Амбивалентность - 2 P.S: Я научу тебя прощать (СИ) - Ельская Ингрид - Страница 18

Нас затащили в грязный фургон. Ну, как затащили… Я не сопротивлялась и покорно залезла в салон, а Ильяса грубо зашвырнули. С ним не церемонились. Меня удивляло и бесило, что он абсолютно не сопротивлялся. Сдался, не попытавшись спастись. На него это не похоже. Если бы не рана, подумала, что это постановка.

Дверь громко захлопнулась, отрезая нас от внешнего мира. В замкнутом пространстве у меня началась истерика. Я забилась в дальний угол, не обращая внимания на грязь и, обхватив себя за колени, начала рыдать. Казалось, что в пыльном салоне катастрофически не хватало воздуха и было холодно, как в склепе. Если бы не окна, сквозь которые поступал свет, я бы окончательно сошла с ума.

Захлебываясь слезами, жалела себя, проклинала свое непослушание, которое как обычно вышло мне боком и пугалась бешеного сердцебиения, от которого ребра угрожали сломаться. Кажется, у меня начиналась паническая атака. Жуткий страх за свое будущее окольцевал разум, доводя до предобморочного состояния.

Я не заметила, как Ильяс оказался рядом и обнял меня за плечи.

— Мышонок, успокойся. Все будет хорошо, я не позволю тебя обидеть, — как он мог говорить так спокойно, словно мы в аквапарк ехали, а не на казнь? Он же видел, что меня хотели убить! Эти люди не были пушистыми котиками и не собирались нас жалеть. Мне было страшно представить, что они с нами сделают, когда привезут на место.

— Ничего не будет хорошо, — заскулила я, прижимаясь к нему, — я устала, мне это все надоело! Когда все закончится, Ильяс? Я не вижу выхода из ситуации. Или меня убьют эти люди или ты заставишь убить Волкова. Мы вроде бы с тобой сейчас в одной лодке, но если бы не ты, ничего не было!

Он сидел рядом, гладя мои волосы и пытался успокоить. Я ощущала его тяжёлое горячее дыхание на себе и ласковые пальцы, которые нежно перебирали волосы.

— Я хотел помочь и поговорить. У нас осталось множество неразрешенных вопросов.

— Когда хотят поговорить, не похищают! Ты выворачиваешь ситуацию в свою пользу и пытаешься очернить моего мужа, выставляешь его монстром, а себя ангелком. Даже если ты и спасал меня, не прощу того, каким способом ты это хотел сделать!

Я попыталась отстраниться от него, показывая, что мне неприятны его прикосновения. Мне казалось, если приму его заботу, то предам мужа. Или я боялась того, что как раньше поведусь на заботу и ласку своей первой любви? Она ведь все равно плещется где-то в глубине меня, хоть и боюсь себе в этом признаться.

— Тебе нельзя нервничать. Давай будем дышать ровно. Слышишь меня? Делай глубокий вдох…теперь выдыхай, — я услышала успокаивающий голос и перестала дергаться.

Ильяс прав. Мне нельзя нервничать. Черт возьми, мне нельзя нервничать, но как успокоиться, когда тебя погрузили в грязный фургон и увозили в неизвестном направлении?!

Попыталась послушаться и дышать ровно. Откинув голову к холодной стене, прикрыла глаза и постаралась нормализовать дыхание. Нужно было подумать о чем-то хорошем. Уйти хотя бы мыслями туда, где тихо и спокойно. Умиротворение настигало только в объятиях мужа. Рядом с ним всегда меня всегда накрывал купол невозмутимости, потому что знала — Волков — моя каюта спокойствия и никто не сумеет прорваться внутрь нашей нирваны, чтобы навести хаос. Никто, кроме Ильяса, который смог разрушить идиллию, словно нежный хрусталь, и теперь пытался меня утешить.

— Я не дам тебя в обиду. Ты только успокойся, если тебе станет плохо, я не смогу оказать тебе помощь, — шептал он, — я не собираюсь просить тебя убить Волкова. Я же сказал: это твои слова. Даже мысли такой не было. Ты за кого меня принимаешь?

— За человека, который убил моих родителей, — буркнула я, но вспомнила реакцию мужа на мой вопрос про маму и папу, — хотя, Назар не подтвердил, что это ты. Но если не ты, то кто?!

— Мышонок, — он обреченно уставился на меня и начал говорить таким тоном, каким обычно говорят с маленькими детьми, — да, я убийца. Я убивал людей. Ты же наверняка изучала про меня информацию и должна была знать, как я работаю. Ты же обращала внимание на мой почерк.

— Я…обращала, — я уставилась на свои колени. Они все говорят про этот гребанный почерк. И я изучала, у Сафарова действительно он был иным. Но до вчерашнего дня не задумывалась над этим, — но ты был зол на отца за то, что он сделал и не контролировал себя.

— Я не изгаляюсь над людьми, прежде чем их убить. Это в крови, рефлекс. Не могу поступить иначе, чем научили. Это не моя работа, Мышонок. Как бы я не был зол на твоего отца, его убил не я.

— А кто тогда? — повернулась к нему, чтобы увидеть, что скажет. Услышать мне было недостаточно.

— Волков. Не своими руками, он же с тобой на тот момент был, — отрезал Ильяс.

— Нас чуть не убили тоже. Назар мне жизнь спас, — мои губы задрожали.

— Я не убивал твоих родителей. Когда я пришел, они уже были мертвы, — он заладил свою пластинку и меня это взбесило:

— То есть, Назар сначала организовал покушение на нас, а потом убил моих родителей и свою охрану?!

— Зачем охрану-то? — он хотел пожать плечами, но скривился от боли. Стиснув зубы, добавил, — Охрану как раз я убил, потому что приходил к твоему отцу, чтобы поговорить. Но опоздал. Твои родители остывали в доме, но охрана была в добром здравии. Мышонок, я бы никогда не сделал то, в чем ты меня обвиняешь, — неожиданно он потянулся ко мне, будто поцеловать хотел, но резко замер, словно увидел перед собой преграду.

Я напряженно смотрела на него, пытаясь понять, лжет или нет. Сафаров прикрыл глаза, снова зажимая место ранения.

— Тебе нужно перевязать рану, ты теряешь кровь, — опомнилась, дотронувшись до его руки. Парень дернулся от меня и скованно улыбнулся:

— Я сам все сделаю. Это ерунда.

— Прекрати, я умею делать перевязку, я Назару помогала, когда его ранили после свадьбы.

Замолчала, вспоминая, что тогда впервые увидела обратную сторону жизни своего мужа. На тот момент я его ненавидела. За сутки до стрельбы желала ему смерти, а в момент, когда он спас меня, испугалась, что могу потерять. Сейчас история повторялась: ненавидела Ильяса, но не хотела терять. Интуиция шептала, что только он сейчас мог помочь мне не свихнуться. Поэтому уверенно потянулась к нему, чтобы помочь снять куртку, кофту и использовать футболку в качестве бинта. Сафарову повезло — пуля прошла навылет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В куртке таблетки, — стискивая зубы, пробормотал парень, когда мы закончили. От боли на лбу выступила испарина и он начал бледнеть, — достань, пожалуйста.

— Это сильное обезболивающее, — я выполнила его просьбу, протягивая блистер с таблетками. — Зачем ты пьешь их?

— Голова болит иногда. Ерунда, — он без воды проглотил два колеса и прикрыл глаза, — сейчас пройдет и я смогу ясно мыслить.

Осторожно рассматривая парня, который устало сидел на полу, прислонившись к кузову, пыталась предугадать, что творилось у него в голове. Тщетно.

— Ильяс, — тихо спросила, — как ты выжил?

— Тебе, правда, интересно? — мазнул по мне взглядом. — Ты в порядке?

— В порядке. Мне интересно, расскажи.

— Когда твой муж взорвал ангар, меня из него вытащила Амина с охранником. Они ждали снаружи, — он грустно улыбнулся, — а спас Глеб, который пытался вытащить меня, после того, как меня снял снайпер. Сам он, наверное, не спасся…

Я не стала говорить, что нашла Глеба в ожоговом центре спустя время и про себя подумала, что при всей своей преданности моя правая рука, по совместительству лучший друг, и словом не обмолвился о том, что вытаскивал Ильяса.

— Амина перевезла меня в другой город, где мне оказали помощь, — продолжил парень, — я некоторое время был в коме, потом долго восстанавливался. Татуировки набивал, чтобы скрыть ожоги, — он с презрением посмотрел на свои рукава, — в том городе я начал новую жизнь.

— Ты начал новую жизнь с Аминой?

— Нет, у меня была другая девушка, но… впрочем, это все неважно. Из моей головы ты не выходила. Не было и дня, чтобы не думал о тебе, не вспоминал какие-то моменты нашей прошлой жизни. Незакрытый гештальт, знаешь. Не мог жить, не увидев снова тебя. В глаза твои заглянуть хотел. Поговорить, — он начал одеваться.