Амброзия (СИ) - Билык Диана - Страница 23

– Просто доверься. Я не могу тебе всего говорить, не потому что не хочу, а потому что у стен есть уши.

Да-да, я все еще здесь.

Лина скрипнула зубами и отдернулась.

– Что было между вами? Нами! Говори! – шагнула назад и, зацепившись за угол дивана, рухнула на пол. Беззвучно зарыдала, потому что не хотела слышать ответ. Не могла себе признаться, чего хочет сама. Слезы обожгли ладони, щеки защипало, а в груди сдавило, и Лина не могла сделать вдох.

– Тише… – прошептал Кирилл, присаживаясь рядом и притягивая ее к плечу. Зарывшись пальцами в волосы, проговорил: – Я просто сделал ей приятно, и только.

Врет он! Было у нас! Трахались так, что диван чуть не проломили! Не ве-е-ерь! Я доказать могу…

– Почему я должна верить? Да и хочешь сказать, это не одно и тоже?

Кирилл мотнул головой и наклонился. Терпкий запах загорелой кожи защекотал нюх. Желание просыпалось стремительно и распускалось, как цветок пиона на солнце.

– Не одно, – шепнул в ухо, разбрасывая по телу колючки мурашек. – Я хочу, чтобы на остальное ты была согласна. Она ведь и так этого хочет, ее спрашивать не нужно. А ты?

Лина напряглась. Зачем ему это?

– Полечиться хочешь? Или развлечься?

Власов еще приблизился и потянул руку к ее волосам. Показалось, что на затылок легла грелка. Он глядел в глаза и говорил монотонно и спокойно, наклоняя к себе:

– Думай, что хочешь. Мне надоело оправдываться. Я не буду говорить о высоких чувствах, потому что не люблю врать, но меня влечет к тебе, и это правда. Ты способна утолить жажду, которая преследует меня много лет, и я готов закрыть глаза на некоторые вещи. Даже на то, что ты убила бедных птичек не своими руками, – он усмехнулся и, отодвинувшись, резко встал. От этого мир зашатался и, казалось, сейчас сложится, как карточный домик.

Ангелина тихо сказала, потупившись:

– Я погубила своего парня, когда у нас был первый раз. Тогда не понимала, какой я монстр, не знала, что была причиной…

Кирилл навис над ней, закрывая широкой спиной свет из запыленного окна. Он молчал, сжимал губы и глядел из-под густых бровей. В глазах цвета мокрой мяты пряталась тоска и горечь.

– Сколько ты убил женщин? Сколько, Кирилл? – вдруг спросила Лина.

– Я научился контролировать это, – слабо и неуверенно проговорил проводник и потер подбородок. Ангелина бросила взгляд на перемотанную левую руку, которую он прижимал к бедру: гематома разрослась и распустила синие щупальца. Футболка трещала от опухоли на плече, а кровь и сукровица давно смочили бинт. Власов почти не двигал пальцами, а при поворотах вздрагивал.

Он молчал и смотрел в пол.

– Только не говори, что с первого раза! – оскалилась Лина и сжала кулак. Хотелось прикусить руку. Вонзить зубы в плоть и заставить всю эту внутреннюю боль уйти. Воспоминания были до сих пор слишком яркими и горькими.

– Я исповедоваться тебе не собираюсь, Кэйса, – грубо сказал Кирилл, увеличивая между ними расстояние. Развернувшись, он отошел к окну, где разгорался кровавый закат. – Только бы стены устояли, только бы…

– Умереть боишься? – съехидничала Лина, сдерживая порыв кольнуть его побольней. – И как ты это контролировал? Научи.

– Сомневаюсь, что у тебя получится, – он повел плечом, но не обернулся.

– Почему? – Лина медленно приблизилась и встала у него за спиной.

Загляни под футболку.

– Потому что… – он повернул голову и выглянул из-за плеча. – Я не отпущу тебя.

– Думаешь, я верить тебе стану? – не удержавшись, запустила ладони под его футболку. Он горел. Жар перебирался по кончикам пальцев и скользил, как змея, прямо к сердцу. Опускался к солнечному сплетению и затапливал огненной волной низ живота.

– Не думаю – знаю.

Лина прижалась всем телом и вдохнула его запах. Кирилл задрожал.

– Как ты можешь знать? Ты угрожал мне. Я не понимаю, что вы с Германом задумали. Зачем я тебе? Ему? – Лина говорила, а сама шарила руками под футболкой. И, осознанно или нет, искала послание.

Ищи лучше. Подними ее!

Громкий вздох Кирилла отозвался в бедрах томной тяжестью.

Смотри, а то заиграешься. Ты же так этого не хотела…

– Я… – начал Кирилл.

– Умолкни! – отрезала Лина, не то ему, не то своей темной стороне.

Подцепила пальцами мягкую трикотажную ткань и подняла ее к лопаткам мужчины. Царапины, как крылья, симметрично украшали его спину. Такие можно было оставить только если в порыве страсти дернуть руки вниз.

– Лжец…

Кирилл резко развернулся и схватил ее кисти одной рукой.

– Не слушай ее! Я говорил, что она будет путать мысли, будет обманывать. Ты же не глупая, Лина! Ты же знаешь, что я полечился бы, если бы вошел в тебя! Если бы взял. Ты знаешь это! Знаешь и все равно не доверяешь.

– Ты вре-е-ешь, – процедила сквозь зубы, пытаясь вырваться.

Он отпустил ее руки и отошел.

– Иди ты!

– Дура! Ни себе, ни людям.

– Что ты хочешь? Зачем тогда обманула? Хитришь, настраиваешь! Хочешь, чтобы я виноватой себя чувствовала? Чтобы запуталась, чтобы тебе место уступила? Так?

– Так?! – закричала вслух. – Да идите вы!

Кирилл ошарашенно замер. Лина бросила взгляд на Германа, который все еще не пришел в себя, затем в окно, где быстро темнело, будто небо ложилось пузом на лес, а затем схватилась и побежала по лестнице наверх.

Грохот шагов прокатился по башне, деревянные ступени мягко вибрировали под босыми ногами. Страшно было, ведь если проломятся, Лина или свернет себе шею, или сильно поранится, а потом… Нет! Она должна беречь себя, нельзя так безрассудно ложится под нелюбимого только из-за увечий. Даже Кирилл смог сдержаться. Даже он!

Хотелось кричать, бить кулаками по стене, растрескавшейся на сегменты и распустившейся хлопьями извести, но получилось только вылететь на второй этаж и, ударившись бедром во что-то круглое по центру помещения, забиться в пропахший сыростью угол.

Шло время, темнота сгущалась, налегала на плечи и вымораживала все силы. Хотелось под плед, в теплую ванну или хотя бы душ. Смыть с себя остатки налипших перьев и следы птичьей крови. Смыть невыносимый запах Кирилла: терпкий, мускусный, оставляющий горечь на губах. Желанный аромат.

Половица скрипнула совсем близко. Лина не подняла голову, а сильнее сжалась, как бутон, что закрылся на ночь.

Тепло коснулось бедра, окутало шерстяным пледом и прижало к себе.

– Не нужно, если ты не хочешь, – сказал мягко Кирилл. – Рана не смертельна, я потерплю. Не нужно таких жертв.

Лина всхлипнула. Жалость пронзала насквозь и прошивала грудь невидимой иглой. Кэйса знала, как плохо, когда тело выворачивает изнутри, когда саморазрушается из-за мелкого пореза, а такое, как у Кирилла… не заживает за день. За неделю не затянется, будет тревожить и гноиться. Будет разрастаться, пока не сведет с ума.

– Я не могу. Не могу… Не…

– Тише, – он погладил ее по плечу и положил голову на свое здоровое плечо. – Я обработал антисептиком и уколол обезболивающее. Авось, птицы не заразные, и я до утра не превращусь в огромного скворца с акульими зубами.

Лина задержала дыхание, а затем, приподняв голову, тихо захихикала сквозь слезы. Кирилл, откинув голову назад, тоже рассмеялся. Сейчас она заметила какой бархатистый у него голос и сыпучий, будто песок, смех. Какие красивые губы, когда он улыбается, и белоснежные зубы. И подбородок: широкий, волевой. Провела пальцем по скулам и замерла, понимая, что желает его сейчас еще больше, чем в лесу. Так жадно и неистово, что готова была пожертвовать своими убеждениями.

– Отведешь меня к Астровой равнине? – шепнула она, потянувшись к его губам. Осторожно, чтобы не задеть больную руку, пересела на него верхом.

– Хочешь цветов насобирать для гербария? – низко проговорил Власов, разворачивая одеяло и поглаживая ее плечи. Он понял, что Лина сдалась, будто знал, что так и будет.