когда нога подогнулась, но устоял и вихляющейся рысью поскакал вперед.

— Бабах! Бабах! — рявкнуло сзади, с громким «дзанг» пуля отрекошетила от зада паро-коня. — Бабах! — следующая ударила в дорогу сразу за автоматоном, незнакомец заревел и размахивая паро-беллумом, побежал за ними!

— Убью! — орал он. — Пхагэл тут о дэл! Смерть тебе!

Автоматон окутался паром и стремительно рванул вперед.

Незнакомец стоял на дороге, потрясая ружьем над головой и пронзительно орал:

— Убью, убью! Тут за суш тут за чинава![1]

Дорога вильнула, и он пропал из виду, а автоматон скакал безжалостно встряхивая седоков, скрепя и качаясь, будто вот-вот развалится.

— По этой дороге… мы к городу… вернемся? — подпрыгивая на каждой выбоине, спросил Митя.

— Д-да! — прокричала в ответ Зина и вдруг спросила. — А к лоцманам… не поедем? На прогулку… На лодочках кататься… — и вдруг истерически захохотала, взвизгивая и разбрызгивая со щек слезы.

Митя покосился на нее через плечо… сбавил ход автоматона — совсем останавливать не рискнул, вдруг потом не заведется! — перегнулся в седле и… Сгреб Зинаиду в охапку и впился в мокрые губы поцелуем. Почувствовал привкус крови от ее искусанных губ. Соли от слез. Дорожной пыли… и прижал ее к себе еще крепче, вглядываясь в огромные, испуганные глаза… а потом в этих глазах вдруг мелькнуло осмысленное выражение… и Зинаида забилась, судорожно мыча и упираясь ему в грудь ладонями. И только тогда он отпустил ее, шумно выдохнул, и взялся за рычаги.

— Вы… очень отважная девушка, Зиночка. — наконец сказал он. — И находчивая. Как вы гаечный ключ швырнули! — он вдруг сам хихикнул и тут же подавил смешок, боясь сорваться в такую же дикую, с визгом, истерику. А ему уж как-то вовсе не к лицу… не comme il faut.

— Поэтому мне, такой замечательной, вы не пощечину отвесили, а… поцеловали? — раздался сзади то ли возмущенный, то ли… смущенный голосок Зиночки.

Митя только улыбнулся, по-прежнему не оборачиваясь.

— Не делайте так больше. — явно стараясь подражать Антонии Вильгельмовне, строго сказала она. — Это неприлично.

— Так — не буду. — немедленно согласился Митя.

— Ах, ну какой же вы… — досадливо начала она и замолчала. — Тот человек, он… — голос ее вдруг наполнился запоздалым ужасом. — Он ведь не хотел нас убить? Или… хотел? Но за что?

Митя оглянулся на пустую дорогу. Посмотрел вперед. Пошевелил рычагами — слушаются пока, но… что дальше? Как теперь чинить автоматон? Безумные мысли, точно пчелиный рой в грозу, всю погоню прятавшиеся в глубинах разума ожили, зажужжали, закружились, затмевая дорогу, настойчивый Зиночкин голосок, настырную боль в боку, в груди и в сведенных до судороги руках.

Паротелега рядом с домом Лаппо-Данилевских… Урусов, малокровный из Симарглычей, повелителей зверей, тоже в доме Лаппо-Данилевских… Анна Владимировна, спрашивающая, куда они собрались… И единственная дорога, ведущая из поместья Лаппо-Данилевских к этой… как ее… Лоцманке!

— Митя! — сквозь забытье пробился испуганный голосочек. — Вы меня слышите? Вы… что с вами?

— А скажите, Зиночка… — он посмотрел на девушку, но ей показалось — что сквозь нее: глаза его были неподвижные, темные и… такие страшные, что еще немного и Зиночка бы с воплем вылетела из седла и кинулась бежать обратно по дороге, прямиком к сумасшедшему на паротелеге — в тот момент он показался ей безопасней, чем спасший ее Митя! — Именины Анны Владимировны… вы на них были?

— Мы… нет. — зябко обхватывая себя руками за плечи и уговаривая не глупить — это же Митя, что в нем может быть страшного? — пролепетала она. — Мы же барышни… незамужние… а она — разведенная… Матушка специально с нами еще на несколько дней в имении осталась, чтоб не ходить. А батюшка, тот раньше уехал, он был, да… У них с Иван Яковлевичем дела, неловко отказать…

— А не рассказывал ли вам батюшка… Цыгане, которые народ увеселяли… у них медведь был? — и посмотрел на Зинаиду прямо и пристально, что та только сдавленно пискнула и… судорожно кивнула. А потом чуть не заорала в голос, глядя на жутковатую улыбку, расцветшую на Митиных губах. Словно из разверстой могилы восставший умрун ухмыльнулся ей, прежде чем впиться клыками в горло.

[1] Ты уснешь, я тебя зарежу! (цыг.)

— Я хочу домой, я хочу к сестре… к сестрам, я… Почему мне нельзя домой?

— Потому что автоматон — только у меня. — отрезал Митя и тут же постарался примирительно улыбнуться. — Простите, Зинаида, мою грубость. Я… обеспокоен.

— А я — боюсь! — прошептала она. — У меня руки дрожат! — из-за спины высунулась маленькая ладошка с действительно подрагивающими пальцами… и длинной царапиной. Ладошку захотелось погладить, пожалеть, защитить и… зачем себе отказывать? Митя перехватил ее ладонь и поднес к губам, не столько целуя, сколько грея своим дыханием.

Позади — затихли. Кажется, даже дышать перестали, не то, что всхлипывать.

— Как… как вы можете? — наконец прогундосила у него за спиной Зинаида.

— Могу… что? — спросил Митя.

Дальше последовало короткое молчание и наконец…

— Так меня тянуть! Я вам почти что носом в… в спину уперлась!

Митя отпустил ее руку, будто обжегшись!

— П… простите…

Нашел время флиртовать! И место. И способ. А уж как они со стороны они должно быть смотрятся! На них и впрямь смотрели. Разгар дня, дорога на въезде в город запружена обычными телегами, конниками, прохожими, и все косятся на двух потрепанных седоков на едва живом автоматоне.

— Эй, барич! — окликнул их какой-то дедуган. — Може, коняшку вашего, тогось… перековать? Охромел, бедолажный! У нас и кузнец есть.

— Не сдюжит ваш кузнец. — проезжая мимо, мрачно буркнул Митя.

— И то! — согласно вздохнул дедуган. — Железная же… Такая копытом уж брыкнет — так брыкнет! Всей деревней держать придется, а кузня у нас маленькая — вся деревня не влезет.

— А моего паро-котика даже и не… перекуешь. — за спиной у Мити прошептала Зина. — и она тихо безнадежно заплакала. — Что мне дома-а ска-а-ажут! Он же очень… очень доро-о-огой! Его брату Петьке покупали, чтоб в гвардию… А я на нем ездила, потому что уме-ала-а! А Петька — не-ет! Я его люблю, я за ним ухажива-ала!

— За Петром Родионовичем? — устало уточнил Митя.

— За паро-котом! А теперь он полома-алася! Мы его бросили!

Некоторое время Митя молчал. Она ревет не потому что на них напал убийца… а потому что автоматон поломался и дома ждет скандал. И… укуси его Симаргл, он Зинаиду понимает!

— Поэтому мы и едем ко мне домой. Там мы приведем себя в порядок, найдем помощь и вернемся за вашим автоматоном. И может даже, его починят!

— Конечно! — океан страданий за спиной тут же сменился на океан безудержной радости. — У вас же Ингвар Штольц теперь живет! Он что угодно починить может!

— Может. — только и оставалось согласится Мите.

А еще Ингвар клялся, что для Мити не сделает ничего. Остается надеяться, что германец не оставит без помощи Зинаиду. Хотя бы чтоб та рассказала о его талантах Лидии.

— Если получится, можно ведь ничего не рассказывать маман и папá, и сестре… и сестрам, правда, Митя? — тут же вкрадчиво поинтересовалась Зинаида и… теперь уже сама положила ладошку Мите на сгиб локтя.

— Боюсь, нельзя. Все же на нас напал убийца.

Сзади горестно вздохнули:

— Мало, что этот убийца напал, так от него и дальше сплошное беспокойство! Вот зачем мы ему понадобились?

— Э-э-ммм… — протянул Митя. — Это довольно сложно объяснить…

— То есть, вы знаете. — заключила она. — Но не скажете.

Иногда умная девушка — не так уж и хорошо.

— Я знаю… не все. — неожиданно для себя честно сознался Митя.

Потому что теперь он точно знал, как совершилось преступление. Догадывался, кто его совершил, и был уверен в том, кто за этим стоит, но… зачем им это понадобилось, не понимал.