На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 1

— Расставляем ручки, трясем юбчонками! — перегородив проходную немалыми своими телесами, здоровенная бабища обыскивала фабричную девчонку: быстро, но аккуратно ощупала выцветшую кофту, сунула пальцы за пояс и резко встряхнула юбку. И тут же утратив всякий интерес, мотнула головой на выход. — Следующая давай! Подходи — не задерживайся! Чем быстрее я увижу, что вы ни отрезов, ни лоскутов с панской фабрики не тянете, тем быстрее спать пойдете.

— Жадюги ваши паны — лоскутков жалеют. Убудет от них, чи шо? — расставляя руки, чтоб контролерше удобнее было обхлопывать бока, буркнула следующая фабричная — совсем молоденькая девчонка лет шестнадцати. Голос ее звучал равнодушно, а на плоском веснушчатом лице была написана усталая скука.

— Не нравится — вертайся в свою деревню коровам хвосты крутить. — также равнодушно откликнулась контролерша. — Следующая!

— Подтяните мне панталоны, Оксана Мартыновна, будьте так ласковы! Раз уж все едино там лазаете. — с томной манерностью протянула черноглазая бойкая дивчина. Очередь захохотала, а дивчина немедленно получила по заду шлепка, выбившего пыль из ветхой юбчонки. — С вашими нежными ручками только в панские камеристки.

Очередь захохотала снова, а бабища добродушно буркнула:

— Иди отсюда, балаболка! Глаза б мои тебя не видели.

Девица изобразила шутовской реверанс, схватила за руку поджидающую ее веснушчатую подружку, и со всех ног кинулась через проходную ткацкой фабрики на улицу. Они выскочили на заставленный ящиками и тюками фабричный двор.

— Бубух! — рядом с грохотом обрушилась огромная металлическая нога. Фонарь над проходной качнулся, девушки с визгом метнулись в сторону.

— Скра-а-ап! — стальные клешни проплыли мимо, подхватили сразу пару ящиков, и — бубух! бубух! — железная фигура, во мраке смахивающая на гигантского безголового человека, зашагала прочь.

— У-у, идолище поганое! — черноглазая погрозила стальному человеку тощим кулачком.

Сидящий меж плеч грузового паро-бота парень обернулся — в свете фонаря видна была белозубая усмешка под узкой ниткой усов — и помахал девицам.

Черноглазая погрозила кулаком второй раз — и потащила подружку вон со двора.

Им навстречу тянулась мрачная вереница одетых в затрапез уборщиц: ночная смена на ткацкой фабрике заканчивалась затемно, дневная начиналась засветло и оставалось совсем немного времени прибрать пыль и грязь, способные испортить дорогое шерстяное сукно.

— Поломойки! — хмыкнула черноглазая и обе девчонки прошествовали мимо, явно важничая и задирая носы — они-то фабричные!

Свернули в темный проулок… свет от фабрики исчез, словно угол обшарпанного домишки отрезал его. Даже грохот укладывающего ящики паро-бота стал приглушенным. Важное выражение мгновенно стекло с лица черноглазой, и она заскакала вокруг веснушчатой подружки, выделывая носками латаных ботинок лихую «ковырялочку»:

— Получилось! Ты такая: «Убудет от них…» А я: «Панталоны подтяните…» А она: «Глаза б мои тебя не видели…» — она захохотала. — Так ведь и не увидели, ничегошеньки! Получилось! — от полноты чувств она схватила подружку за руки…

— Шо ж таке у тебя получилось, краля моя? — спросил ленивый мужской голос.

Черноглазая замерла, крепко сжимая ладони подруги и не оборачиваясь.

— Франт, что ли? — все также не оглядываясь, краем рта спросила она.

Веснушчатая девчонка поглядела поверх ее плеча. Под едва тлеющим уличным фонарем, привалившись к фонарному столбу, стоял и впрямь настоящий франт. Конечно, ежели присмотреться, заметно было: сюртук на нем из тех, что воры-халамидники тащат с бельевых веревок на задних дворах дешевых, не огороженных кольцом охранных рун, доходных домов. А потом несут на окраину «Фабрики» к тихому портному Якову Исааковичу, чтоб тот перелицевал обшлага да заменил приметный галун и пуговицы. Но сейчас, в неверном свете фонаря, Франт был чудо как хорош: в похожем на ведерко для угля цилиндре, ярко-желтых штиблетах, и перчатках — хоть и грязных, да лайковых. И даже трость у него имелась — ею он элегантно покачивал, глядя в затылок черноглазке. Веснушчатая тяжко вздохнула и кивнула.

- Тикаем! — одними губами шепнула черноглазая… и стремительно сорвавшись с места, ринулась мимо фонаря в темноту переулков. — Бежи, Леська, бежи!

Подхватив подол, веснушчатая Леська рванула за ней — только каблуки стоптанных ботинок замолотили по брусчатке.

— Стой! Стой, кому сказал, дуры! — заорал вслед Франт, но улепетывающие девушки даже не оглянулись, они бежали… бежали…

— Бах! — широко раскинув руки, наперерез из тьмы метнулась громадная тень. Бегущая впереди Леська с разгона врезалась в чью-то твердую, как доска, грудь. Плечи сжали как в тисках, развернули, точно куклу, намертво прижав к пропахшей махоркой рубахе. Леська еще успела увидеть, как подружка несется прямо на нее — блестели во мраке широко распахнутые испуганные глаза. Потом за спиной у нее выросла другая тень — длинная, тощая, в высоченном цилиндре. Франт присел в выпаде и кончик трости ткнулся бегущей черноглазке меж ног.

— А-а! — она взмахнула руками и теряя платок, кубарем покатилась по грязной щербатой мостовой.

Леська глухо всхлипнула — подружка копошилась у самых ее ног, отчаянно пытаясь подняться.

Встать самой ей не дали: Франт подскочил, дернул с земли, со всего маху приложил об стену облезлого домишки, тростью прижав девушке горло.

— И куды ж ты тикаешь от своего разлюбезного дролечки? — прошипел он.

— Пусти! — она попыталась лягнуть носком ботинка, но Франт легко отступил в сторону, а тростью на горло надавил сильнее — черноглазка захрипела.

— Я еще ни за одной дивчиной так не бегал! — Франт укоризненно покачал головой. — А всё чего — спросить хотел. Вот скажи мне, краля моя Марьянка… — он снова двинул тростью, заставляя черноглазку судорожно заперхать. Придвинулся близко-близко, так что его губы почти касались ее лица. — Где оно?

— Что? — простонала Марьянка.

— А то, что ты со своей фабрики вынесла. — он снова двинул тростью и надсаживаясь до вздувшихся на лбу вен, гаркнул. — Только не ври!

— Эй, заткнулись там! Спят люди! — проорали из домишка, возле которого они копошились.

— Сам умолкни! — гаркнул в ответ Франт, но голос понизил. — Думаешь, я не знаю? Отрез сукна старому Исакычу продала? Продала! Где деньги? — он на миг ослабил трость, только для того, чтоб толкнуть девушку, стукнув ее затылком об стену.

— Тебе-то что до тех денег? — затрепыхалась Марьянка.

— Сама забогатиться решила? Без своего дролечки? — фальшиво возмутился Франт. — А кто тебя надысь на променаду водил, лимонадой поил? Вот и ты меня порадуй… Что там у тебя? — и он решительно задрал подол ее юбки.

— Пусти, гад! Никакой ты мне не дролечка! — Марьянка засучила ногами, снова попыталась пнуть франта, но тот рванул юбку вверх… и тихо засмеялся:

— Ты гляди, Петро, как оно хитро!

Юбка Марьянки и впрямь представляла собой любопытное сооружение: край ее был подвернут и подвязан к поясу на тонких нитках. А внутри, как в колыбельке, совершенно незаметный при обыске, лежал отрез отлично винно-красной выделанной шерсти.

— Да ты, Франт, того… поэт! — одобрительно прохрипел Петро, глядя на переброшенный через руку франта отрез.

— Еще какой! — согласился Франт, щупая шерсть. — Ты гляди! Не бракованная. На брюки, а то и спинжак хватит. За такую Исакыч не меньше полтины даст. — франт завернулся в отрез, будто в плащ и гордо подбоченился. — Молодцом, Марьянка! Была б молодцом… кабы б не была девкой! Лживой, как все ваше племя! Это ж надо, хабар от своих прятать! Придется тебя за то наказать. Верно, Петро?

— А як же! — немедленно согласился громила, крепче стискивая дернувшуюся было Леську.

Франт лениво хлопнул Марьянку по лицу. Выставив скрюченные пальцы, девушка прыгнула на него, как кошка… Коротко хлестнула трость и подвывая от боли, Марьянка рухнула на мостовую.