На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 25

— Мусичек, прекрати! — замотанная в простыню дебелая рыжая красотка метнулась к стрелку, распласталась рядом на подоконнике, одной рукой пытаясь отобрать паро-беллум, а другой придержать свесившегося из окна, не иначе как супруга, за штаны. — Ты ж его убьешь… на каторгу попадешь… или сам упадешь…

«В гробик попадешь» — мысленно закончил Митя.

Разгружавший коляску приказчик метнулся наперерез беглецу. С нечеловеческой ловкостью изогнувшись, тот поднырнул под руку. Лягнул ногой… от смачного пинка приказчик ткнулся носом в брусчатку. Не отпуская подушки, беглец вихрем пронесся мимо Мити.

«Подушка спереди ему, конечно, нужнее. Сзади-то у него хвост»

Зад беглеца покрывал такой слой курчавых волос, что это казалось почти приличным, а в такт размашистым прыжкам вилял… лохматый серый хвост! Митя ошалело потряс головой и… со всей силы дернул Ингвара за форменный ремень. Ингвар с размаху уселся на землю.

— Бабах-бабах-бабах! — три выстрела из паро-беллума слились в один… Дзанг! — пуля высекла искру из брусчатки точно меж ног сидящего Ингвара. Басовитое мужское «А-а-а!» и пронзительный женский визг — стрелок пошатнулся от отдачи. Сквозь пар, затянувший окно после выстрелов, взбрыкнули мужские ботинки. Лавочник плашмя, как лягушка, шмякнулся на составленные под окном ящики. Картон упаковок жалобно хрупнул, проламываясь — свертки с чаем посыпались на мостовую. «И-и-и!» — рыжая дама в развевающейся простыне спикировала прямиком на супруга. Из груди лавочника вырвался жалобный вой, ящик сплющился окончательно. Дама мгновение сидела неподвижно… а потом принялась самозабвенно орать, не забывая кутаться в простыню.

— Убили! Хозяина с хозяйкой как есть убили! — завопил вскочивший на ноги здоровяк-приказчик.

Визг рыжей дамы приобрел оттенок трагизма: она явно была согласна, что убили, вот почти совсем…

— Э-э-эк! — разгневанный приказчик подхватил ящик, и словно античный дискобол, с размаху швырнул его вслед беглецу.

Ящик полетел! Раскрываясь на лету и роняя свертки с чаем, он летел, летел, летел беглецу прямиком в ноги…

Беглец взвился в прыжке — он в одну сторону, подушка в другую. На лету перевернулся через голову… и… на брусчатку приземлился громадный… лохматый… серый… пес?

— Волк! — тут же понял свою ошибку Митя.

— Ауррр? — волк развернулся… В рыке этом звучали совершенно человеческие, отчетливо оскорбленные интонации. Волчья лапа придавила сверток с чаем, сверток лопнул, мелкая чайная пыль ударила в нос, волк чихнул… Громогласно. Второй раз, третий… Налитый кровью взгляд нашел швырнувшего ящик приказчика. Рыча и чихая, чихая и рыча, волк кинулся к обидчику.

— А-а-а! — заорал тот и со всех ног рванул под защиту чайной лавочки.

— А-а-а! — дверь лавочки распахнулась, оттуда выскочил второй приказчик, вооруженный железным ломом. И с воплем. — Бей блохастых! — кинулся на защиту приятелю.

— Тыдыщ! — лом шарахнул по брусчатке — волк ловко скакнул в сторону. И прежде, чем приказчик снова успел взмахнуть ломом, с яростным рыком сшиб его на мостовую.

Навис, жутко зарычал, скаля клыки… и снова чихнул, забрызгав зажмурившегося приказчика соплями.

Взвыли оба, разом, и принялись утираться: лежащий приказчик рукавом, а плюхнувшийся ему на живот волк — тоже рукавом. Приказчика.

— Ах ты ж… — валяющийся среди раздавленных ящиков лавочник очухался и спихнул с себя вопящую супругу.

Перевернулся на живот и… держа пистолет обеими руками, принялся выцеливать волка.

Обтирающий морду об приказчиков рукав волк замер… Поднял голову… Глаза его уставились поверх пляшущего дула… Волк встал — приказчик сдавленно крякнул под придавившими его лапами. Медленно, зловеще, крадущимся шагом волк двинулся к лавочнику.

Тот прищурился и паро-беллум в его руках перестал трястись, нацелившись точно волку в лоб…

Волк оскалился и заклокотал рыком в горле…

— Он же его убьет! — завопили одновременно дама и Ингвар. И непонятно было: волк лавочника или лавочник волка…

Волк прыгнул…

«Только не промахнуться… Только не лезвием… — успел подумать Митя, позволяя ножу для нечисти скользнуть в ладонь… — Ради Бабушки… ой, нет, ради Бога, только не лезвием!»

Серебряный нож рыбкой выпрыгнул из руки и… отполированная пальцами осиновая рукоять ударила паро-беллум по стволу.

— Пших! — ствол дернулся, пуля впилась в стену дома, а пар отдачи ударил во все стороны.

Стрелок завопил, роняя паро-беллум и прикрывая лицо.

Сбитый с прыжка волк кубарем покатился по мостовой и по-щенячьи визжа, закрутился на месте, пытаясь вылизывать ошпаренный паром бок!

— Прекратить! А ну, прекратить!

Из проулка галопом вылетел конь. Галоп выглядел странно: конь пытался скакать, но под тяжестью всадника его кренило на сторону, ноги подгибались, он то и дело проседал брюхом, а еще выписывал кренделя, едва не натыкаясь на стены домов. И шумно выдохнул, когда громадный всадник кубарем выкатился из седла.

Хрясь! Кулак всадника врубился волку в морду… Волк рухнул, как подрубленное дерево. И остался лежать, раскинув лапы и закрыв глаза. Банг! Крепкая плюха усадила лавочника рядом — паро-беллум выпал у него из рук.

Всадник медленно повернулся, окидывая многозначительным взглядом остальных участников баталии. Дама перестала визжать. Схватившийся за лом приказчик аккуратно разжал пальцы, железяка глухо стукнула об мостовую, а сам приказчик торопливо изобразил обморок — такой глубокий, что глаза аж не закрыты, а зажмурены! Второй приказчик аккуратно вернул ящик к стеночке, и принялся оправлять, точно единственной его целью было выставить их ровненько, как по шнуру.

— Я буду жаловаться, господин Потапенко! — держась за стремительно распухающую щеку, прошамкал лавочник. — Ваша казаки врываются в дома честных обывателей, рушат узы брака и… и… покражи учиняют! Я на него в суд! И на вас! За побои!

На последних словах волк судорожно дернул всеми четырьмя лапами, намереваясь восстать из обморочных, но натолкнулся на взгляд войскового старшины Потапенко и снова торопливо разлегся по мостовой.

— Та тож хиба побои, пане Сердюков? — многозначительно впечатывая кулак в ладонь, прогудел Михал Михалыч. — То ж так… ласка! А вот интересно знать, шо такого мой человек у вас покрал?

— Челове-ек? Шельма он хвостатая! Вот… — лавочник завертел головой. — Подушку скрал! — он с торжеством указал на клочья слипшихся перьев на мостовой. — Ее еще моя маменька набивала!

— Краще б она тебе щось инше набила! — фыркнула рыжая в простыне.

— А ты молчи… профурсетка! — рявкнул лавочник.

— Шо-о-о? — дамочка попыталась упереть руки в бока, но простыня чуть не соскользнула, и она вцепилась в нее обеими руками. — А ну, виддай пукалку!

— Зачем тебе? — не вставая, лавочник ухватил паро-беллум и попытался отползти от грозно наступающей на него супруги.

— Языка видстрелю, шоб не смел жену матерно лаять!

— Я не лаю! Человек тому що! А ось ты зи своими хвостатыми…

— Прекратить! — рявкнул войсковой старшина. — Это шо ж вы такое творите, паны Сердюковы? Из-за вашей особливо ценной подушки…

— Не из-за подушки, а из-за…

— Стрельбы на улице учиняете! — рык войскового старшины перекрыл слабые возражения. — Подвергаете опасности честных обывателей и… — он поглядел на так и сидящего на мостовой Ингвара, и застывшего позади него Митю. Совершенно по-бабьи всплеснул могучими ручищами — так что чуть рукава казачьего мундира не треснули — и зловеще прорычал. — …и самонаиглавнейшего полицмейстера всея губернии сынка, ось! — и драматическим жестом указал в сторону юношей.

— А… Который из них сынок? — таким же драматическим шепотом вопросил лавочник. — Который зад на мостовой протирает, или который колышком торчит?

Обиделись оба: Ингвар начал торопливо подниматься, а Митя переступил с ноги на ногу и на всякий случай еще руку за борт сюртука заложил, для солидности. Так кузен-губернатор делал, выступая перед чиновниками.